Российская археология, 2023, № 1, стр. 151-164

Никольский собор Николо-Угрешского монастыря относится к группе храмов первой половины XVI в., о которых сохранились лишь отрывочные сведения вследствие их полного или частичного уничтожения в 1930-е годы. Это соборы Лютикова, Левкиева, Антониево-Краснохолмского и других монастырей. Для понимания тенденций в развитии архитектуры XVI в. они имеют принципиальное значение, что обоснованно сохраняет интерес к ним исследователей. Собор Николо-Угрешского монастыря выделяется из этого ряда благодаря статусу монастыря. На протяжении столетий он был сначала ружным великокняжеским, а затем царским богомолием, связанным с особым почитанием Святителя Николая. Постепенно в историко-архитектурной и краеведческой литературе сформировался круг источников, на которые опираются все пишущие о монастырском соборе. Это ряд летописных известий, связанных с монастырем, группа графических материалов и воспоминания архимандрита Пимена (Мясникова). В 2004 г. к ним добавились данные археологических раскопок, обогативших представления об истории развития монастыря.

В данной статье вводятся в оборот новые графические и текстовые архивные источники, связанных с перестройкой собора в конце 1830-х годов. Это позволяет по-иному интерпретировать известные графические и фотофиксационные материалы, а также сформировать новый взгляд на историю изучения собора.

Историко-архитектурное изучение утраченного собора началось с введения в научный оборот чертежей архитектора Д.Ф. Борисова, относящихся к проекту поновления собора в 1841 г., которые хранятся в ИЗО ГИМ. Впервые на них обратила внимание Л.Г. Тудоси, датировав храм, изображенный на обмерном чертеже, концом XIV в. (1980. С. 95). Поэтому и реконструкция первоначального облика храма была ориентирована на архитектурные формы церквей времени Василия Дмитриевича.

Следующий этап в изучении собора связан с обнаружением Вл.В. Седовым в архиве ГНИМА схематических чертежей А.И. Некрасова, выполненных в 1932 г. (ГНИМА ОФ-145/19. Арх.-231; ГНИМА ОФ-145/20. Арх.-232). Небольшой комплект состоял из двух листов: плана с нанесением сводов и аксонометрического разреза. В совокупности они изображали четырехстолпный храм с кресчатыми столбами, пристенными лопатками, пониженными подпружными арками, крестовыми сводами, и при этом с покрытием по закомарам, кокошникам второго ряда и с кокошниками в основании барабана (Седов, 1992. С. 44, 45, рис. 3, 4). Все эти компоненты исторического облика исключали возможность датировки храма ранее первой трети XVI столетия, что было доказано Вл.В. Седовым (1992. С. 39). Опираясь в том числе на материалы А.И. Некрасова, автор датировал собор Николо-Угрешского монастыря прежде всего по особенностям его архитектурного облика. По его мнению, собор встраивался в ряд построек 1520–1530-х годов (соборы ростовского Борисоглебского и переяславского Троице-Данилова монастырей). По особенностям конструкции (использование крестовых сводов в одноглавой постройке) исследователь увидел определенную близость и с соборами Лютикова, клинского Успенского монастырей, собором Спаса на Бору и др. Датировка, основанная на типологических и стилистических особенностях, подтверждалась историческими сведениями. Так, известие о сожжении монастыря при нашествии Махмет Гирея в 1521 г. предполагало последующие строительные работы по восстановлению монастыря и делало вероятной постройку нового собора (Седов, 1992. С. 40). Датировка Вл.В. Седова отчасти определила интерпретацию данных археологии, полученных в ходе раскопок 2004 г. (Фролов и др., 2005. С. 241). Датировка 1521–1530 гг. была принята и в развернутой статье по материалам изученного тогда же некрополя (Чернов, Гончарова, Лебедева, 2008. С. 156–160, 189).

Рис. 1.

Собор Николо-Угрешского монастыря: А – северный фасад. Обмер. Архитектор Д. Ф. Борисов. 1841. ГИМ ИЗО 58422 ИР 503; Б – проектный чертеж. Северный фасад и план. Архитектор Д.Ф. Борисов. 1841. ГИМ ИЗО 58422 ИР 504.

Fig. 1. Cathedral of the St. Nicholas in Ugresha Monastery: A – northern facade. Measurements. Architect D.F. Borisov. 1841; Б – design drawing. North facade and plan. Architect D.F. Borisov. 1841

Рис. 1.

Окончание.

Fig. 1. End

Рис. 2.

Собор Николо-Угрешского монастыря: А – аксонометрия. А.И. Некрасов. 1932. ГНИМА ОФ-145/19 Арх.-231; Б – план. А.И. Некрасов. ГНИМА ОФ-145/20 Арх.-232.

Fig. 2. Cathedral of the St. Nicholas in Ugresha Monastery: A – axonometry. A.I. Nekrasov. 1932; Б – plan. A.I. Nekrasov

Рис. 3.

Собор Троице-Лютикова монастыря. Восточный фасад, план и разрез. Опубл.: Преображенский, 1911. Л.VII.

Fig. 3. Cathedral of the Holy Trinity-Lyutikov Monastery. Eastern facade, plan and cross section. Published in Preobrazhensky, 1911. P.VII

Рис. 4.

Собор Николо-Угрешского монастыря; А – западный фасад; Б – план. Обмер. Арх. Д.Ф. Борисов. 1841. РГИА, ф.1488, оп.2, ед.хр.848. Л.3. Поперечный разрез трапезной. Арх. Д.Ф. Борисов. 1841.РГИА, ф.1488, оп.2, ед.хр.848. Л.4.

Fig. 4. Cathedral of the St. Nicholas in Ugresha Monastery; А – western facade; Б – plan. Measurements. Architect D.F. Borisov. 1841. Cross section of the refectory. Architect D.F. Borisov. 1841

Рис. 4.

Окончание.

Fig. 4. End

Итак, основными источниками об историческом облике собора и его дате стали ряд сообщений летописи о пожаре в монастыре 1521 г., два чертежа из ИЗО ГИМ, схематические чертежи А.И. Некрасова из ГНИМА. Проанализируем степень определенности летописных сообщений, а также достоверности и информативности графических источников. Поскольку сообщение о сожжении монастыря в 1521 г. стало ключевым для определения даты постройки нового храма, обратимся прежде всего к анализу летописных сведений. В большинстве письменных источников нет ни прямых, ни косвенных упоминаний о сооружении в монастыре каменного храма. В основном летописцы пишут о сожжении монастыря, не упоминая собор, например: “И на Угреше монастырь ожгли…” (Постниковский летописец, 1978. С. 14); “…и честный монастырь святаго Николы, иже на Угреша, разграбиша и попалиша” (Летописный сборник, именуемый Патриаршей или Никоновской летописью, 1904. С. 38); “…и под Москвою манастырь Николы чюдотворца на Угреше и великого князя село любимое Остров пожгоша” (Вологодско-Пермская летопись, 1959. С. 311).

Правда, два летописных источника – Типографская летопись и Владимирский летописец – описывают состояние собора. Но при этом друг другу противоречат. Владимирский летописец, отличающийся подробностью при описании храмоздательной деятельности в Москве при Василии III, сообщает: “а царь ходил, повоевал до Угреши манастыря святаго Николы, монастырь жжог, у церкви у каменои верхъ завалился…” (Владимирский летописец, 1965. С. 145). Типографская летопись сообщает о более радикальных последствиях: “…и манастырь святаго чюдотворца Николы на Оугреши пожгоша, церковь же падеся от великого пожара” (Типографская летопись, 1921. С. 221).

Для датировки собора решающим были бы сведения о его облике, а это ставит вопрос о степени информативности выявленных к настоящему времени иконографических источников.

Первым достоверным изображением собора до его “обновления” в начале 1840-х годов следует считать два хорошо известные листа чертежей московского губернского архитектора Д.Ф. Борисова, хранящиеся в ИЗО ГИМ. На одном листе (ГИМ ИЗО 58422 ИР 503) помещен обмерный чертеж северного фасада (Рис. 1, А). Изображен одноглавый храм с высокой четырехскатной кровлей, доходящей практически до световых окон барабана. Крыша опирается на “аттик” с закомарами, “отделенными” от прясел стен трехчастным антаблементом. В среднем и западном прясле показаны прямоугольные растесанные окна. В восточном прясле помещено первоначальное щелевидное окно с циркульной перемычкой. Все апсиды одной высоты и шелыги их конх достигают уровня антаблемента. Карниз апсид не раскрепован на восточных лопатках четверика. Показаны также крытая паперть, северное и западное крыльца. Под кровлей северного крыльца можно увидеть часть перспективного портала с полуколонками и прямым уступом между ними. На полуколонках можно различить дыньки. Цоколь достаточно высокий, но без профилированных элементов. На втором листе (ГИМ ИЗО 58422 ИР 504) помещен проект, включающий северный фасад и план (Рис. 1, Б). На северном фасаде мы видим новые окна – в центральном прясле трехчастное, а в боковых – двухчастные, что создавало “классицизирующую” симметрию на фасадах. Соответственно предполагалось растесать и уцелевший первоначальный проем в восточном прясле. Явно изменен и характер портала, который на обмерном чертеже показан перспективным с дыньками на вертикальных полукруглых устоях.

Собор показан без папертей. На плане мы видим, что закладывается проем в восточном прясле южного фасада. Показан план пристраиваемой трапезной, которая сообщается с наосом тремя широкими растесанными проемами. К сохранившимся участкам западной стены храма со стороны трапезной выкладываются лопатки для опирания подпружных арок, несущих центральный вытянутый свод. Столбы в плане крестообразные, но понять особенности конструкции перекрытия по этому плану невозможно, так как все пролеты показаны перекрещенными пунктирными линиями, которые не являются планом сводов – иначе надо представить, что и подкупольное пространство перекрывалось крестовым сводом.

Важным источником об обновлении собора по проекту Д.Ф. Борисова оказываются опубликованные воспоминания преп. архимандрита Пимена (Мясникова), который, будучи насельником обители, руководил работами по ремонту собора. Согласно его записям, Высочайшее разрешение было получено в конце 1840 г., а работы начались, судя по контексту воспоминаний, весной 1841 г. Даты, указанные архимандритом Пименом, могут быть скорректированы, так как только 31 августа 1841 г. Комиссия проектов и смет ГУПСиЗ направила Обер-прокурору Синода письмо с извещением об утверждении проекта и сметы (Письмо товарища главноуправляющего путями сообщения и публичными зданиями обер-прокурору Св. Синода. Л.12-12 об.).

Архимандрит Пимен подробно описывает открытие фундамента после разборки папертей. Он оказался неглубоким и был сложен из двух рядов валунной кладки без раствора на глине, ниже которой нашли сплошное свайное поле из дуба (Пимен (Мясников), 1877. С. 105, 106)). “Окна под собором”, выходившие, соответственно, в подклет, были, по словам архимандрита, завалены мусором, что являлось причиной сырости в храме.

Сам собор оказался столь ветхим, “что пришлось местами разбирать стены по причине трещин”. Валунный фундамент выбрали и заменили белым камнем, пролитым известью. Столбы, согласно описанию работ внутри собора, сохранили; даже северо-восточный столб, находившийся в аварийном состоянии, не разбирали полностью, но заменили четыре ряда кирпичной кладки на высоте двух аршин (Пимен (Мясников), 1877. С. 106)). Своды, как пишет архимандрит, оказались прочными. Но далее сам описывает, как в 1842 г. стал свидетелем обрушения свода над алтарем. Не очень понятно, имеет ли он в виду свод конхи центральной апсиды, или своды восточного трансепта. Далее идет описание обрубания топорами кирпичных стен под штукатурку (Пимен (Мясников), 1877. С. 106, 107)). Собор получил также новую обвязку железными связями.

Известные чертежи из ГИМ ИЗО не позволяют установить ни характер конструкции перекрытия, ни ответить на вопрос о первоначальном покрытии собора. На эти вопросы исследователям ответили, как казалось, материалы А.И. Некрасова. Судя по подписям на листах из ГНИМА, он посетил собор 15 июля 1932 г. (на каждом чертеже имеются надпись “15 VII 32” и подпись “А. Некрасов”). Исследователь жизненного пути и научной деятельности А.И. Некрасова И.Л. Кызласова подтвердила достоверность его подписи и любезно указала на запись в составленном им самим списке занятий: “В конце июля 1932 г. обследованы церкви в Николо-Угрешском монастыре (XVI в.), Острове (XVI в.), Беседах (XVI в.) и Петровском (XVII в.)”. Это подтверждает, что в июле А.И. Некрасов был в Николо-Угрешском монастыре.

Отметим, что план (ГНИМА ОФ-145/20 Арх.-232), показанный на чертеже А.И. Некрасова, значительно отличается от чертежей 1841 г. прежде всего присутствием внутристенных лопаток, а также вытянутыми по оси запад–восток кресчатыми столбами (Рис. 2, Б). Наибольший интерес вызывает аксонометрический разрез, на котором изображены не только закомары, которые явно скрывались между поздними закладками, но и поставленные фронтально кокошники второго ряда и кокошники в основании барабана (Рис. 2, А). Таким образом, в сочетании с пониженными подпружными арками вся пространственно-планировочная структура составляла полную аналогию собору Лютикова монастыря (Рис. 3). Это подчеркнуто в статье Вл.В. Седова.

Однако, чтобы определить место Никольского собора в ряду построек первой половины XVI столетия, необходимо ответить на существенный вопрос: насколько достоверны чертежи А.И. Некрасова? Обратимся прежде всего к тем новым материалам, которые могут дополнить представления, во-первых, об облике собора, который существовал до 1840 г., и, во-вторых, о том, насколько собор, который посетил А.И. Некрасов в 1932 г., сохранял первоначальные черты.

В Российском государственном историческом архиве (РГИА) нами обнаружены чертежи, которые значительно дополняют представления об облике собора до 1840 г. В отличие от ИЗО ГИМ, в РГИА хранится весь комплект чертежей, поданных на рассмотрение в ГУПСиЗ. Два чертежа обмерных – план (Николаевская соборная церковь Угрешского монастыря. 1841. Л. 3) и северный фасад (Там же. Л. 2), уже известный по собранию ИЗО ГИМ. Два другие листа проектные: один – план и северный фасад (Там же. Л. 1) – повторяет лист из ГИМ ИЗО; второй содержит чертеж западного фасада и поперечный разрез проектируемой трапезной (Там же. Л. 4).

Обмерный план не публиковался (Рис. 4, Б). Он позволяет установить, что до 1841 г. храм дошел практически без радикальных изменений. Сохранялись три перспективных портала (единственный поздний дверной проем был пробит для прохода в ризницу, пристроенную к восточному пряслу южной стены). Видимо, уцелели щелевидные окна боковых апсид, а оконный проем центральной растесали, судя по деталям наличника, в конце XVII или в начале XVIII столетия (на чертеже северного фасада показана северная колонка наличника с многочисленными перетяжками полуваликами, вписывающаяся в контекст архитектуры конца XVII в.). Крытые галереи окружали храм с трех сторон, и к угловым частям северной галереи были пристроены небольшие контрфорсы. На галереи вели крыльца с восьмигранными столбами. В интерьере все столбы были с закрестиями. На торцах продольных стен центральной апсиды были помещены лопатки (внутренние пристенные лопатки на стенах отсутствуют).

Некоторые детали облика могут быть уточнены по письменным источникам, связанным с утверждением проекта и получением согласия Святейшего Синода на предполагаемые работы. Состояние храма и меры, предлагаемые к его сохранению, были изложены в обращении митрополита Филарета (Дроздова) в Святейший правительствующий синод. Они служат наилучшим комментарием к проекту поновления. После осмотра храма губернским архитектором Д.Ф. Борисовым совместно с благочинным монастырей епархии оказалось необходимым: “1. для осушения стен главного храма, отломать безобразные и ветхие паперти с северной, южной и западной стороны и ризницу; 2. вместо папертей с северной и южной сторон устроить небольшие входы, а с западной пристроить трапезу … с пробитием из оной в собор трех арок; 3. под стенами наружный цоколь, от времени повредившейся, вокруг всего храма подделать белым камнем, а выше в стенах трещины со внешней и внутренней сторон пробрать насквозь новым кирпичем …, имеющиеся в храме световые окна в соразмерную величину разделать, кровлю и главу перекрыть…; 4. в нижнем подвале повреждение также исправить, просветы разделать, а наиболее всего сделать от наружных стен храма горизонт земли возвышенный и набитый щебнем, препятствующий приливу сырости” (Донесение. Л. 2-3).

То, о чем писал митрополит Филарет, находит соответствие в проекте поновления. В РГИА кроме листа с северным фасадом с планом находится и лист с чертежом западного фасада с поперечным разрезом по паперти (Николаевская соборная церковь. 1841. Л. 4). В западной стене храма пробивались три проема: центральный на месте портала и боковые в пряслах для прохода в храм из новой крытой трапезной (Рис. 4, А). Дверные проемы на северной и южной стенах расширялись; порталы также подвергались изменениям, судя по сопоставлению обмерного и проектного чертежей. При этом значительно уменьшалась и высота цоколя храма. Паперти и ризница предполагались к уничтожению с закладкой проема, пробитого для входа в последнюю.

Судя по фотографиям собора, проект Д.Ф. Борисова был воплощен в натуре, но с некоторыми изменениями. Окна барабана получили новые наличники в виде арочки, опирающейся на полуколонки. До работ по проекту Борисова между звеньями аркатурно-колончатого пояса, обрамлявшими окна, существовала аркатура на кронштейнах. Она сохранялась и на проекте поновления. При реализации проекта были внесены дополнения и после ремонта собора, как отчетливо видно на фотографиях, она исчезла (Рис. 5). На фасадах появился развитый тянутый антаблемент, новые штукатурные архивольты у закомар. Новая западная паперть была построена, и конек ее крыши был, как и на чертеже, на уровне покрытия конхи апсиды.

Рис. 5.

Собор Николо-Угрешского монастыря. Фото П.Д. Барановского, 1927. Вид с юго-востока. Материалы по Николо-Угрешскому монастырю // ГНИМА Р-XIV (Архив П.Д. Барановского). Оп.8. Д.8. Л.7.

Fig. 5. Cathedral of the St. Nicholas in Ugresha Monastery. Photo by P.D. Baranovsky, 1927. Southeast view

Сравнивая чертежи Д.Ф. Борисова с чертежами А.И. Некрасова и фотографиями, мы понимаем, что план собора из ГНИМА является реконструкцией, так как не отражает фактическое состояние стен, особенно западной, в которой должны были существовать проемы или один широкий проем, растесанный на месте портала для сообщения с папертью.

Теперь нам предстоит разобраться, что мог увидеть А.И. Некрасов, приехав в монастырь в 1932 г. Собор в это время еще существовал и не был разобран. Точная дата его уничтожения неизвестна. Судя по записке П.Д. Барановского, в 1954 г. монастырь посетил Л.В. Тыдман, который сообщил, что собор, по собранным им сведениям, был сломан в 1930-х годах (Материалы по Николо-Угрешскому монастырю. Л. 30). По свидетельствам старожилов, опубликованным современными краеведами, собор разобран в 1933–1934 или в 1934 г. (Иоанн (Рубин), игумен, 2010. С. 39, примеч.1) . На фотографии начала 1930-х годов видно, что разобрана лишь глава с крестом над сводом барабана (Там же. С. 37). Когда в 1932 г. А.И. Некрасов посетил монастырь, на его территории располагалась трудовая коммуна. При этом с осени 1926 г. Никольский собор находился в ведении музея в Коломенском (Егорова, 2010. С. 226). Поэтому ученый действительно мог попасть в интерьер и осмотреть его, сделав приблизительные обмеры.

Но попасть на чердак храма Некрасов не мог, поскольку тот был недоступен – внутристенная лестница, судя по чертежу Д.Ф. Борисова, отсутствовала, а крыша паперти находилась значительно ниже карниза аттика под кровлей четверика. Так что аксонометрический разрез А.И. Некрасова действительно является гипотетической реконструкцией. Исследователь придал покрытию Никольского храма формы собора Лютикова монастыря, поскольку на тот период это был единственный одноглавый храм с кресчатыми столбами и пониженными подпружными арками, чертежи которого были опубликованы с реконструкцией первоначального завершения (Преображенский, 1891. Л. VII). Он показан М.Т. Преображенским с фронтально расположенными не только кокошниками второго ряда, но и кокошниками постамента барабана. Эта композиция достаточно узнаваема и необычна. Наше предположение подтверждает то обстоятельство, что Некрасов изобразил гладкий барабан, аналогичный существовавшему у собора Лютикова монастыря, в то время как его поверхность в храме святителя Николая Чудотворца была декорирована звеньями аркатурно-колончатого пояса, обрамлявшим окна.

Реконструкцией является и форма порталов: на проектном чертеже они показаны не перспективными. Что касается изображенных А.И. Некрасовым пониженных подпружных арок и сводов, то мы не сможем сказать, были они переложены при работах рубежа 1840-х годов или нет. Описанное архимандритом Пименом аварийное в действительности состояние сводов заставляет подозревать такую возможность. Обращая внимание на необычно вытянутые в плане столбы, следует снова вспомнить план собора Лютикова монастыря, на котором показаны восточные столбы с подобным сечением. Складывается ощущение, что Некрасов ориентировался на чертежи собора Лютикова монастыря, изданные М.Т. Преображенским, как на аналог, чем определил их, возможно, ложную, близость. Характерно, что А.И. Некрасов не только не поместил план этого собора и аксонометрический чертеж в своей книге 1936 г., но даже не упомянул его в тексте в отличие от других храмов, осмотренных им в июле 1932 г. Может быть, это было связано с его сомнениями в достоверности данных об архитектурном облике храма. Аксонометрический рисунок и план А.И. Некрасова были иллюстрацией к его рассуждениям, гипотетической реконструкцией. Следовательно, преимущественным источником для суждений о первоначальном облике Никольского собора следует считать обмерные чертежи Д.Ф. Борисова.

Что же можно с уверенностью сказать об облике Никольского собора Николо-Угрешского монастыря?

Судя по данным графических источников и археологических исследований 2004 г., это был четырехстолпный кирпичный храм на белокаменном подклете (Фролов и др., 2005. С. 240). Факт существования подклета подтверждают описание будущих работ в письме митрополита Филарета (Дроздова) 1841 г. и воспоминания архимандрита Пимена. Важным дополнением оказывается и метрика, составленная по заданию Академии Художеств в 1887 г.: “Церковь квадратная одноэтажная в два света с подвалом ни чем не занятым” (Метрика, 1887. Л. 132). О том, что в подклете были окна, свидетельствуют уже приводимый текст донесения в Синод 1841 г. (“просветы разделать”) и слова архимандрита Пимена об окнах под собором, заваленных мусором. Прямоугольные окна в цоколе, приобретшие подобную форму после “разделки” 1841 г., хорошо видны на фотографиях собора.

Не подвергаются сомнению конфигурация плана, показанная на обмерном и проектном чертежах Д.Ф. Борисова, и кресчатая форма столбов.

Крестовые своды во всех угловых компартиментах и ветвях пространственного креста – уникальные детали, которые могли быть известны А.И. Некрасову по собору переславского Троице-Данилова монастыря и по собору Спаса на Бору в Кремле (По М.В. Красовскому, который показал все своды крестовыми (Красовский, 1911. С. 12, рис. 6 ), но на плане собора, опубликованного в статье И.М. Снегирева, крестовые своды показаны только в четырех угловых компартиментах (Снегирев, 1877. Вып. II. Вкл. между с. 8 и 9)). Вопрос о достоверности изображения зависит от того, сумел ли А.И. Некрасов попасть в 1932 г. внутрь собора. Это установить не удается, но своды (все или только в угловых компартиментах) были действительно в 1932 г. крестовыми. Это устанавливается не только по чертежу А.И. Некрасова, но и по Метрике 1887 г., где говорится: “27. Своды устроены крестовые, опирающиеся на арки” (Метрика, 1887. Л.132об.). При этом, как уже говорилось, существует вероятность перекладки сводов в 1840-х годах.

Сопоставление чертежей до перестройки собора и материалов фотофиксации показывает, что стены храма были разделены лопатками, на которых был раскрепован трехчастный антаблемент в основании закомар. Они имеют полуциркульное очертание, и можно, подчеркиваем, предполагать, что они обладали подобным абрисом и до их закладки при устройстве “аттика” под четырехскатную кровлю. Судя по проектному чертежу фасада и фотографиям с натуры, хранящимся в фонде П.Д. Барановского в ГНИМА, при перестройке высота аттика была повышена, и конфигурация кровли изменилась. Скаты приобрели более пологий характер. Можно подозревать, что первоначальные щелевидные окна барабана были заложены частично еще до 1841 г. при устройстве четырехскатной кровли. Высота кровли и уровень заложенных окон позволяют догадываться о существовании под ней остатков второго ряда кокошников и кокошников в основании барабана, что, возможно, позволило А.И. Некрасову использовать в качестве аналога реконструкцию М.Т. Преображенского. Но это лишь предположение.

Барабан был достаточно широким, что определило особенность аркатурно-колончатого пояса: колонки фланкировали оконные проемы, а в простенках между окнами были помещены три арочки, опирающиеся на кронштейны. Арки имели килевидное очертание. Такой вариант распространенной композиции является редким, но не может служить датирующим признаком, так как увеличение числа арочек в простенках между окнами зависит исключительно от диаметра барабана. В соборе Лужецкого монастыря в простенках центрального барабана помещены четыре арочки, а у боковых глав – три. Не поможет сузить хронологические границы и белокаменный подклет, который встречается в достаточно широком хронологическом диапазоне. Можно лишь сказать, что композиция фасадов соответствует общей схеме, характерной для достаточно протяженного периода времени начиная с 1520-х годов. Это касается и общей структуры плана, и конфигурации опор, и даже конструкции перекрытия, т.е. предполагаемых пониженных подпружных арок. Ни о конструкции сводов, ни о форме покрытия четверика мы в действительности не имеем данных.

Когда же мог быть построен этот храм? Возвращаясь к сообщению Владимирского летописца, заметим, что если у его предшественника, по общему мнению, построенному в конце XV в., действительно упал лишь барабан с главой, то восстановить его могли, не разбирая четверик. Известие Владимирского летописца имеет аналоги в других летописных сообщениях о падении верхов, т.е. глав, у церковных построек. Так, у собора Симонова монастыря верх, т.е. барабан, был разрушен молнией “по шейные окна”, а затем восстановлен итальянским мастером (Типографская летопись, 1921. С. 195). Также и собор Новодевичьего монастыря был восстановлен после падения верхов с сохранением стен, столбов и других частей, уцелевших во время их падения (Баталов, 2005; Мосунов, Евдокимов, 2015) . Поэтому, если принять версию Владимирского летописца, то можно допустить, что храм не был разобран и восстановительные работы касались только барабана.

Соответственно строительство нового собора может быть отделено от событий 1521 г. значительным временным периодом. Это справедливо и в том случае, если достоверным оказывается сообщение Типографической летописи о полном разрушении собора, поскольку для совершения богослужений могла быть возведена деревянная церковь.

Общее внимание всегда привлекало сообщение Д.Д. Благово, автора исторического описания Николо-Угрешского монастыря. Он описал остатки какого-то храма, найденные в 1858 г. при земляных работах к северо-востоку от Никольского собора (Благово, 1872. С. 82). После проведения раскопок 2004 г. высказывались предположения, что это были фундаменты или руины храма, сожженного в 1521 г. Махмет Гиреем (Чернов, Гончарова, Лебедева, 2008. С. 194.). Также в результате археологических исследований стал возможен вывод о том, что эти церкви, видимо, существовали не одновременно, так как в кладке фундамента Никольского собора обнаружены сноповидные элементы от портала и блок с аттической базой (Фролов и др., 2005. С. 241.). Это означало, что храм, которому принадлежали эти детали, был разобран полностью. Однако остается по-прежнему неизвестным, произошло ли это сразу после пожара 1521 г. или позже.

Сведений об освящении нового храма нет, но следует обратить внимание на то, что после 1521 г. в летописях отсутствуют сообщения о приездах великого князя Василия III на Угрешу или в свое “любимое” село Остров, сожженное тогда же. Также и после смерти Василия III его вдова с сыновьями не посещает великокняжеское богомолие на Угреше. Первое известие о посещении великим князем Иоанном IV Николо-Угрешского монастыря относится к 1546 г.: после получения известия о походе крымского хана к Коломне великий князь отправился “к Николе на Угрешу помолитися в судех” (Львовская летопись, 1910. С. 467). Наша убежденность в гипотетичности покрытия по кокошникам на наброске, сделанным А.И. Некрасовым, разумеется, не означает, что подобное покрытие не могло существовать первоначально. К сожалению, это не может подтвердить и попавшая в поле зрения исследователей прорись конца XVII в. с несохранившейся иконы “Явление иконы Святителя Николая” с изображением Никольского собора (Морозова, 1983). На ней собор показан с “горкой” кокошников, что характерно для изображения храмовых зданий независимо от их достоверных архитектурных форм. Заметим, что если его покрытие действительно включало второй ряд кокошников, то это говорило бы о его сравнительно поздней датировке в пределах 1540-х годов. Тогда бы собор оказывался в ряду с такими постройками как, например, соборы Княгинина, киржачского Благовещенского, Симонова монастырей, Медведевой пустыни. Такой датировке соответствовало бы и перекрытие угловых компартиментов крестовыми сводами, если они существовали первоначально. Напомним, что они получают распространение в постройках, которые могут датироваться 1540-ми годами (например, соборы Княгинина и киржачского Благовещенского монастырей). Но, поскольку эти важнейшие детали архитектурного облика остаются неизвестными, то датировать Никольский собор можно только в очень широких границах: с 1521 и условно до начала 1550-х годов, когда тип четырехстолпного пятиглавого монастырского собора становится доминирующим.