Прикладная биохимия и микробиология, 2022, T. 58, № 4, стр. 338-351

Аллельный полиморфизм генов факторов патогенности возбудителя сибирской язвы как метод оценки микробиологических рисков при изменении климата

Ю. О. Гончарова 1*, А. Г. Богун 1, И. В. Бахтеева 1, Г. М. Титарева 1, Р. И. Миронова 1, Т. Б. Кравченко 1, Н. А. Остарков 2, А. В. Брушков 34, В. С. Тимофеев 1, С. Г. Игнатов 1**

1 Государственный научный центр прикладной микробиологии и биотехнологии Роспотребнадзора
142279 Московская обл., Серпухов, р. п. Оболенск, Россия

2 Востокгосплан Минвостокразвития РФ
680000 Хабаровск, Россия

3 МГУ им. М.В. Ломоносова
119991 Москва, Россия

4 Тюменский Государственный университет
625003 Тюмень, Россия

* E-mail: iulia.belay@yandex.ru
** E-mail: ignatov@obolensk.org

Поступила в редакцию 11.02.2022
После доработки 18.02.2022
Принята к публикации 28.02.2022

Полный текст (PDF)

Аннотация

Климатические изменения приводят к появлению рисков возникновения особо опасных инфекций. На примере изучения аллельного полиморфизма генов факторов патогенности возбудителя сибирской язвы показана возможность оценки патогенного потенциала бактерий, что является необходимым условием оценки микробиологических рисков. Впервые исследован аллельный полиморфизм capBCADE-оперона (гены capB, capC, capA, capD, capE), кодирующего белки биосинтеза капсулы Bacillus anthracis, и генов acpA и acpB, кодирующих регуляторы экспрессии этого оперона. У штаммов исследуемой выборки описан ряд однонуклеотидных замен (SNP): 5 SNP в гене capB, 3 в capC, 4 в capA, 14 в capD, 2 в capE, 15 в acpB, а также 7 SNP и одна инсерция в гене acpA. В результате выборка разбита на сиквенс-типы по каждому гену и 17 генотипов, которые являются комбинациями выявленных сиквенс-типов. Трансляция in silico обнаруженных аллелей исследуемых генов позволила выявить у белков CapB и CapA по 3 изоформы, у белков CapC и CapE – по 2 изоформы, 6 изоформ у белка CapD, 5 у AcpA и 4 у AcpB. Обнаружено, что SNP capC 351A → G является маркером штаммов группы A.Br.Aust94. Штаммы группы A.Br.Vollum согласно результатам делятся на две подгруппы. Штаммы эволюционных линий B и C отличались от штаммов линии A наличием SNP acpA 853G → A. Обнаружен ранее не описанный вариабельный тандемный нуклеотидный повтор – VNTR (Variable Number Tandem Repeat) в гене acpA и показана возможность его использования для дифференцирования и генотипирования штаммов B. anthracis.

Ключевые слова: Bacillus anthracis, аллельный полиморфизм генов, capBCADE-оперон, MLVA-генотипирование

Сценарии изменения климата прогнозируют повышение среднегодовой температуры воздуха во всем мире. Эти климатологические изменения могут иметь важные последствия возникновения микробиологических рисков. Из-за особенностей радиационно-теплового баланса Арктика больше, чем другие регионы, подвержена климатическим изменениям. Арктическая экосистема, резервуар генетического микробного разнообразия, представляет собой практически неограниченный источник микроорганизмов, которые могут взаимодействовать с людьми. Повышение температур, таяние вечной мерзлоты и морского льда и связанные с ними преобразования биосферы, в частности, ускорение микробиологических процессов, могут привести к тому, что ранее географически ограниченные заболевания смогут неожиданно возникать в экономически активных арктических зонах. Возникают риски высвобождения из вечной мерзлоты микроорганизмов, к встрече с которыми люди могут быть не готовы, в том числе возбудитель сибирской язвы. В настоящее время имеется мало информации о встречаемости в арктической зоне фенотипов, проявляющих вирулентность. Исследуемые микробные фенотипы позволяют оценить факторы, влияющие на вирулентность штаммов в окружающей среде Арктики, а также потенциальные риски, связанные с изменениями в полярных районах в свете изменения климата [1].

Возбудитель сибирской язвы – Bacillus anthracis – является спорообразующей грамположительной бактерией, которая главным образом поражает копытных млекопитающих, но может передаваться и другим теплокровным животным, в том числе и человеку [2].

Отличительной особенностью B. anthracis является наличие двух плазмид вирулентности – pXO1 и pXO2, обуславливающих специфичность возбудителя в отношении организма хозяина и несущих генетические детерминанты основных факторов патогенности [3]. На плазмиде pXO1 расположены гены pagA, lef и cya, кодирующие компоненты сибиреязвенного токсина – протективный антиген, летальный и отечный факторы [4]. На плазмиде рХО2 расположен оперон capBCADE, кодирующий ферменты синтеза капсулы B. anthracis, состоящей из поли-γ-D-глутаминовой кислоты [5]. Гены cap-оперона располагаются в следующем порядке: capB, capC, capA, capD, capE и кодируют соответствующие белки у B. anthracis: CapB, CapC, CapA, CapD, CapE [6]. Предположительно, эти белки ответственны за биосинтез капсулы, а также транспорт и прикрепление остатков D-глутаминовой кислоты на поверхности бактериальных клеток [7, 8]. На плазмиде pXO2 также локализованы гены acpA и acpB, которые кодируют белки AcpA и AcpB с частично перекрывающейся функцией. AcpA и AcpB независимо положительно контролируют транскрипцию cap-оперона и многих других генов [5, 9]. Штаммы B. anthracis, имеющие в составе генома обе плазмиды, являются вирулентными для людей и животных.

Способность к формированию спор обуславливает важные особенности жизненного цикла B. anthracis. В состоянии споры бактериальные клетки способны пребывать в жизнеспособном состоянии десятки и сотни лет [2]. Помимо формирования почвенных очагов на месте гибели больных сибирской язвой животных, существует риск получения зараженного спорами животного сырья, такого как шерсть или шкуры, и распространения его на большие расстояния антропогенным путем. Все это привело к повсеместному распространению сибирской язвы в районах с развитым животноводством. Кроме того, существует гипотеза об антропогенном распространении спор сибирской язвы вместе с перемещением домашнего скота во времена монгольского нашествия [10].

Особенно важным является увеличение рисков появления вспышек сибирской язвы в Арктической зоне РФ, связанных с климатическими изменениями. Длительная сохраняемость спор в почве и на предметах обихода приводит к возможности возникновения вспышек данного заболевания (особенно при изменении климата), а в некоторых случаях и крупных эпизоотий, как это произошло летом 2016 г. на полуострове Ямал. Данная вспышка стала причиной гибели более 2000 северных оленей и одного человека, а также привела к заболеванию 10 человек [10, 11]. Еще одним интересным событием являлось обнаружение мумий пещерных львят в Якутии, под которыми на различной глубине в почве были выявлены как минимум три штамма вида B. anthracis [10].

Климатические изменения приводят к необходимости изучения причин возникновения вспышек и всестороннего исследования микроорганизма с целью предотвращения заболеваемости. Одной из сторон таких исследований является изучение вероятного происхождения штамма, вызвавшего заболевание. Для выяснения происхождения того или иного штамма микроорганизмов используется ряд молекулярных методов диагностики (филогенетические исследования).

В случае с возбудителем сибирской язвой важно учитывать, что микроорганизм возник относительно недавно (примерно 12–26 тыс. лет назад) [12] и большую часть жизненного цикла проводит в состоянии споры. Вследствие этого вид B. anthracis отличается слабовыраженным генетическим полиморфизмом, что не позволяет разделить его на подвиды и составляет большую сложность для филогенетических исследований. Кроме того, B. anthracis вместе с другими представителями рода Bacillus является членом группы Bacillus cereus, в состав которой входят девять крайне близкородственных на генетическом уровне видов [13]. Все это приводит к необходимости дифференцирования возбудителя сибирской язвы от других видов, а также выявления различий между штаммами.

В настоящее время существует ряд методов генотипирования, позволяющих составить генетический портрет штамма. К одним из основных относят canSNP-генотипирование, основанное на определении нуклеотида в одном из 14 положений на хромосоме в геноме B. anthracis – так называемых канонических SNP (canSNP). С помощью этого метода глобальная популяция возбудителя сибирской язвы была разделена на три основные эволюционные линии – А, В и С, среди которых выделяют 14 canSNP-групп, имеющих в некоторых случаях привязку к географическому региону [14, 15]. Вторым по значимости методом можно назвать подход MLVA-генотипирования (Multiple Locus VNTR Analysis – мультилокусный анализ вариабельных нуклеотидных тандемных повторов), основанный на определении числа тандемных повторов в ряду описанных VNTR-локусов (Variable Number Tandem Repeat – вариабельные тандемные нуклеотидные повторы), большинство из которых расположено на хромосоме [16]. При этом предложено использовать несколько локусов, имеющих плазмидную локализацию, хотя они имеют небольшую длину повтора, равную двум-трем парам нуклеотидов (п.н), что обуславливает необходимость дорогостоящего оборудования для определения числа таких повторов в локусе. В совокупности эти методы позволяют быстро и с высоким разрешением получить информацию о филогенетическом положении исследуемого штамма [14].

Поскольку B. anthracis является патогенным микроорганизмом, закономерно возникает вопрос о необходимости всестороннего изучения факторов его патогенности. Например, роль различных аминокислотных остатков в последовательностях белков-факторов патогенности и полиморфизм генов, кодирующих эти факторы, в глобальной популяции вида. Такой подход позволил бы не только внести вклад в изучение структур белков-факторов патогенности, но и применить полученные данные для генотипирования штаммов на основе полиморфизма изучаемых генов. В настоящий момент нет работ, в которых был бы описан полиморфизм генов факторов патогенности, расположенных на плазмиде рХО2, у штаммов B. anthracis.

Цель работы – описание полиморфизма генов capBCADE-оперона, кодирующих белки биосинтеза капсулы, и генов acpA и acpB, кодирующих регуляторные белки биосинтеза капсулы, на основе данных полногеномного секвенирования B. anthracis, а также использование результатов для генотипирования, дифференцирования и филогенетических исследований штаммов.

МЕТОДИКА

Штаммы. В работе исследованы 77 штаммов B. anthracis и 2 штамма B. cereus, имеющих различное географическое происхождение (табл. 1). При этом 37 штаммов были выделены на территории России и сопредельных государств, и депонированы в Государственной коллекции патогенных микроорганизмов и клеточных культур Государственного научного центра прикладной микробиологии и биотехнологии Роспотребнадзора (ГНЦ ПМБ, Оболенск, Россия). Другие 40 штаммов B. anthracis, 1 штамм B. cereus biovar anthracis и 1 штамм B. cereus, геномы которых депонированы в базе данных GenBank, были включены в выборку в качестве аутгруппы. Для всех исследуемых штаммов B. anthracis ранее была определена canSNP-группа.

Таблица 1.  

Перечень исследуемых штаммов и географические точки их выделения

Штаммы из рабочей коллекции Штаммы из GenBank
Штамм * Географическое происхождение canSNP-группа Штамм Географическое происхождение canSNP-группа Номер доступа в GenBank**
1 2 3 4 5 6 7
I-271 ЯНАО A.Br.001/002 14RA5914 Германия A.Br.001/002 GCA_002277915.1
34(738) Казахстан A.Br.001/002 A16 Китай A.Br.001/002 GCA_000512835.2
52/33 Чечено-Ингушетия A.Br.001/002 Stendal Германия A.Br.001/002 GCA_001543225.1
1273 Волгоградская обл. A.Br.008/011 Tangail-1 Бангладеш A.Br.001/002 GCA_001654475.1
53169 Н/Д A.Br.008/011 BFV Ямайка A.Br.001/002 GCA_000742875.1
1(14) Stavropol Украина A.Br.008/011 BA1015 США A.Br.003/004 GCA_000832665.1
1030/213 Карачаево-Черкессия A.Br.008/011 K3 ЮАР A.Br.005/006 GCA_000832465.1
1056/51 Ставропольский край A.Br.008/011 CZC5 Замбия A.Br.005/006 GCA_000534935.2
219/6 Узбекистан A.Br.008/011 A0135 Танзания A.Br.005/006 SRR2968157
367/17 Тульская обл. A.Br.008/011 H9401 Корея A.Br.005/007 GCA_000258885.1
46/27 Чечено-Ингушетия A.Br.008/011 A2075 Танзания A.Br.005/006 SRR2968187
47/28 Чечено-Ингушетия A.Br.008/011 A2079 Танзания A.Br.005/006 SRR2968188
48/29 Чечено-Ингушетия A.Br.008/011 Larissa Греция A.Br.008/011 GCA_001277955.1
531/17 Калмыкия A.Br.008/011 Turkey32 Турция A.Br.008/011 GCA_000833275.1
546/714 Воронежская обл. A.Br.008/011 A1144 Аргентина A.Br.011/009 GCA_000875715.1
555/288 Оренбургская обл. A.Br.008/011 Pollino Италия A.Br.011/009 GCA_000831505.1
644/268 Украина A.Br.008/011 London 499 Великобритания A.Br.011/009 GCA_003227955.1
68/12 Азербайджан A.Br.008/011 Shikan-NIID Япония A.Br.Ames GCA_002356575.1
7(992) Новгородская область A.Br.008/011 Ames Ancestor США A.Br.Ames GCA_000008445.1
8(2099) Татарстан A.Br.008/011 A0248 США A.Br.Ames GCA_000022865.1
914/213 Чечено-Ингушетия A.Br.008/011 A2012 США A.Br.Ames GCA_000006155.2
LP50/3YA Якутия A.Br.008/011 Ohio ACB США A.Br.Aust94 GCA_000832505.1
LP51/4YA Якутия A.Br.008/011 Kanchipuram Индия A.Br.Aust94 GCA_014249775.1
1183 Кабардино-Балкарская республика A.Br.008/011 K1285 Намибия A.Br.008/011 SRR2071843
1298 Волгоград A.Br.008/011 A3716 Намибия A.Br.Aust94 SRR2968149
1173 Ставропольский край A.Br.Aust94 SK-102 США A.Br.Vollum GCA_000832565.1
1259 Ставропольский край A.Br.Aust94 Vollum 1B США A.Br.Vollum GCA_000832445.1
1199 Дагестан A.Br.Aust94 Vollum США A.Br.Vollum GCA_000742895.1
331/214 Азербайджан A.Br.Aust94 CDC 684 США A.Br.Vollum GCA_000021445.1
822/7 Чечено-Ингушетия A.Br.Aust94 Canadian bison Канада A.Br.WNA GCA_000833125.1
11(1940) Туркменистан A.Br.Vollum BA1035 ЮАР B.Br.001/002 GCA_000832725.1
15(1345) Таджикистан A.Br.Vollum HYU01 Корея B.Br.001/002 GCA_000725325.1
157(B-1107) Эстония B.Br.001/002 SVA11 Швеция B.Br.001/002 GCA_000583105.1
I-364 Сибирь B.Br.001/002 Tyrol 4675 Австрия B.Br.CNEVA GCA_001936375.1
LP53/5YA Якутия B.Br.001/002 RA3 Франция B.Br.CNEVA GCA_000832745.1
Yamal-2 Ямал B.Br.001/002 BF1 Германия B.Br.CNEVA GCA_000295695.2
44 Н/Д*** B.Br.CNEVA 17OD930 Швейцария B.Br.CNEVA GCA_006088855.1
  Pasteur Н/Д A.Br.011/009 GCA_000832585.1
2002013094 США C.Br.001 GCA_000832965.1
2000031021 США C.Br.001 GCA_000742655.1
B. cereus BC-AK Китай GCA_002117465.1
B. cereus bv. anthracis CI Кот-д’Ивуар GCA_000143605.1

* Перечислены штаммы B. anthracis, если не указан другой вид; ** номер доступа к последовательности генома или к архиву с необработанными результатами полногеномного секвенирования; *** Н/Д – нет данных.

Праймеры. В качестве ПЦР-праймеров для амплификации локуса VNTRacpA использовали V-NTRacpAF – 5'-ATAGGGAAACAACATAATATAAA-3' и VNTRacpAR – 5'-TATTTGCTTGCAAAGATTCCTA-3'.

Полногеномное секвенирование. Культуры штаммов B. anthracis выращивали на твердой питательной среде ГРМ-агар (ГНЦ ПМБ, Россия) в течение 12 ч при 37°C. Геномная ДНК была выделена с помощью набора “Genomic DNA Purification Kit” (“Thermo Fisher Scientific”, США). Библиотеки были подготовлены с помощью набора “Nextera DNA Library Preparation Kit” (“Illumina”, США). Полногеномное секвенирование осуществляли с использованием приборов “MiSeq” (“Illumina”, США) и “Ion Torrent PGM” (“Thermo Fisher Scientific”, США) и соответствующих наборов реагентов: “Miseq Reagent Kit v3” (“Illumina”, США), “Ion PGM Reagents 400 Kit”, “Ion 318 Chip Kit” (“Thermo Fisher Scientific”, США).

Обеззараживание материала проводили в соответствии с СП 1.3.3118-13 и МУ 1.3.2569-2009.

Биоинформатический анализ. Сборки нуклеотидных последовательностей исследуемых генов по результатам полногеномного секвенирования осуществляли с использованием программного пакета Lasergene (“Dnastar”, США) (dnastar.com). В качестве референсного генома, на последовательность которого осуществляли сборку, использовали геном штамма B. anthracis Ames Ancestor (GenBank: GCA_000008445.1).

Поиск нуклеотидных последовательностей штаммов B. anthracis и B. cereus, геномы которых депонированы в GenBank, проводили с использованием программы BLAST (http:// www.ncbi. nlm.nih.gov/blast).

Трансляцию in silico нуклеотидных последовательностей в аминокислотные и множественные выравнивания осуществляли с помощью программного пакета MEGA 7.0 (http://www.megasoftware.net).

Филогенетический (кластерный) анализ проводили с помощью программного пакета MEGA 7.0. Филогенетические древа (дендрограммы) были построены с использованием метода невзвешенного попарного среднего (UPGMA). Для филогенетического анализа использовали слитые in silico последовательности исследуемых генов.

MLVA-генотипирование. MLVA-генотипирование (multiple locus variable number tandem repeats analysis) проводили согласно протоколу, описанному в работе [17] с использованием сконструированных в данной работе праймеров.

ПЦР осуществляли для амплификации VNTR-локуса с использованием набора “Taq DNA Polymerase” (“Thermo Fisher Scientific”, США). Состав ПЦР-смеси: 10× ПЦР-буфер; MgCl2 – 2.5 мM; дНТФ – 0.2 мM; праймеры – по 10 пмоль каждого на реакцию; Taq-ДНК-полимераза – 1 ед.; в качестве источника матрицы добавляли по 1 мкл раствора ДНК исследуемых штаммов в ТE-буфере (5–20 нг); Н2О – до 25 мкл. В качестве отрицательного контроля амплификации использовали ТE-буфер. Амплификацию проводили на приборе “Т100 Thermal Cycler” (“Bio-Rad”, США).

Определение длины амплифицированного фрагмента проводили методом гель-электрофореза, рассчитывая результаты путем подсчета числа повторов в VNTR-локусе. Гель-электрофорез проводили в 3%-ном агарозном геле (“Хеликон”, Россия) в 0.5×TBE-буфере с последующим окрашиванием в водном растворе бромистого этидия (100 мг/л). Результаты регистрировали с использованием трансиллюминатора “ECX-F15.L” (“Vilber ourmat”, Франция) при длине волны 254 нм и системы гель-документирования “Взгляд” (“Хеликон”, РФ), а также программного обеспечения “IC Measure” (“Imaging Source Europe GmbH”, Германия).

Размер фрагмента определяли с помощью маркера молекулярных масс “EZ Load 20 bp Molecular Ruler” (“Bio-Rad”, США) с использованием программы “PhotoCamptMw 99.04” (“Vilber Lourmat”, Франция).

РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

Аллельный полиморфизм. В работе были исследованы 77 штаммов возбудителя сибирской язвы, в том числе штаммы, выделенные на месте крупной эпизоотии среди северных оленей на полуострове Ямал (Россия) летом 2016 г. и штаммы, выделенные из вечной мерзлоты из почвы в Якутии [10, 11]. При этом в выборку также были включены штаммы B. cereus, содержащие pXO2-подобные плазмиды (B. cereus bv. anthracis CI и BC-AK). Такие штаммы способны вызывать схожее с сибирской язвой заболевание у человека и человекообразных обезьян [1820].

Для штаммов исследуемой выборки на основе данных полногеномного секвенирования осуществлена сборка последовательностей генов, локализованных на плазмиде вирулентности pXO2, а именно генов capBCADE-оперона (capB, capC, capA, capD, capЕ), ответственного за синтез капсулы возбудителя сибирской язвы, а также генов acpA и acpB, кодирующих регуляторные белки биосинтеза капсулы.

По результатам работы были выявлены и описаны мутации, а выборка разбита на сиквенс-типы (ST). В исследуемой выборке, состоящей из 79 штаммов, было выявлено 9 ST гена capD (D = 0.3546 [0.2178–0.4915]), по 5 ST генов capA (D = 0.2691 [0.1436–0.3947]), acpA (D = 0.3636 [02347–0.4925]) и acpB (D = 0.1654 [0.0542–0.2767]), 4 ST гена capC (D = 0.2293 [0.1073–0.3514]), 3 ST гена capB (D = 0.0731 [–0.0066–0.1529]), и 2 ST гена capE (D = 0.0491 [–0.0173–0.1155]). Выявленные ST, с указанием их отличий от ST референсного генома, которые заключаются в наличии ряда мутаций, перечислены в табл. S1–S6 . Для каждого гена сиквенс-тип, к которому относится референсный штамм Ames Ancestor, обозначен как ST1. Далее нумерация велась в порядке уменьшения численности входящих в них штаммов B. anthracis, после чего нумеровались ST, к которым относятся штаммы B. cereus. При этом все ST отличались между собой нуклеотидными заменами либо инсерцией, как в случае с геном acpA.

Для оценки фенотипического проявления выявленного нуклеотидного полиморфизма, то есть того, является ли нуклеотидная замена в каждой выявленной позиции синонимичной или приводит к аминокислотной замене соответствующего белка, либо его инактивации из-за появления стоп-кодона, была проведена in silico трансляция нуклеотидных последовательностей в аминокислотные (табл. S7–S12 ). Координаты аминокислотных замен указаны нами для полной последовательности транслированных белков, не учитывая их посттрансляционной модификации, которая описана только для белка CapD и заключается в отщеплении N-концевой сигнальной последовательности размером 28 аминокислотных остатков [21]. В литературе не описаны кристаллические структуры белков, кодируемых исследуемыми генами, за исключением CapD [21, 22], поэтому аминокислотные замены описаны без указания локализации в том или ином домене белка.

Распределение исследованной выборки по последовательностям транслированных белков CapB, CapC, CapA, CapD, AcpA и AcpB указано в табл. S13–S18 . Распределение штаммов осуществляли аналогично тому, как это было сделано для ST-нуклеотидных последовательностей. Всего выявлено 6 изоформ белка CapD, 5 изоформ белка AcpA, 4 изоформы белка AcpB, по 3 изоформы белков CapB и CapA, и по 2 изоформы белков CapC и CapE.

В таблицах не приводятся данные для гена capE, так как исследованная по последовательности этого гена выборка оказалась мономорфной, за исключением штамма B. cereus BC-AK, у которого обнаружено две SNP – 49T → G (17L → V) и 138C → T (синонимичная). Такая низкая вариабельность может быть отчасти объяснена небольшой длиной гена capE (всего 144 п.н.), поскольку при равной частоте возникновения мутаций по всему cap-оперону вероятность того, что мутация возникнет именно на столь небольшом его отрезке, довольно невелика.

Распределение штаммов исследуемой выборки по генотипам (GT), каждый из которых включает определенную комбинацию ST изучаемых генов указано в табл. 2. Нумерацию генотипов осуществляли по указанному выше принципу – GT, в который вошел референсный штамм, обозначенный как GT1. Последующие GT нумеровались в порядке уменьшения количества штаммов, у которых они были выявлены, последние номера присвоили GT, характерным для B. cereus. Всего выявлено 17 GT (D = 0.8908 [0.8604–0.9212]).

Таблица 2.  

Распределение исследуемых штаммов по генотипам на основе комбинации сиквенс-типов генов capB, capC, capA, capD, capE, acpA и acpB

MLVSTpXO2-GT Штаммы Кол-во штаммов
GT1 Ames Ancestor, CZC5, London_499, 14RA5914, A16, Stendal, Larissa, Shikan-NIID, A1144, Canadian_bison, BA1015, Ohio ACB, K3, Turkey32, BFV, Kanchipuram, A0248, A2012, Pasteur, K1285, A3716, A0135, A2075, A2079, LP50/3ya, 68/12, LP51/4YA, 367/17, 531/17, 7(992), 1199, 53169, I-271, 34(738), 1056/51, 15(1345), 1273, 46/27, 52/33, 546/714, 1030/213, 1183, 219/6, 8(2099), 11(1940), 47/28, 48/29, 914/213, 1298 49
GT2 BF1, 17OD930, RA3, Tyrol 4675 4
GT3 1259, 331/214, 822/7, 1173 4
GT4 LP53/5YA, I-364, Yamal_2 3
GT5 Vollum 1B, Vollum, CDC 684 3
GT6 1(14)Stavropol, 555/288, 644/268 3
GT7 BA1035, SVA11 2
GT8 2 000 031 021, 2002013094 2
GT9 44 1
GT10 Tangail-1 1
GT11 H9401 1
GT12 SK-102 1
GT13 Pollino 1
GT14 HYU01 1
GT15 157(B-1107) 1
GT16 B. cereus bv. anthracis CI 1
GT17 B. cereus BC-AK 1

Филогенетическое дерево, отражающее отношения выявленных GT приведено на рис. 1.

Рис. 1.

UPGMA-дендрограмма, иллюстрирующая филогенетические отношения выявленных GT. Скобками и цветом выделены GT, принадлежащие к различным эволюционным линиям B. anthracis: A (красный), B (синий) и C (зеленый) или к виду B. cereus.

Таким образом, в настоящей работе был описан аллельный полиморфизм генов капсулообразования B. anthracis и регуляторных генов экспрессии cap-оперона, локализованных на плазмиде pXO2. Были выявлены их ST и кластеризованы штаммы изучаемой выборки по GT, включающие определенный набор ST отдельных генов. То есть по сути, к возбудителю сибирской язвы был применен метод MVLST (Multi-Virulence-Locus Sequence Typing). Ранее этот метод был впервые применен авторами по отношению к данному микроорганизму на основе последовательностей генов токсинообразования, расположенных на плазмиде pXO1. Такая схема была обозначена как MVLSTpXO1-генотипирование. Соответственно, схему генотипирования, предложенную в данной работе, можно обозначить как MVLSTpXO2, а выявленные GT – как MVLSTpXO2-GT.

Анализ кластеризации исследуемой выборки на основе MVLSTpXO2-GT штаммов показал, что MVLSTpXO2-профили коррелируют с видовой принадлежностью (то есть отличаются у B. anthracis и B. cereus) и с принадлежностью к эволюционным линиям в рамках вида B. anthracis. Однако MVLSTpXO2 не позволило четко разделить выборку в соответствии с принадлежностью штаммов к canSNP-группе. При этом в работе [24] была обнаружена ярко выраженная корреляция между MVLSTpXO1-GT и canSNP-группами штамма, а также, в некоторых случаях их привязка к географической зоне. Надо отметить, что MVLSTpXO2-генотипирование, основанное на последовательностях генов, локализованных на плазмиде pXO2, обладало меньшей разрешающей способностью (D = = 0.6148 [0.488–0.7416]), по сравнению с ранее осуществленном аналогичном подходе, основанном на генах плазмиды pXO1 (D = 0.8951 [0.8656–0.9245]) [24].

Среди линии A наиболее распространен MVLSTpXO2-GT1, к которому принадлежат штаммы практически всех canSNP-групп. Другие GT линии A отличались от GT1 одной или двумя SNP и содержали один штамм или объединяли небольшие подгруппы штаммов одной canSNP-группы.

Исключение составлял корейский штамм H9401 (canSNP-группа A.Br.005/007), который отличался от MVLSTpXO2GT1 двумя SNP – capD 796G → A (266V → I) и acpB 495A → G (синонимичная). Однако однозначно считать эти два маркера специфичными для группы A.Br.005/007 едва ли возможно, так как они с такой же вероятностью могут оказаться специфичными для штамма H9401 [25]. Проверить наличие этих двух мутаций у других штаммов группы A.Br.005/007 не представлялось возможным, так как на момент написания работы не было обнаружено данных полногеномного секвенирования штаммов этой canSNP-группы в открытом доступе.

Кроме штамма H9401 уникальными маркерами обладали еще два штамма. Штамм Tangail-1 (A.Br.001/002) обладает SNP capB 230T → C (77V → → A). Штамм Pollino (A.Br.011/009) отличается наличием синонимичной SNP capC 147T → C.

Как указано выше, в нескольких случаях уникальными маркерами обладали не только отдельные штаммы, но и небольшие группы штаммов в рамках canSNP-групп линии A. Так в MVLSTpXO2-GT3 вошли четыре штамма австралийской группы A.Br.Aust94, выделенные в Кавказском регионе – Ставропольском Крае, Чеченской республике и Азербайджане. Эти штаммы образуют отдельный GT благодаря наличию уникальной синонимичной SNP capC 351A → G (capC-ST2). Однако данный маркер отсутствует у штамма 1199 группы A.Br.Aust94, выделенного в том же регионе – в Дагестане.

Для проверки специфичности SNP capC 351A → → G для “кавказских” штаммов A.Br.Aust94 было дополнительно проверено ее наличие в геномах 23 штаммов этой группы, выделенных в различных регионах за пределами Кавказа (табл. 3). В результате искомую SNP не удалось обнаружить ни у одного штамма дополнительной выборки. Таким образом, можно предположить, что подгруппа A.Br.Aust94 capC 351A → G сформировалась именно на территории Кавказа, где и циркулирует совместно с “родительской” формой, и SNP capC 351A → G может быть использован как маркер, наличие которого свидетельствует о регионе происхождения штамма.

Таблица 3.  

Дополнительная выборка штаммов группы A.Br.Aust94 различного географического происхождения, исследованная на предмет наличия в геноме SNP capC 351A → G.

Номер доступа в GenBank Наименование штамма Место выделения
GCA_001677295 K2 Намибия
GCA_001677305 K1 Намибия
GCA_003367985 2000031103 (Strain 32) Великобритания
GCA_003368005 2007740863 (SK57) Великобритания
DRR000184 BA_104 Япония
DRR000186 BA_104 Япония
DRR128184 BA105 Япония
ERR930300 1409 Дания
SRR2071849 K2883 Индия
SRR2071866 K4834 Австралия
SRR2339898 2002721539 ЮАР
SRR2340304 2002734039 Великобритания
SRR2968133 A0088 ЮАР
SRR2968144 A0002 Турция
SRR2968145 A0656 КНР
SRR2968146 A0659 КНР
SRR2968155 A0083 Германия
SRR2968160 A0252 Зимбабве
SRR2968165 A0455 Мозамбик
SRR5811187 2000031009 Таиланд
SRR1739963 2000031027 США
SRR2339639 2000032893 США
SRR2339643 2002013170 США

CanSNP-группа A.Br.Vollum в исследованной выборке разделилась на три GT. Два штамма, выделенных в Средней Азии принадлежат GT1, общим для линии A. Четыре американских штамма, принадлежащих GT5 (n = 3), отличались от GT1 наличием уникальной SNP acpB 1381 A → G (461I → V). Для GT5 характерно наличие только этой SNP. У GT12 (n = 1) помимо нее обнаруживается уникальная SNP acpB 563C → T (188S → L). При дополнительном поиске этих SNP мы обнаружили девять штаммов дополнительной выборки группы A.Br.Vollum различного географического происхождения, принадлежащих GT1 (n = 4) и GT5 (n = 8) (табл. 4). Таким образом, можно как минимум говорить о том, что группа A.Br.Vollum разделилась на две подгруппы, обладающие разными GT: GT1 (сюда входят оба штамма этой группы, выделенные на территории бывшего СССР) и GT5. GT12, видимо, является штаммоспецифичным генотипом.

Таблица 4.  

Распространение SNP acpB 563C → T и SNP acpB 1381A → G у дополнительной выборки штаммов группы A.Br.Vollum различного географического происхождения

Номер доступа в GenBank Наименование штамма Место выделения SNP acpB 563C→T SNP acpB 1381A→G
GCA_003045745 COVASU Индия +
SRR1739961 2000031008 США +
SRR2339356 2002734255 США +
SRR2339406 2002734264 США +
SRR2339549 2002734276 США
SRR2339634 2002013132 Пакистан
SRR2968161 A0363 Норвегия +
SRR2968162 A0380 Ирландия +
SRR2968173 A0615 КНР
SRR5811120 2002734049 Великобритания

Отдельно стоит остановиться на маркерах, характерных для линий В и С. Было обнаружено, что штаммы линий B и C среди всей исследуемой выборки отличаются от штаммов линии A наличием общей SNP acpA 853G → A.

Штаммы canSNP-группы B.Br.CNEVA, выделенные в Центральной Европе, обладают синонимичной SNP capD 234T → C. Однако, у единственного штамма этой группы из ГКПМ-Оболенск данная мутация не выявлена. К сожалению, информация о месте выделения этого штамма не сохранилась, поэтому наличие или отсутствие SNP capD 234T → C нельзя однозначно считать маркером, указывающим на географическое происхождение штамма. Однако в тоже время, наличие этого штамма в “ГКПМ-Оболенск” с большой долей вероятности указывает на то, что данный штамм был выделен именно на территории бывшего СССР. В этом случае есть некоторые основания предполагать, что эта SNP все же обладает некоей филогеографической значимостью. Однако штамм 44 – единственный доступный штамм группы B.Br.CNEVA, у которого местом выделения не значится Центральная Европа, поэтому провести дополнительные исследования распространенности SNP capD 234T → C среди штаммов группы B.Br.CNEVA, выделенных за пределами этого региона, не представлялось возможным.

Эволюционная линия С (canSNP-группа C.Br.001) в исследованной выборке представлена двумя штаммами (2002013094 и 2000031021), выделенными на территории США. Эти штаммы имеют одинаковые нуклеотидные последовательности по всем исследуемым генам и, следовательно, попадают в один GT по результатам филогенетического анализа слитых последовательностей. По результатам проведенного в работе анализа данные штаммы оказались филогенетически ближе к B. cereus, чем другие штаммы исследуемой выборки. С неантрацидными (B. cereus) штаммами их объединяют SNP capC 239C → T (80T → M), capD 208C → T (70H → Y), capD 667A → → G (223K → E), и capD 1135T → A (379F → I).

Одной из задач при написании данной работы являлось рассмотрение возбудителя сибирской язвы как одной из инфекций, возникновение вспышек которой возможно вследствие изменения климата, например, таянии вечной мерзлоты и прорастании спор штаммов, ранее находящихся в замороженных слоях почвы [10]. Ранее рядом исследователей высказывались предположения о возможном возникновении вспышек ряда заболевания, в том числе и сибирской язвы, вызванных изменением климата [2628].

Штаммы, выделенные во время вспышки на Ямале, а также один из штаммов, выделенных из замороженных слоев почвы Якутии, были ранее отнесены к эволюционной линии В. Здесь, а также в предшествующих работах, в геномах этих штаммов был описан ряд мутаций, являющихся филогенетически значимыми маркерами [23, 24]. Интересной представляется находка бацилл сибирской язвы в аллювиальных отложениях голоцена в Якутии [10]. Хотя наиболее вероятное генетическая датировка указывала на консервацию этих штаммов в период XIII–XVI веков. Геологическое положение находки – ниже слоя сезонного протаивания, возможно, свидетельствует об их возрасте в несколько тысяч лет. Если последнее справедливо, то бациллы сибирской язвы (вероятно, в виде спор) способны предотвращать накопление мутаций в соответствии с ходом “молекулярных часов” в течение длительного сохранения в вечной мерзлоте, создавая эффект “современной ДНК у древней бактерии” [29]. Исследование таких штаммов интересно не только с точки зрения опасности появления вспышек, являющих следствием климатических изменений, но и для лучшего понимания эволюционной истории возбудителя сибирской язвы и других видов бацилл.

При анализе 40 штаммов B. anthracis и двух штаммов B. cereus, геномы которых депонированы в GenBank (табл. 1), в процессе MVLSTpXO2-генотипирования у некоторых штаммов линии В и линии С нами была обнаружена инсерция размером девять пар нуклеотидов в гене acpA, которая при более детальном рассмотрении оказалась частью несовершенного тандемного повтора ATA**GATA. Причем выявлено, что число повторов у штаммов эволюционной линии А равно трем, а у штаммов линии B, принадлежащих группам B.Br.001/002 (n = 3) и B.Br.CNEVA (n = 4) и линии С – четырем. Таким образом мы обнаружили ранее не описанный VNTR-локус в геноме возбудителя сибирской язвы на плазмиде pXO2, названный нами VNTRacpA.

Сама по себе структура тандемных повторов обуславливает специфический характер наиболее вероятных мутаций этих локусов – инсерций и делеций определенной повторяющейся последовательности. Кроме того, частота таких событий значительно превышает среднюю частоту других мутаций в геноме [30, 31]. Поэтому наличие всего двух аллелей данного тандемного повтора в гене acpA в выборке из 42 филогенетически различных штаммов указывает на его низкую вариабельность. Можно предположить, что четыре повтора этого мотива были характерны для “предкового генома” вида B. anthracis до разделения на географически и генетически обособленные группы. Возможно, снижение его кратности до трех приводило к экспрессии варианта белка AcpA, обеспечивающего штамму селективное преимущество, например, за счет более эффективной регуляции экспрессии факторов патогенности. При этом архаичная форма с четырьмя повторами сохранилась лишь у штаммов линий B и C (табл. S5 ).

Ранее для MLVA-генотипирования возбудителя сибирской язвы было предложено использовать ряд VNTR-локусов, в том числе расположенных на плазмиде pXO2. Однако локусы, расположенные на данной плазмиде, представляют участки повторов длиной 2–3 п.н., для определения длины которых требуется дорогостоящее оборудование [32]. Обнаруженный нами локус представляет участок, состоящий из 3 или 4 тандемных повторов длиной 9 п.н., что позволяет разделять амплифицированные фрагменты в агарозном геле.

Полученные результаты показали, что выявленный полиморфизм позволяет использовать число повторов в данном локусе как диагностический признак для дифференцирования эволюционных линий, поэтому в настоящей работе была проведена оценка возможности прикладного использования VNTRacpA для MLVA-генотипирования.

К сожалению, использованный в работе принцип сборки нуклеотидных последовательностей на основе данных полногеномного секвенирования не позволил однозначно определить число повторов в регионе VNTRacpA у штаммов из ГКПМ-Оболенск, в том числе относящихся к линии В. Поэтому были сконструированы ПЦР-праймеры, фланкирующие описанный повтор и протестированы на ДНК коллекции штаммов B. anthracis из “ГКПМ-Оболенск”, вошедших в исследуемую выборку. Был применен подход MLVA-генотипирования путем амплификации локуса VNTRacpA и разделения полученных фрагментов в агарозном геле.

На рис. 2 приведен пример применения локуса VNTRacpA для MLVA-типирования штаммов B. anthracis и дифференцирования эволюционных линий А и В. Результаты анализа с уверенностью позволили дифференцировать штаммы эволюционных линий А и В и подтвердить гипотезу о наличии двух аллелей тандемного повтора, каждая из которых специфична для двух эволюционных линий возбудителя сибирской язвы. Однако в результате проведенного анализа было выявлено, что теоретическая длина амплифицированных фрагментов отличалась от наблюдаемой. Так, теоретическая длина фрагмента, содержащего 3 тандемных повтора, составляла 245 п.н., а четыре – 254 п.н. (рис. 2). Наблюдаемые длины соответствующих фрагментов составляли 300 и 309 п.н.

Рис. 2.

MLVA-генотипирование штаммов B. anthracis из коллекции “ГКПМ-Оболенск” с использованием локуса VNTRacpA. Номера дорожек соответствуют штаммам: 1 – 555/288; 2 – 7(992); 3 – 1056/51; 4 – 44; 5 – 531/17; 6 – 822/7; 7 – 1173; 8 – Yamal-2; 9 – I-364; 10 – 157(B-1107); 11 – LP50/3YA; 12 – LP50/3YA; 13 – LP51/4YA; 14 – 1183. Дорожки 4, 8, 9 и 10 соответствуют штаммам линии В.

* *

В результате проделанной работы показано, что разделение исследованной выборки на MVLSTpXO2-GT соответствует ее разделению на основные эволюционные линии вида B. anthracis. SNP capC 351A → G является маркером штаммов группы A.Br.Aust94, циркулирующих в Кавказском регионе. Штаммы группы A.Br.Vollum согласно результатам MVLSTpXO2-генотипирования делятся на две подгруппы, одна из которых выявлена на территории бывшего СССР. Отсутствие SNP capD 234T → C у штаммов группы B.Br.CNEVA вероятно является маркером, указывающим на географическое происхождение штамма на территории бывшего СССР. Показана возможность применения локуса VNTRacpA для дифференцирования штаммов возбудителя сибирской язвы эволюционных линий А и В путем MLVA-генотипирования. Такой подход позволяет получить результат в короткие сроки и избежать ошибок при сборке результатов секвенирования. Выявленные микробные генотипы позволяют оценить факторы, связанные с вирулентностью в окружающей среде, а также потенциальные риски, вызванные изменениями климата.

Материал подготовлен в рамках секторальной программы Роспотребнадзора.

Список литературы

  1. Mogrovejo-Arias D., Brill F.H.H., Wagner D. // Environ. Earth Sci. 2020. V. 79. P. 109.

  2. Маринин Л.И., Онищенко Г.Г., Кравченко Т.Б., Дятлов И.А., Тюрин Е.А., Степанов А.В., Никифоров В.В. Сибирская язва человека: эпидемиология, профилактика, диагностика, лечение. М.: ЗАО МП “ГИГИЕНА”, 2008. 416 с.

  3. Bourgogne A., Drysdale M., Hilsenbeck S.G., Peterson S.N., Koehler T.M. // Infect Immun. 2003. V. 71. № 5. P. 2736–2743.

  4. Wu G., Feng C., Cao S., Guo A., Liu Z. // Appl. Biochem. Biotechnol. 2012. V. 168. № 5. P. 1302–1310.

  5. Raynor M.J., Roh J.H., Widen S.G., Wood T.G., Koehler T.M. // Mol. Microbiol. 2018. https://doi.org/10.1111/mmi.13961

  6. Candela T., Fouet A. // Mol. Microbiol. 2006. V. 60. № 5. P. 1091–1098.

  7. Makino S., Watarai M., Cheun H.I., Shirahata T., Uchida I. // J. Infect. Dis. 2002. V. 186. P. 227–233.

  8. Makino S., Uchida I., Terakado N., Sasakawa C., Yoshikawa M. // J. Bacteriol. 1989. V. 171. № 2. P. 722–730.

  9. Drysdale M., Bourgogne A., Hilsenbeck S.G., Koehler T.M. // J. Bacteriol. 2004. V. 186. № 2. P. 307–315.

  10. Timofeev V., Bahtejeva I., Mironova R., Titareva G., Lev I., Christiany D. et al., // PLoS One. 2019. V. 14. № 5. e0209140. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0209140

  11. Симонова Е.Г., Картавая С.А., Титков А.В., Локтионова М.Н., Раичич С.Р., Толпин В.А. и др. // Пробл. особо опасных инф. 2017. № 1. С. 89–93.

  12. Kolstø A.B., Tourasse N.J., Økstad O.A. // Annu. Rev. Microbiol. 2009. V. 63. P. 451–476.

  13. Carroll L.M., Kovac J., Miller R.A., Wiedmann M. // Appl. Environ. Microbiol. 2017. V. 83. № 17. e01096-17. https://doi.org/10.1128/AEM.01096-17

  14. Keim P., Van Ert M.N., Pearson T., Vogler A.J., Huynh L.Y., Wagner D.M. // Infect. Genet. Evol. 2004. V. 4. № 3. P. 205–213.

  15. Van Ert M.N., Easterday W.R., Huynh L.Y., Okinaka R.T., Hugh-Jones M.E., Ravel J. et al. // PLoS One. 2007. V. 2. e461. https://doi.org/10.1371/journal.pone.0000461

  16. Keim P., Price L.B., Klevytska A.M., Smith K.L., Schupp J.M., Okinaka R. et al., // J. Bacteriol. 2000. V. 182. P. 2928–2936.

  17. Le Flèche P., Hauck Y., Onteniente L., Prieur A., Denoeud F., Ramisse V. et al. // BMC Microbiol. 2001. V. 1. P. 2. doi.org/https://doi.org/10.1186/1471-2180-1-2

  18. Klee S.R., Ozel M., Appel B., Boesch C., Ellerbrok H., Jacob D. et al. // J. Bacteriol. 2006. V. 188. № 15. P. 5333–5344.

  19. Leendertz F.H., Yumlu S., Pauli G., Boesch C., Couacy-Hymann E., Vigilant L. et al. // PLoS Pathog. 2006. V. 2. № 1. e8. doi

  20. Hoffmann C., Zimmermann F., Biek R., Kuehl H., Nowak K., Mundry R. et al. // Nature 2017. V. 548. № 7665. P. 82–86.

  21. Wu R., Richter S., Zhang R.G., Anderson V.J., Missiakas D., Joachimiak A. // J. Biol. Chem. 2009. V. 284. № 3. P. 24406–24414.

  22. Khavrutskii I.V., Legler P.M., Friedlander A.M., Wallqvist A. // Biochemistry. 2014. V. 53. № 44. P. 6954–6967.

  23. Гончарова Ю.О., Бахтеева И.В., Титарева Г.М., Миронова Р.И., Кисличкина А.А., Майская Н.В. и др. // Бактериология. 2019. Т. 4. № 2. С. 7–12.

  24. Goncharova Y., Bahtejeva I., Titareva G., Kravchenko T., Lev A., Dyatlov I., Timofeev V. // Pathogens. 2021. V. 10. № 12. 1556. https://doi.org/10.3390/pathogens10121556

  25. Derzelle S., Aguilar-Bultet L., Frey J. // Infect. Genet. Evol. 2016. V. 46. P. 50–58. https://doi.org/10.1016/j.meegid.2016.10.019

  26. Hellberg R.S., Chu E. // Crit. Rev. Microbiol. 2016. V. 42. № 4. P. 548–572.

  27. Rossati A. // Int. J. Occup. Environ. Med. 2017. V. 8. № 1. P. 7–20.

  28. Maksimovic Z., Cornwell M.S., Semren O., Rifatbegovic M. // Rev. Sci. Tech. 2017. V. 36. № 3. P. 959–963.

  29. Nickle D.C., Learn G.H., Rain M.W., Mullins J.I., Mittler J.E. // J. Mol. Evol. 2002. V. 4. № 1. P. 134–137.

  30. Bichara M., Wagner J., Lambert I.B. // Mutat. Res. 2006. V. 598. № 1–2. P. 144–163.

  31. Fan H., Chu J.Y. // Genomics Proteomics Bioinformatics. 2007. V. 5. № 1. P. 7–14.

  32. Thierry S., Tourterel C., Le Flèche P., Derzelle S., Dekhil N., Mendy C. et al. // PLoS One. 2014. V. 9. № 6. e95131.

Дополнительные материалы

скачать ESM.docx
Таблица S1. - Таблица S18.