Российская археология, 2022, № 1, стр. 78-96

При раскопках на Змейском комплексе памятников (РСО-Алания), известном с середины 1950-х годов по работам экспедиции Е.И. Крупнова, были зафиксированы катакомбы, относящиеся к некрополю Змейского городища первой пол.–сер. I тыс. н.э. Они были обнаружены в 1982 г. Р.Ф. Фидаровым в верхней (южной) части могильника развитого Средневековья на территории карьера кирпичного завода (рис. 1, I); позднее им же (1993, 1997, 1998, 2001, 2002 гг.) и Б.З. Караевым (1999 г.) там были выявлены и другие комплексы этого круга. В 2001 и 2003 г. Б.З. Караевым были исследованы курганы 1 и 2 Змейского курганного могильника, расположенного на склоне Кабардино-Сунженского хребта в виде полосы шириной 400–450 м и протяженностью около 1 км и начинающегося в 350 м к ЮЗ от Змейского городища. В 2013 г. М.А. Бакушевым в северной части Змейского катакомбного могильника (рис. 1, I), на краю первой терской террасы (раскоп IV), были раскопаны катакомбы 1–3, располагавшиеся за пределами границ средневекового Змейского могильника. На сегодняшний день имеется серия из 16 комплексов первой пол.–сер. I тыс. н.э.

Рис. 1.

Змейский могильник. Ситуационный план исследованных погребальных комплексов и катакомба 71: I – ситуационный план; II – катакомба 71, план погребения и находки: 1 – фрагмент кувшинчика, 2, 3 – фрагменты мисок (здесь и на рис. 2–5 и 7 номера находок на врезках соответствуют их номерам на планах погребений).

Fig. 1. Plan of the investigated burial complexes (I) and catacomb 71 (II)

Большая часть погребений – бескурганные (рис. 1, II – 2, II; 3, I–III; 4, II – 7, I). Кат. 202 (рис. 2, III) и 340 (рис. 3, IV; 4, I) имели ровики¹¹, что подразумевает первоначальное наличие насыпей. Ровики (сохранились фрагментарно) квадратной в плане и трапециевидной в сечении формы ориентированы сторонами по промежуточным сторонам света; у ровика катакомбы 340, размерами в плане 13 × 13 м по внутреннему контуру, в СВ части зафиксирована перемычка. Кург. 1 имел диаметр 15 и высоту 0.7 м, кург. 2 – диаметр 18 и высоту 0.65 м (материалы комплексов представлены на рис. 7, II; 8).

Рис. 2.

Катакомбы 74, 191, 202: I – катакомба 74, план погребения; II – катакомба 191, план погребения; III – катакомба 202, план погребения и находки: 1 – бронзовая серьга, 2 – фаянсовая подвеска, 3–7 – стеклянные бусы, 8 – золотая накладка, 9 – сердоликовая бусина, 10 – железный нож.

Fig. 2. Catacombs 74 (I), 191 (II) and 202 (III)

Рис. 3.

Катакомбы 289, 280, 292, 340: I – катакомба 289, план погребения и находки: 1 – фрагмент сосуда; II – катакомба 280 план погребения; III – катакомба 292, план погребения и находки: 1 – фрагмент серебряного предмета, 2 – фрагмент железного предмета; IV – катакомба 340, находки: 1, 3 – фрагменты горшков, 2 – фрагмент двуручного кувшина, 4, 6, 7 – кувшинчики, 5, 9 – фрагменты мисок, 8 – бронзовые шпильки, 10 – фрагмент железного меча, 11 – бронзовая бляшка, 12, 13 – сосуды (из заполнения ровика), 14, 15 – бронзовые фибулы (номера позиций 1–11 соответствуют номерам находок на плане погребения на рис. 4, I). Условные обозначения: а – древесный уголь.

Fig. 3. Catacombs 289 (I), 280 (II), 292 (III) and 340 (IV)

Рис. 4.

Катакомбы 340 и 362: I – катакомба 340, план погребения: 1, 3 – фрагменты горшков, 2 – фрагмент двуручного кувшина, 4, 6, 7 – кувшинчики, 5, 9 – фрагменты мисок, 8 – бронзовые шпильки, 10 – фрагмент железного меча, 11 – бронзовая бляшка; II – катакомба 362, план погребения и находки: 1, 2 – фрагменты железных пряжек, 3 – фрагмент горшка.

Fig. 4. Catacombs 340 (I) and 362 (II)

Почти все погребения ограблены в древности, часть их нарушена карьером кирпичного завода или средневековыми катакомбами. Захоронения совершены в катакомбах, у которых длинная ось входной ямы перпендикулярна длинной оси камеры (тип I по: Смирнов, 1972; Мошкова, Малашев, 1999). Входные ямы, ориентированные длинной осью по линии ЗЮЗ–ВСВ, ЮЗ–СВ, ЮЮЗ–ССВ или Ю–С, были прямоугольной или трапециевидной в плане формы с расширением к входу в камеру, который находился в передней (западно-юго-западной, юго-западной, юго-юго-западной или южной) стенке. Зафиксированы ступеньки трех разновидностей: у задних стенок по всей ширине входной ямы (рис. 2, II; 3, I, II; 5, III, IV; 7, I, II), вдоль боковой (северо-западной или западно-северо-западной) стенки (рис. 3, III; 4, I, II) и угловые (рис. 7, III). Во входных ямах часто находились закладные камни, смещенные при ограблении. Вход в камеру ненарушенной кат. 2 раскопа IV был закрыт закладом из крупного камня, а также четырьмя крупными гальками по краям, служившими для забутовки щелей и по периметру был обмазан глиной для обеспечения герметизации (рис. 5, III). Обмазка глиной у входа и на закладном камне зафиксированы в кат. 1 и 3 раскопа IV. Входные ямы с камерами соединяли дромосы.

Рис. 5.

Катакомбы 382 и 375; раскоп IV катакомбы 2 и 1: I – катакомба 382, план погребения и находки: 1 – астрагалы (3 шт.), 2–4 – бронзовые пряжки, 5–7 – стеклянные бусы, 8 – фрагменты бронзового предмета; II – катакомба 375, план погребения; III – раскоп IV катакомба 2, план погребения: 1 – сосуд, 2, 6 – бронзовые пряжки, 3 – кружка, 4, 5 – железное шило, 7, 11 – железные ножи, 8, 9 – стеклянные бусы, 10 – железная пряжка, 12 – миска. 13 – кувшин, 14 – кувшинчик, 15 – железный кинжал; IV – раскоп IV катакомба 1, план, разрез погребения и находки: 1 – фрагменты железной пряжки, 2 – фрагменты стеклянного сосуда. Условные обозначения: а – древесный уголь, зола.

Fig. 5. Catacombs 382 (I) and 375 (II); excavation site IV, catacombs 2 (III) and 1 (IV)

Камеры прямоугольной или неправильной овальной в плане формы ориентированы длинной осью по линии ССЗ–ЮЮВ, СЗ–ЮВ, ЗСЗ–ВЮВ, ЗЮЗ–ВСВ или З–В перпендикулярно длинной оси входной ямы. Конструкция камеры кат. 292 была осложнена полкой высотой 0.34 м у северо-западной стенки (рис. 3, III). Свод камер в большинстве случаев был вынесен вверх от входа и, видимо, был арочной, стрельчатой или трапециевидной в разрезе формы. В кат. 3 (раскоп IV) свод имел горизонтальный участок при входе и далее понижался к передней стенке камеры (рис. 7, I). В кат. 340 и в кургане 1, судя по высокой (0.7 и 0.74 м) ступеньке в камеру, свод первоначально понижался от входа к передней стенке (рис. 4, I; 7, II); в кургане 2 свод резко понижался от входа (рис. 7, III). На стенках камеры кат. 292 прослеживались следы инструмента шириной до 14 см.

В заполнении входных ям встречались кости погребенных и погребальный инвентарь, выброшенные из камеры при ограблении. Во многих погребениях на дне камер фиксировалась посыпка древесным углем от сжигания веток и сучьев на стороне.

Катакомба 71. В заполнении входной ямы и камеры встречены фрагменты кувшинчика (рис. 1, II, 1) и двух мисок (рис. 1, II, 2, 3).

Катакомба 202 (рис. 2, III). В заполнении входной ямы встречены подвеска из голубого фаянса (рис. 2, III, 2) и стеклянные бусы (рис. 2, III, 3). В камере обнаружены кости трех погребенных. Скелет 1 находился при входе, на слое затека, перекрывавшего дно камеры. Погребенная была положена в скорченном положении на правом боку головой на ЮВ. Правая рука вытянута и отставлена от туловища; кисть – у коленей. Левая рука согнута в локте под тупым углом; кости предплечья перекрывали предплечье правой руки. Ноги согнуты в тазобедренных и коленных суставах под острым углом. Под черепом найдены фрагменты бронзовой серьги (рис. 2, III, 1). Кости скелетов 2 и 3, смещенные при ограблении и совершении повторного захоронения (скелет 1), находились на дне камеры у северо-западной и юго-восточной стенок. Среди костей погребенных обнаружена бедренная кость лошади(?), а также стеклянные бусы (рис. 2, III, 4–7), золотая накладка на венчик деревянного сосуда (рис. 2, III, 8), сердоликовая бусина (рис. 2, III, 9) и фрагмент железного ножа (рис. 2, III, 10).

В камере были совершены два разновременных захоронения: первичное (скелеты 2 и 3) и повторное (скелет 1). После совершения первичного захоронения катакомба была ограблена, в результате чего кости погребенных были смещены к боковым стенкам камеры или выброшены во входную яму. Спустя не очень продолжительное время, когда дно камеры у входа покрылось слоем затека, было совершено повторное захоронение.

Катакомба 289 (рис. 3, I). В камере обнаружены кости двух погребенных и придонная часть сосуда у северо-западной стенки (рис. 3, I, 1). Скелет 1 находился ближе к входу в камеру. In situ сохранились кости голеней и правой стопы в северо-западной части камеры. Судя по их положению, погребенная была положена в скорченном положении на правом боку головой на ЮВ. Скелет 2 находился у передней (юго-западной) стенки камеры. In situ сохранились кости голеней и левого бедра в центральной части камеры: погребенный (подросток?) был положен в скорченном положении на правом боку головой на ЮВ.

Катакомба 292 (рис. 3, III). В камере обнаружены кости трех погребенных, фрагменты железного (клинка?) (рис. 3, III, 2) и серебряного предметов (рис. 3, III, 1).

Катакомба 340 (рис. 4, I). В заполнении ровика находились развалы двух крупных сосудов (рис. 3, IV, 12, 13). Внутри контура ровика, в СВ части на древнем горизонте, обнаружены две бронзовые фибулы (рис. 3, IV, 14, 15). В заполнении входной ямы встречены выброшенные при ограблении из камеры фрагменты железного меча (рис. 3, IV, 10), бронзовые бляшка и шпильки (рис. 3, IV, 8, 11), два кувшинчика с ручками, крепящимися верхними прилепами к венчику²² (рис. 3, IV, 4, 6), кувшинчик без ручки (рис. 3, IV, 7), фрагменты горшков (рис. 3, IV, 1, 3), двуручного кувшина (рис. 3, IV, 2) и двух мисок (рис. 3, IV, 5, 9), череп лошади.

Катакомба 362 (рис. 4, II) (Фидаров, Тотаева, 2019. С. 232–236). В заполнении входной ямы обнаружены фрагменты двух железных пряжек (рис. 4, II, 1, 2) и верхняя часть горшка (рис. 4, II, 3).

Катакомба 375 (рис. 5, II) не содержала инвентаря.

Катакомба 382 (рис. 5, I) была уничтожена карьером, сохранилась юго-восточная часть камеры. В камере находились кости двух погребенных – взрослого и подростка. In situ сохранились бедренные кости и кости голени левой ноги подростка у юго-западной стенки. Судя по ним, погребенный был положен в вытянутом положении на спине головой на ЮВ. Очевидно, что взрослый погребенный располагался ближе к входу и лежал головой также на ЮВ. В камере обнаружены три астрагала (рис. 5, I, 1) и две бронзовые пряжки (рис. 5, I, 2, 3). В отвале карьера, под исследованной камерой, найдены бронзовая пряжка (рис. 5, I, 4), стеклянные бусы (рис. 5, I, 5–7) и фрагменты предмета из тонкого бронзового листа (рис. 5, I, 8).

Раскоп IV катакомба 1 (рис. 5, IV). В заполнении и на дне камеры находились кости мужчины и женщины 20–35 лет³³. У входа обнаружены фрагменты стеклянного сосуда и железной пряжки (рис. 5, IV, 1).

Раскоп IV катакомба 2 (рис. 5, III; 6). В западно-юго-западном углу, справа от входа, стоял кувшин (рис. 6, 13). В камере было совершено парное захоронение. Скелет 1 находился у южной стенки камеры. Погребенный был положен в вытянутом положении на спине головой на В. Руки вытянуты вдоль туловища. Ноги вытянуты вдоль оси туловища. Между левой рукой погребенного и южной стенкой камеры находился железный кинжал, лежавший острием к ногам (рис. 6, 15). На крестце обнаружена железная пряжка (рис. 6, 10). Поверх левой бедренной кости лежал железный нож (рис. 6, 7), рядом с ним – бронзовая пряжка (рис. 6, 6). У южной стенки, напротив стопы погребенного, стоял кувшинчик (рис. 6, 14). В костном тлене тазовых костей обнаружены фрагменты железных шила (рис. 6, 5) и ножа (рис. 6, 7). Скелет 2 находился ближе к входу в камеру. Кости правой руки скелета 1 перекрывали часть грудной клетки и левое крыло таза скелета 2, а кости левой ноги – правую ногу скелета 2. Погребенный был положен в вытянутом положении на спине головой на В. Руки вытянуты вдоль туловища. Ноги вытянуты вдоль оси туловища и сведены в голенях. За головой погребенного стояли миниатюрный сосуд (рис. 6, 1) и слабообожженная кружка (рис. 6, 3). В верхней части грудной клетки обнаружены 6 стеклянных бусин (рис. 6, 8), у кисти левой руки – крупная стеклянная бусина (рис. 6, 9) На костях таза находилась бронзовая пряжка (рис. 6, 2). Рядом с кистью правой руки лежал железный нож (рис. 6, 11). У северной стенки находились миска (рис. 6, 12) и фрагмент железного шила (рис. 6, 4).

Рис. 6.

Раскоп IV катакомба 2. Находки: 1 – сосуд, 2, 6 – бронзовые пряжки, 3 – кружка, 4, 5 – железное шило, 7, 11 – железные ножи, 8, 9 – стеклянные бусы, 10 – железная пряжка, 12 – миска, 13 – кувшин, 14 – кувшинчик, 15 – железный кинжал (номера позиций соответствуют номерам находок на плане погребения на рис. 5, III).

Fig. 6. Excavation site IV, catacomb 2. Finds

Рис. 7.

Раскоп IV катакомба 3 и курганы 1 и 2: I – раскоп IV катакомба 3, план, разрез погребения и находки: 1 – фрагмент кувшина; II — курган 1, план, разрез погребения и находки: 1 – кувшинчик, 2 – бусина, 3 – бисер, 4, 7 – фрагменты миски, 5 – мел, 6, 8 – фрагменты железных предметов, III – курган 2, план и разрез погребения: 1 – бусы янтарные, 2 – фрагменты миски, 3 – железный браслет, 4 – железная пряжка, 5 – бронзовая серьга, 6 – фрагмент сосуда, 7 – бронзовый наконечник ремня, 8 – лепной горшок, 9 – стеклянная бусина, 10 – бронзовый браслет, 11 – бронзовые бляхи, плакированные золотом, 12 – фрагменты пифоса, 13 – бусы сердоликовые, 14 – фрагмент железного ножа, 15 – стеклянные бисер и бусы, 16 – фрагмент кувшина, 17 – золотые бусы и бляшки, 18 – миска, 19 – железное кольцо с зажимом, 20, 21 – фрагменты сосудов.

Fig. 7. Excavation site IV, catacomb 3 (I); mounds 1 (II) and 2 (III)

Раскоп IV катакомба 3 (рис. 7, I). В заполнении входной ямы обнаружены фрагменты кувшина (рис. 7, I, 1). На дне камеры находились кости погребенного (подростка 13–15 лет) в перемещенном состоянии. Исходя из их расположения, погребенный, видимо, лежал головой на ВСВ.

Курган 1 (рис. 7, II). Во входной яме и камере встречены кости трех погребенных и сохранившийся после ограбления инвентарь: фрагменты миски (рис. 7, II, 4), кувшинчик (рис. 7, II, 1), кусок мела, бусы и бисер (рис. 7, II, 2, 3) и фрагменты железных предметов.

Курган 2 (рис. 7, III; 8). Под насыпью на уровне древнего горизонта обнаружены развалы светлоглиняной амфоры (рис. 8, 25), сероглиняного пифоса (рис. 8, 23) и каменный терочник (рис. 8, 22). Вследствие ограбления кости двух погребенных и сохранившийся инвентарь находились в перемещенном состоянии: фрагменты двух мисок (рис. 8, 2, 18), одна из которых декорирована по внутренней поверхности пролощенным декором в виде двойной горизонтальной линии с примыкающими к ней сверху тройными ломаными линиями; небольшой лепной горшок (рис. 8, 8), фрагменты небольшого пифоса (рис. 8, 12), кувшина (рис. 8, 16), фрагменты трех сосудов (рис. 8, 20, 21, 24), железная пряжка (рис. 8, 4), железное кольцо с прямоугольным зажимом (рис. 8, 19), бронзовый наконечник ремня (рис. 8, 7), фрагмент железного ножа (рис. 8, 14), две бронзовые, плакированные снаружи золотой фольгой и остатками кожаной основы с обратной стороны листовидные бляхи, относящиеся к сбруйному набору (рис. 8, 11), железный и бронзовый браслеты (рис. 8, 3, 10), бронзовая серьга (рис. 8, 5), полусферические (11 шт.) и в виде розеток (17 шт.) золотые бляшки и золотые сферической формы бусы (64 шт.) (рис. 8, 17), янтарные (2 шт.), 14-гранные сердоликовые (7 шт.) и стеклянные бусы и бисер (рис. 8, 1, 9, 13, 15).

Рис. 8.

Курган 2. Находки: 1 – янтарные бусы, 2 – фрагменты миски, 3 – железный браслет, 4 – железная пряжка, 5 – бронзовая серьга, 6 – фрагмент сосуда, 7 – бронзовый наконечник ремня, 8 – лепной горшок, 9 – стеклянная бусина, 10 – бронзовый браслет, 11 – бронзовые бляхи, плакированные золотом, 12, 23 – фрагменты пифосов, 13 – сердоликовые бусы, 14 – фрагмент железного ножа, 15 – стеклянные бисер и бусы, 16 – фрагмент кувшина, 17 – бусы и бляшки золотые, 18 – миска, 19 – железное кольцо с зажимом, 20, 21, 24 – фрагменты сосудов, 22 – каменный терочник, 25 – светлоглиняная амфора; 1–21 (номера позиций соответствуют номерам находок на плане погребения на рис. 7, III), 22, 23, 25 – с древнего горизонта, 24 – из погребения.

Fig. 8. Mound 2. Finds

В материалах аланской культуры раннего этапа выделяются две группы погребений: 1) катакомбы с меридионально ориентированными входными ямами и камерами у северных стенок; 2) катакомбы с широтно ориентированными входными ямами и камерами у западных стенок. Первые характерны для памятников предгорной полосы центральных и восточных районов региона (Бесланский, Брут 1 и 2, Экажевские 1-е курганы, Алхан-Кала и др.; Малашев, Торгоев, 2018. С. 37), вторые – для некрополей Среднего Терека (Братские 1-е курганы, Октябрьский I, Киевский I и др.; Абрамова, 1997. С. 97; Малашев и др., 2018; 2020). Эти различия, а также ряд обрядовых признаков и особенности керамического комплекса дают основания рассматривать памятники двух территорий как локальные варианты аланской культуры раннего этапа (Малашев и др., 2020. С. 447, 448).

У катакомб могильника Змейского городища входные ямы ориентированы в секторе от ЗЮЗ–ВСВ до Ю–С с расположением камер у западно-юго-западных, юго-западных, юго-юго-западных, южных стенок и сближаются с погребальными сооружениями памятников Среднего Терека. Некоторые отличия в ориентировке входных ям змейских катакомб от ориентировки у катакомб Среднего Терека (в секторе от ЮЗ–СВ до ЮВ–СЗ) и расположении камер (у юго-западных, западных и северо-западных стенок) у первых, видимо, связаны с особенностями ландшафта, на котором располагался некрополь – повышающимся к ЮЮВ склоном Кабардино-Сунженского хребта, и являлись результатом адаптации к нему (примерно параллельно изолиниям) стандарта катакомб Среднего Терека с широтной ориентировкой входной ямы и камерой с З.

Катакомбы, расположенные на двух участках (в верхней и нижней частях склона), конструктивно несколько различаются. У первых (кат. 71, 74, 191, 202, 280, 289, 292, 362, 375, 382) (рис. 1, II – 5, II) ступеньки расположены вдоль боковой (северо-западной, западно-северо-западной) (рис. 3, III; 4) или у задней стенки входной ямы (рис. 1, II; 2, II; 3, I, II), хорошо выраженный дромос длиной 0.4–0.55 м, прямоугольные камеры с вынесенным вверх сводом. У вторых (раскоп IV, кат. 1–3) (рис. 5, III, IV; 7, I) ступеньки только у задней стенки входной ямы, более короткий дромос (0.15–0.35 м), камеры неправильной овальной формы.

Особенности конструкции первой группы находят аналогии как в памятниках предгорной полосы (Воронин, Малашев, 2006. Рис. 56 ; Габуев, Малашев, 2009. Рис. 33, 113, 118 ; Габуев, 2014. Рис. 2, 15, 17, 34, 36, 38, 40, 42, 44 ), так и на Среднем Тереке (Абрамова, 1997. Рис. 4, 13; 5, 1, 5, 13; Малашев и др., 2020. Рис. 6, 1; 7, 1; 10, 1). Узкие прямоугольные или трапециевидные входные ямы в сочетании со ступеньками вдоль боковой стенки наиболее характерны для IV в., в основном его второй половины (Малашев, Торгоев, 2018. С. 39), но использовались и в начале V в. Появление аналогичных погребений, но со сравнительно широкими прямоугольными и трапециевидными входными ямами, фиксируется в памятниках Среднего Терека и относится к первой пол.–сер. III в. (Малашев, 2018. Рис. 191, 354, 702, 1020, 1036, 1165, 1286, 1332 ; 2019. Рис. 312, 735 ). Ступеньки у задней стенки входной ямы по всей ширине, в сочетании с узкой прямоугольной или трапециевидной ее формой, появляются в финальные десятилетия IV в. (Малашев, 2019. Рис. 1860–1876, 1285–1305 ; Малашев и др., 2020. С. 446. Рис. 8) и получают широкое распространение в V в. Вынесенный вверх от входа свод стрельчатой или трапециевидной в разрезе формы появляется во второй пол. III в. (Малашев и др., 2020. С. 443) и получает широкое распространение в IV в. и позже (V в.).

Показательными для оценки хронологии являются ременные гарнитуры. Фрагменты двух железных пряжек из катакомбы 362 (рис. 4, II, 1, 2) с узкими овальными, утолщенными в передней части рамками, встречаясь в развитом IV в. (Храпунов, 2002. Рис. 75 , 38; 115, 9; 134, 16; 177, 9, 10; 200, 6; 213, 6), получают распространение в комплексах региона гуннского времени (Габуев, Малашев, 2009. Рис. 112 , 1; 121, 3; Малашев и др., 2015. Рис. 99 , 8; Яковчик и др., 2018. Рис. 1, 9, 10; Малашев, 2019. Рис. 1303 , 18; 1313, 3; 1438, Оп. 6; 1691, 5; 1987, 4; Гавритухин и др. 2020. С. 238); ранние образцы встречены во второй пол. III в. (Малашев, 2018. Рис. 1174 , Оп. 882; 1448, 7). Бронзовая пряжка из катакомбы 382 (рис. 5, I, 2) с округлой утолщенной в передней части рамкой и язычком с высоким уступом у основания, заходящим в передней части за середину сечения рамки и охватывающим ее почти на всю высоту, характерна для комплексов последних десятилетий IV–начала V в. (Gavritukhin, 2018. P. 49, 50; Малашев и др., 2015. С. 100. Рис. 204 , 1–9; Габуев, Малашев, 2009. Рис. 35 , 2–4; Габуев, 2014. Рис. 30 , 6–9; Яковчик и др., 2018. Рис. 1, 5; Малашев и др., 2020. Рис. 8, 3, 4). Другая пряжка из этого комплекса (рис. 5, I, 3) с округлой рамкой и хоботковым язычком с высоким уступом у основания датируется, главным образом, концом IV (рубежом IV/V) – первой пол. V в. (Засецкая, 1993. Табл. 11 , 14, а–в; 26, 106, 109, 112, 115; 47, 219; 49, 231 и др.; Засецкая, 1994. Табл. 4 , 11; 5, 11; 16, 9, 10 и др.; Амброз, 1989. Рис. 6, 4, 6, 8; 7, 1, 2; 9, 3–5, 7; 10, 5, 6; 11, 2–4; 13, 1–3; Габуев, 2014. Рис. 7, 2, 4; 8, 2; 11, 1; 14, 7–10; и др.). Подобные пряжки встречаются в регионе и позднее, но в данном случае нет оснований для их поздней датировки.

Из катакомбы 202 происходит золотая накладка треугольной формы на венчик деревянного сосуда (рис. 2, III, 8); аналогии представлены в комплексах гуннского времени региона (Габуев, 2014. Рис. 22 , 6; 33, 4; 47, 7).

Учитывая хронологию находок и компактное расположение катакомб 71, 74, 191, 202, 280, 289, 292, 362, 375, 382, их конструктивное сходство, можно предложить для них датировку в рамках последних десятилетий IV–первых десятилетий V в.

На данном участке конструкцией и инвентарем выделяется катакомба 340. Одна из фибул в ней (рис. 3, IV, 14) принадлежит группе 13-3 (Амброз, 1966. С. 46), датируемой I–первой пол. III в. (Габуев, Малашев, 2009. С. 134). Другая (рис. 3, IV, 15) относится к группе 12-4а, редкой для центральных и восточных районов Северного Кавказа; датировка А.К. Амброза – вторая пол. II–III в. (1966. С. 44). Декор кувшинчиков в виде смыкающихся вертикальных каннелюр (рис. 3, IV, 4, 6) появляется в первой пол. III в. (Малашев и др., 2018. Рис. 5, 1; Малашев, 2018. Рис. 185 , 2; 375; 507, 1; 739, 1; 2019. Рис. 350 , Оп. 9; 566, 1) и существует до начала V в. (Малашев и др., 2020. Рис. 10 , 4). Кувшинчик без ручки (рис. 3, IV, 7) находит серию аналогий в некрополях Среднего Терека III–IV вв. (Малашев и др., 2018. Рис. 4, 1) и является диагностической формой для данного варианта аланской культуры. Узкодонные миски с загнутым внутрь бортиком (рис. 3, IV, 9) существуют на протяжении большей части раннего этапа аланской культуры, постепенно сменяясь в рамках второй пол. IV в. широкодонными формами. С учетом фибул данный комплекс может датироваться первой пол.–сер. III в., чему в целом соответствует конструкция ступенек (см. выше) в сочетании с более широкими пропорциями входной ямы и сводом, понижающимся от входа к передней стенке камеры.

Отличия конструкции катакомб второй группы – неправильной овальной формы камера, более короткий дромос и небрежность в выполнении ступенек у задней стенки входной ямы – корреспондируют с хронологической оценкой погребального инвентаря.

Железные пряжки со сравнительно узкими овальными, утолщенными в передней части рамками (рис. 6, 10), пряжки с округлой утолщенной в передней части рамкой и язычком с высоким уступом у основания, заходящим в передней части за середину сечения рамок и охватывающим ее на всю высоту (рис. 6, 6) и пряжки с утолщенной в передней части рамкой и массивным хоботковым язычком с высоким уступом у основания, заметно выходящим за пределы рамки (рис. 6, 2), были рассмотрены выше.

Широкодонные миски с загнутым внутрь бортиком (рис. 6, 12) получают распространение со второй пол. IV и преобладают в первой пол. V в. (Габуев, Малашев, 2009. С. 116, 117. Рис. 127 , 16–23; см. также Абрамова, 1997. Рис. 12 , 8, 9, 20; Габуев, 2014. Рис. 39 , 7). Кувшинчик с ручкой, крепящейся верхним прилепом к венчику, и туловом, орнаментированным узкими не смыкающимися каннелюрами (рис. 6, 14), может соотноситься с разновидностями сосудов Кр. 4 и Кр. 4/18 и датироваться начиная с первой пол. V в. (Малашев, 2001. С. 17, 23, 38, Рис. 55 ; 58; 59; 67). Остальные сосуды (рис. 6, 1, 3, 13) не дают узких датировок.

Короткий меч из кат. 2 с вырезами у пяты клинка (рис. 6, 15) относится по А.М. Хазанову к типу 5; исследователь предположил, что происхождение этих мечей связано с Кавказом, а появление относится к IV в. Большая их часть происходила с территории Северо-Западного Кавказа, в основном с черноморского побережья (Хазанов, 1971. С. 17, 24, 116). Наиболее полно данные предметы вооружения картографировал М.Е. Левада (2013. Рис. 2–4)⁴⁴; он предложил их нижнюю дату – рубеж III/IV вв. (может быть, вторая пол. III в.) и назвал территорию формирования – районы Западного Прикаспия (С. 172, 174). О.А. Радюш указывает на середину–вторую пол. III в. как возможное время появления клинков с вырезами и разбирает вопрос о характере использования данного вида вооружения – в качестве клинкового или древкового (Радюш, 2014. С. 232), приводит примеры их изготовления из обломков длинных мечей (С. 236). Принимая данную аргументацию, отметим, что в значительной части случаев, когда данные предметы зафиксированы in situ, они находились рядом с верхней частью туловища (или поверх нее) и лежали острием к голове, что не характерно для положения клинкового оружия в погребениях. По всей видимости, рассматриваемые предметы вооружения могли использовать и как клинковое, и как древковое оружие.

Находки этих предметов в погребальных комплексах центральных и восточных районов Северного Кавказа носят эпизодический характер и встречаются в захоронениях, датирующихся не ранее конца III в.: Дербентский могильник погр. 4 и Кишпек кург. 13 (Кудрявцев, Гаджиев, 1991. Рис. 12 , 6; Бетрозов, 1987. Рис. III , 7). Датировка кат. 1 у пос. Черноречье (г. Грозный) затруднена, вследствие качества иллюстраций (Виноградов, Савенко, 1991. Рис. 1, 10–17), но скорее связана с IV в. Могильник Лехкч-корт с каменными гробницами для многоразовых захоронений, судя по инвентарю, датируется в рамках III–первой пол. V в. (Виноградов, Петренко, 1974. Рис. 2; 3). В погр. 2 клинок принадлежал самому позднему захоронению, судя по керамике и выраженной деформации черепа, датирующемуся не ранее V в. Погр. 6, вследствие разрушения, не содержало узко датируемых вещей. Предметы из Вольного аула и Харачойского могильника (культурно близкого могильнику Лехкч-корт) (Багаев, 2008. Рис. 148 , 21) происходили из разрушенных раннесредневековых погребений. Погребальный обряд кург. 13 Кишпек – двухкамерная широкая прямоугольная яма с деревянным перекрытием (Бетрозов, 1987. Рис. II ) – отличается от традиционного обряда аланской культуры и лишь с большой натяжкой может быть сопоставим с катакомбным. Находка из Моздока относится к разрушенному карьером погребению (Миллер, 1941. С. 240); учитывая обширную площадь могильника, наличие деформированных черепов и территориальную близость к памятникам аланской культуры на Среднем Тереке, можно допустить, что она могла быть связана с последними.

Таким образом, абсолютное большинство находок с территории Северного Кавказа не имеет отношения к аланской культуре и происходит из иного культурного контекста – с побережья Северо-Западного Кавказа или из комплексов с неясным или не аланской культуры обрядом. Остаются только предметы из Черноречья, Змейской и, возможно, Моздока. Если сопоставить это количество клинков с выборкой исследованных комплексов аланской культуры III–IV вв. (около 1500), то первые по отношению ко вторым – статистически незначимы. В настоящее время большинство находок рассматриваемых предметов вооружения происходит из некрополей Крыма IV–V вв. (Храпунов, 2002. Рис. 72 , 7,8; 90, 1–3; 101, 3; 164, 3, 10; 164, 3, 4; 184, 3, 4; 212, 6, 7; Исследования…, 2011. С. 30; Левада, 2013. Рис. 3), включая, возможно, наиболее раннюю (Радюш, 2014. С. 237). Что касается связи крымских памятников с традициями аланской культуры по обряду и керамике⁵⁵, то данная гипотеза основывается на недоказанном посыле и обсуждается только некоторыми специалистами по крымской археологии (Храпунов, 2002. С. 74, 79–80; Исследования …, 2011. С. 52; Власов, 2003). Вывод: формирование данного типа оружия, более вероятно, связано с Крымом, а не с Кавказом, а носители аланской культуры к его происхождению и распространению не имели отношения.

Датировка катакомбы 2 может рассматриваться в рамках первой пол. V в. Различие в локализации двух групп катакомб соотносится с некоторыми отличиями в их конструкции, хронологией инвентаря и отражает наличие различных участков в планиграфии некрополя Змейского городища с различной хронологией.

Расположенные в стороне от этих участков курганы 1 и 2 относятся к более ранней части некрополя. Для оценки хронологии кургана 1 показателен кувшинчик с зооморфной ручкой, верхний прилеп которой оформлен в виде удлиненной морды животного (рис. 7, II, 1). Данное оформление на ручках кувшинчиков и кружек, появляясь во второй пол./конце II в. (Габуев, Малашев, 2009. Рис. 76 , 3), используется на протяжении большей части III в.; в IV в. оно неизвестно. Полуовальная форма ступенек, при общем сходстве конструкции со ступеньками конца IV–первой пол. V в. выраженной прямоугольной формы, отличается от последних. Данная конструкция в сравнительно широких трапециевидных входных ямах известна в первой пол.–сер. III в. (Габуев, Малашев, 2009. Рис. 44 ; Малашев, 2018. Рис. 949 ; 2019. Рис. 172 ; 201; 273). Все это в сочетании с широкими пропорциями входной ямы, а также сводом, понижающимся от входа к передней стенке камеры, позволяет датировать комплекс в рамках III в.

Курган 2 относится к наиболее ранним комплексам аланской культуры. Его дату определяет светлоглиняная узкогорлая амфора с профилированными ручками римского времени С IVC (рис. 8, 25), датирующаяся второй четв. II–концом II/началом III в. (Внуков, 2016. С. 41–43). Форма пряжки с фигурной рамкой (рис. 8, 4) восходит к центральноевропейским застежкам раннеримского времени и имеет аналогии в комплексах региона и восточноевропейской степи, главным образом, I – первой пол. II в. (Абрамова, 1993. Рис. 58 , 10, 13–15; Труфанов, 2004. Рис. 2–4). Схема одночастного наконечника (рис. 8, 7) соотносится с наконечниками Н3a и синхронизируется с позднесарматским временем (Малашев, 2000. Рис. 2; 4, Г, 7; Габуев, Малашев, 2009. С. 124. Рис. 133 , 7–11). Датировке комплекса – вторая пол. II в. – не противоречат угловая конструкция ступенек и укороченные пропорции входной ямы (рис. 7, III). Этой дате соответствуют золотые нашивные бляшки и сферические бусы, а также архаичная профилировка бортика миски (рис. 8, 2). Отметим, что в состав инвентаря входили лепной горшочек (рис. 8, 8) и пифосы (рис. 8, 12, 23), что дополнительно связывает данный комплекс с традициями памятников локального варианта на Среднем Тереке.

Остановимся на других чертах погребального обряда. В кат. 202 и 2 раскопа IV (рис. 2, III; 5, III) зафиксированы двукратные захоронения. Данная традиция, в целом, не характерна для погребальной обрядности аланской культуры второй пол. II–первой пол. V в., когда в некрополях преобладали подкурганные катакомбы, используемые для однократных (индивидуальных или коллективных единовременных) захоронений. Однако известны исключения, наблюдаемые в некрополях Среднего Терека (Малашев и др., 2020. С. 447).

Там, где было можно проследить, погребенные лежали головой влево от входа, в секторе ЮВ–В; с учетом отклонений в ориентировке катакомб из-за ландшафтных особенностей это ассоциируется с традициями населения Среднего Терека (Малашев и др., 2018. С. 198; 2020. С. 443, 445). Положение погребенных как вытянуто, так и скорчено находит аналогии во всем ареале аланской культуры (Габуев, Малашев, 2009. С. 73; Малашев и др., 2018. С. 198; 2020. С. 443). Посыпка дна камеры слоем древесного угля появляется во второй пол. III в. и получает распространение в IV в.; наиболее поздние случаи фиксируются в первой пол. VII в.

Большая часть рассмотренных погребений Змейского могильника – бескурганные; наличие подкурганных захоронений фиксируется в четырех случаях (кат. 202, 340, кург. 1 и 2). Таким образом, могильник Змейского городища является курганно-грунтовым и по основным обрядовым признакам наиболее близок группе некрополей раннего этапа аланской культуры на Среднем Тереке, датировка которых, в основном, не выходит за пределы III – первой пол. V в. (Малашев и др., 2020. С. 447). Данные памятники, от Змейской и до, примерно, Толстой-Юрта, могут быть объединены в локальный вариант аланской культуры на Среднем Тереке (Малашев и др., 2020. С. 447, 448)⁶⁶.

Учитывая незначительность выборки комплексов могильника, для понимания его хронологии необходимо использовать материалы поселенческого памятника, к которому он относится – Змейского городища. Первоначально оно занимало три укрепленных участка, ограниченных рвами и значительную по площади неукрепленную часть. В настоящее время памятник сильно нарушен карьером кирпичного завода; к 1990 г. полностью был уничтожен западный укрепленный участок, откуда происходила керамика, синхронная основным напластованиям Зильгинского городища. Территория, занимаемая некрополем, полностью не ясна; выявленные участки бескурганных погребений и курганы располагаются к СЗ, З и ЮЗ от городища.

Первые исследования городища были проведены на его неукрепленной части и введены в научный оборот как раскопки Змейского селища; автором памятник был ошибочно признан однослойным и синхронным катакомбному могильнику X–XIII вв. (Деопик, 1961. С. 38, 49) вследствие того, что керамика из слоя рассматривалась недифференцированно. Однако исследованные напластования относились к двум различным периодам: первому, связанному со Змейским городищем раннего этапа аланской культуры и начала Раннего Средневековья, и второму – не ранее X в.

Для оценки хронологии интересующего нас первого периода важны исследования культурного слоя на периферии неукрепленной части памятника, проводившиеся 2013 г. Нижнюю хронологическую границу слоя (Бакушев, Безматерных, 2020) определяют светлоглиняные узкогорлые амфоры с профилированными ручками римского времени, наиболее ранние (С IVC) из которых датируются от второй четв. II до конца II/начала III в. (см. выше). Значительное количество фрагментов амфор из культурного слоя, а также амфора из кург. 2 позволяют ставить вопрос о роли населения городища в осуществлении контроля прохода через Эльхотовские ворота.

Верхнюю дату первого периода функционирования Змейского городища, видимо, определяют исследованные здесь гончарные горны, содержавшие керамику VII–начала VIII в. (Бакушев, 2019). Кроме того, на памятнике имеется небольшая группа погребений, обнаруженных в культурном слое периферии неукрепленной части городища, в обрядовом отношении и бедностью инвентаря отличающаяся от стандартных захоронений и датирующаяся в рамках VI–VII вв. (Бакушев, Фризен, 2016); эти комплексы, очевидно, отражают какую-то кратковременную “стрессовую” ситуацию военного или эпидемиологического характера. Для уточнения датировки некрополя и городища нужно также учитывать материалы некрополя Брутского городища (Габуев, Малашев, 2009. С. 10, 141), Бесланского городища (Коробов, Малашев, в печати) и поздней группы захоронений Нижне-Джулатского могильников (Абрамова, 1972), не выходящие за пределы середины VII в.