Российская археология, 2022, № 1, стр. 109-123

Домостроительство – одно из самых консервативных проявлений материальной культуры, отражающих этнокультурные традиции, которые, впрочем, могли дополняться инновационными элементами в результате как опосредованного влияния, так и прямых миграционных импульсов. Историография проблемы реконструкции славяно-русского жилья весьма обширна, при этом особое место в ее решении занимают древности роменской и боршевской археологических культур. Во многом на их основе проходили проверку методы воссоздания облика построек. В 1931 г. П.А. Ефименко с опорой на материалы раскопок Большого Боршевского городища предположил, что “сеть сообщающихся между собой помещений” составляла своего рода улей (Ефименко, 1931. С. 7, 8). Предложенная интерпретация надолго утвердилась в литературе, причем она была перенесена и на памятники более обширной территории, включая роменский ареал (Рыбаков, 1939. С. 323; История культуры…, 1948. С. 204, 205; История русской архитектуры, 1951. С. 3; Третьяков, 1953а. С. 164; 1953б. С. 22, 23; Мавродин, 2002. С. 87–91). С ее критикой выступил И.И. Ляпушкин, который доказал индивидуальный характер жилищ (Ляпушкин, 1957) и предложил на примере результатов раскопок Новотроицкого городища варианты их реконструкции, фактически в виде землянок, впервые воплощенные в графике (Ляпушкин, 1958. С. 193–205. Рис. 109–114 ). В дальнейшем П.А. Раппопорт пришел к выводу о том, что стены домов могли возвышаться над уровнем земли (Раппопорт, 1975. С. 158, 159. Рис. 58, 59 ), однако и эта схема вызвала серьезные возражения. Г.В. Борисевич кратко выразил свою позицию в афористичной фразе, определяющей основной недостаток жилища – в нем невозможно жить. По его мнению, срубные стены дома были выше и ставились с отступом от котлована, что заметно увеличивало метрические параметры жилища (Борисевич, 1978. С. 282–284).

Идеи Г.В. Борисевича нашли свое воплощение в дальнейших исследованиях (Дьяченко, 1991; Григорьев, 2000. С. 81–100; 2005. С. 38–59). Важной вехой в решении вопросов реконструкции славяно-русских жилищ стали результаты изысканий Ю.Ю. Моргунова, который фактически сформулировал ее основные принципы (Моргунов, 2002; 2003. С. 117–131). В дальнейшем количество реконструктивных признаков увеличилось, они были сведены в единый комплекс и апробированы на конкретных примерах роменских и боршевских памятников (Енукова, 2003, 2005, 2011; Енуков, Енукова, 2012, 2014; Енуков, 2018). Полученные результаты получили обобщение в специальных разделах монографических исследований (Енукова, 2007. С. 21–57; Пуголовок, 2016. С. 193–217). В итоге господствующая схема роменского домостроительства стала выглядеть следующим образом: прямоугольный (в основном квадратный) котлован с облегченной обшивкой по бортам и печью в одном из углов перекрывался срубными стенами, поставленными с отступом от границ заглубленной части. Подчеркну, что речь идет о преобладающей схеме. Отклонения от нее известны (наземное расположение построек, каркасно-столбовая конструкция несущих стен, схема “сруб, впущенный в котлован”, “добротная” облицовка бортов, иное местоположение печи), однако они редки.

В ряду древностей Днепровского левобережья особое место занимает городище, расположенное на территории поселка городского типа Опошня (Украина, Полтавская обл., Зеньковский р-н) на р. Псел. Памятник был введен в научный оборот В.Г. Ляскоронским (1907. С. 184, 185). В 1940 г. на его площадке первые стационарные изыскания провел И.И. Ляпушкин, в ходе которых открыто три жилища. Несмотря на небольшой объем материалов, именно на их основе исследователь впервые сформулировал свое видение славянского домостроительства. Позднее эта вербальная характеристика, к которой мы еще обратимся, нашла отражение в реконструкциях домов Новотроицкого городища. Опошня была отнесена к числу наиболее ранних памятников “роменско-боршевской” культуры (Ляпушкин, 1946). В 1957 г. работами И.И. Ляпушкина уже на значительной площади было открыто еще 11 жилищ (Ляпушкин, 1961. С. 258–304).

Изучение Опошни продолжили О.В. Сухобоков и С.П. Юренко. После проведения разведочных работ в 1974 г. в следующем сезоне исследованы оборонительные сооружения, а также центральная часть площадки с девятью жилищами. Они представляли собой каркасно-столбовую конструкцию, стены котлованов были облицованы горизонтально уложенными плахами, закрепленными вертикальными стояками. Авторы выразили свое полное согласие с предложенным И.И. Ляпушкиным вариантом облика жилищ Новотроицкого городища, приведя в качестве образца иллюстрации из его работы. Место Опошни в ряду древностей последней четверти I тыс. определялось следующим образом. С одной стороны, городище было более поздним по сравнению с волынцевскими памятниками, с другой – отражало переход от волынцевского этапа к роменскому в рамках единой культуры (Сухобоков, Юренко, 1992. С. 44–46, 60, 63. Рис. 19 ). В 2017 и 2018 г. небольшие раскопки на памятнике проведены Ю.А. Пуголовком, при этом на исследованной площади жилища отсутствовали (Пуголовок, 2018, 2020).

Мысль о специфическом месте Опошни в культурно-хронологической колонке древностей Днепровского левобережья сохраняется и в дальнейшем. Так, А.В. Комар выделяет Опошнянский горизонт (вторая четверть IX в.), который занимает промежуточное положение между Битицким (775–825 гг.), маркирующим финал волынцевской культуры, и Новотроицким (вторая–третья четверть IX в.) горизонтами, причем последний расценивается как первый этап собственно роменской культуры. Относительно домостроительства Новотроицкого горизонта автор высказывается следующим образом: “… наблюдается резкое падение процента плетнево-глинобитных стен жилищ, доминирующей становится обшивка стен плахами” (Комар, 2012. С. 146–151). Отсюда следует, что у обитателей Опошни была распространена плетнево-глинобитная строительная техника, что, однако, не подтверждено конкретными аргументами. Судя по всему, это мнение восходит к выводам Д.Т. Березовца, который в числе трех типов стен жилищ Волынцевского поселения наряду со срубами и обкладкой бортов котлована плахами выделял конструкцию из кольев, переплетенных лозой и обмазанных глиной (Березовець, 1969. С. 35, 36).

С.П. Юренко попыталась определить соотношение между ними: плетневые стены, которые расцениваются как вариант каркасно-столбовых, преобладали, с использованием такой техники было возведено 54.7% всех жилищ памятника (Юренко, 1990. С. 65). Ранее на основе анализа ряда волынцевских памятников, а также материалов Опошнянского и Новотроицкого городищ сделан вывод о безраздельном господстве “столбовой конструкции” при крайне редком использовании срубной техники (Юренко, 1984. С. 35. Табл. 1). Интересно отметить, что Д.Т. Березовец, характеризуя тип оформления стенок котлована с обкладками из плах (также каркасно-столбовой по С.П. Юренко), писал: “Про наземну частину таких конструкцій нічого сказати не можна” (Березовець, 1969. С. 36). Наконец, Ю.А. Пуголовок, обращаясь к материалам Опошни, на примере жилища 4С указывал на наличие признаков постановки срубных стен с отступом от котлована (Пуголовок, 2016. С. 244, 245).

В результате трактовка домостроительных схем Опошни несет определенные противоречия. Памятник относится к числу наиболее изученных на территории Днепровского левобережья: при площади 0.8 га¹¹ исследовано около двух ее третей. Открыто в общей сложности 23 жилища²², при этом случаи перекрытия друг другом не отмечены, что делает вывод о кратковременности существования поселка, к которому пришел еще И.И. Ляпушкин в начале своих исследований, практически неоспоримым (рис. 1). Зафиксированные во всех сооружениях следы пожара иллюстрируют его финал. Эти особенности памятника наряду с репрезентативностью материалов позволяют расценивать Опошню как прекрасный полигон для проведения реконструктивного анализа домостроительства.

Рис. 1.

Городище Опошня. План (по: Пуголовок, 2018). Условные обозначения: а – постройки; б – хозяйственные ямы; в – раскопки И.И. Ляпушкина в 1940 и 1957 г.; г – раскопки О.В. Сухобокова в 1974 и 1975 г.; д – современное кладбище; е – котлованы разрезов укреплений.

Fig. 1. The fortified settlement of Oposhnya. A plan view (after Pugolovok, 2018)

Все дома были прослежены по котлованам прямоугольной в плане формы, которая обычно приближалась к квадратной. Их площадь невелика: в 12 случаях она не превышает 12 м² (таблица). Самые крупные – котлованы жилища 5Л³³ (26 м²) и 2С (20 м²). Их глубина в среднем составляла 0.7–0.8 м.

Основанием для вывода о каркасно-столбовой конструкции стен послужило главным образом наличие столбовых ямок вдоль стен. Действительно, следы вертикальных стоек обнаружены почти во всех домах Опошни, за исключением жилища 9С (таблица; рис. 2А, 1)⁴⁴. Однако этот признак “работает” только с учетом определенных условий. Классический вариант каркасно-столбовой схемы – забирка, которая в идеальном виде предполагает восемь вертикальных опор: четыре по углам котлована и четыре по центру его стенок. В их пазы вставляются горизонтальные плахи с затесами-“гребнями” по торцам. Необходимость центральных стоек объясняется тем, что в Опошне стенки котлована обычно имели длину 3 м и более. Горизонтальные плахи вряд ли могли обладать такими размерами, не ослабляя общей конструкции дома, рассчитанного на круглогодичное проживание, что предполагает определенную, не менее 20 см, толщину стен. Теоретически в котлованах меньших размеров количество стоек могло сокращаться вплоть до использования только самых значимых – угловых, однако малая, до 9 м², площадь является, хотя и условным, но, тем не менее, одним из признаков несущих стен жилища, поставленных с отступом от заглубленной части (Енукова, 2007. С. 25). В Опошне она отмечена в трех случаях (таблица).

Рис. 2.

Городище Опошня. Планы и разрезы жилищ (по: Ляпушкин, 1961; Сухобоков, Юренко, 1992). А: 1 – 9С; 2 – 1Л; 3 – 6Л; 4 – 7Л; 5 – 12Л; 6 – 5С; 7 – 10Л; 8 – 13Л; 9 – 14Л; Б: 1 – 4С; 2 – 11С; 3 – 2Л; 4 – 4Л; 5 – 6С; 6 – 8С; 7 – 10С; 8 – 3Л; 9 – 8Л; В: 1 – 2С; 2 – 11Л; 3 – 9Л; 4 – 5Л; 5 – 1С. Условные обозначения: а – зола; б – угли; в – обожженная глина (очаг).

Fig. 2. The fortified settlement of Oposhnya. Plans and sections of dwelling structures, A–B (after Lyapushkin, 1961; Sukhobokov, Yurenko, 1992)

Рис. 2.

Продолжение.

Fig. 2. Continued

Рис. 2.

Окончание.

Fig. 2. Ending

В подавляющем большинстве жилищ Опошни (19 построек) количество столбовых ямок было меньше, нежели требовалось для “полного” комплекта забирки, и колебалось от 2 до 6 (таблица; рис. 2А, 2–9; Б; В, 1–3). В их расположении зачастую отсутствует система, причем пропуски приходятся на углы котлована. Пример такого рода – жилище 2Л, в котором обнаружено четыре “нерегулярно” размещенных ямки, из них две обладали неприемлемым для каркаса малым диаметром. Дополнение к ним – небрежно “разбросанные” следы от кольев (рис. 2Б, 3). Похожая картина наблюдается в жилище 3Л, где формально выявлено шесть ямок, но только две из них по своим размерам могли играть роль вертикальных стоек каркасно-столбовой конструкции (рис. 2Б, 8). Заметный интерес представляет жилище 9Л, в котловане которого выявлено девять ямок. Это количество даже превышает “идеальный” для каркаса набор. Однако при этом наблюдается заметное сходство с указанными выше постройками, а именно отсутствие системности в расположении ямок, пропуски в узловых местах и малый диаметр части рассматриваемых элементов (рис. 2В, 3).

Во многих постройках Опошни отмечались рухнувшие, как правило, обгоревшие деревянные конструкции, которые образовывали разные по размерам скопления обломков. Тем не менее в ряде случаев сохранились детали в первоначальном или близком к нему положении. Обратимся к сооружениям, в которых наблюдается количественная “некомплектность” столбовых ямок наряду с отсутствием системы в их расположении и существенными пропусками (жилища 1Л, 2Л, 4Л, 6Л–8Л, 10Л–14Л, 2С, 4С–6С, 8С, 10С, 11С), присовокупив к ним обладающее сходными чертами уже упоминавшееся жилище 9Л (всего 20 объектов). Наличие в их конструкциях вертикальных элементов сомнений не вызывает. Этот факт подтверждается нередко встречающимися остатками дерева, как в самих ямках, так и над ними. Вдоль бортов котлованов зафиксированы и горизонтальные детали, которые описываются чаще всего как горелые плахи, реже – углистые линзы или горелое дерево (жилища 4Л, 6Л, 8Л–10Л, 14Л)⁵⁵. На полу вдоль стен жилища 4С прослеживались следы древесного тлена в виде тонкой (3 см) прослойки бурого цвета (Сухобоков, Юренко, 1992. С. 18). Лучше всего остатки конструкции сохранились в жилище 12Л (рис. 3, 5): ряд горелых плах располагался непосредственно вдоль стен, “причем плахи лежали на ребре (облицовка)” (Ляпушкин, 1961. С. 294). Такая картина в сочетании с некомплектностью и бессистемностью в расположении ямок более всего соответствует использованию приема “неаккуратного” заклада, суть которого сводится к следующему: вертикальные стойки прижимают горизонтально расположенные плахи или доски к стенкам котлована. Подпорная по сути конструкция была только облицовкой заглубленной части постройки и не могла служить основанием несущих стен и возвышаться над землей. Именно это положение стало одним из весомых возражений Г.В. Борисевича против построений П.А. Раппопорта (Борисевич, 1978. С. 284). Вполне вероятно, на отдельных участках бортов котлована обшивка вообще могла отсутствовать, что было оправдано ввиду плотного материка, представленного глиной. В пользу такого варианта также свидетельствуют малое количество ямок в значительной части сооружений, особенно пропуски в узловых точках.

Рис. 3.

Городище Опошня. Планы жилищ с остатками горелого дерева (по: Ляпушкин, 1961). 1 – 4Л; 2 – 5Л; 3 – 6Л; 4 – 8Л; 5 – 12Л.

Fig. 3. The fortified settlement of Oposhnya. Plans of dwelling structures with the remains of burnt wood (after Lyapushkin, 1961)

Вывод об облегченном характере облицовки подкрепляется и другими наблюдениями. Показательны отопительные устройства, которые в Опошне в большинстве случаев создавались одновременно с сооружением котлована в материковом останце. Печи, как правило, занимали один из углов котлована (рис. 2А, 2–5, 7–9; Б, 2–9; В, 1, 3), только в одном случае примыкая к его борту (рис. 2Б, 1). В двух жилищах имелось по паре таких отопительных сооружений (рис. 2А, 6; Б, 2). Подобное оформление интерьера помещения не давало возможности замкнуть контур обшивки. Лишнее доказательство “разрыва” на этих участках – отсутствие следов столбовых опор в углах за останцами печей. В свою очередь отопительные сооружения, примыкающие к бортам котлована, расцениваются в качестве признака несущих стен, поставленных с отступом от него (Моргунов, 2002. С. 59, 63; Енукова, 2007. С. 23). Существование “разрывов” в облицовке в некоторых случаях подтверждается хозяйственными ямами, расположенными по углам котлованов или у центра одной из стен (жилища 1Л, 3Л, 12Л, 2С) (рис. 2А, 2, 5; Б, 8; В, 1).

Возвращаясь к отопительным сооружениям, отмечу, что в Опошне отклонения от “стандарта” немногочисленны. В жилищах 1С (рис. 2В, 5) и 9С (рис. 2А, 1) использовались очаги. В жилищах 11Л (рис. 2В, 2) и 13Л (рис. 2А, 8) они дополняли основной источник тепла, причем в первом случае он был представлен печью в подбое, которая прорезала северный борт котлована и также не давала замкнуть периметр обшивки. Очаги и “камины” известны в волынцевских жилищах, в том числе на эпонимном поселении в урочище Стан и на Битицком городище, однако встречаются они несравненно реже угловых печей с преобладанием в числе последних останцовых отопительных устройств над глинобитными (Юренко, 1984. С. 38, 39. Табл. 1; Сухобоков, 1999. Рис. 2). Такое соотношение характерно и для Опошни с той лишь разницей, что здесь почти все печи оформлены в останцах. Скорее всего, это объясняется уже отмечавшимся грунтом материка: формовка глинобитной печи из аналогичного, но принесенного грунта, просто не требовалась. В результате есть основания полагать, что обычай использования в отдельных постройках Опошни нетипичных отопительных сооружений восходит к практике предшествующего населения.

Рядом с котлованами жилищ столбовые ямки ни разу не отмечались, поэтому единственный вариант конструкции несущих стен – сруб, поставленный с отступом от заглубленной части постройки. Это решение, предложенное в ходе дискуссии Г.В. Борисевичем (1978. С. 284, 285), в последующем было поддержано и развито рядом исследователей (Моргунов, 2002. С. 60, 61; 2003. С. 122–124; Енукова, 2007. С. 22–25, 30–57; 2011; Пуголовок, 2016. С. 193–202). Не противоречит этому и рельеф городища. При возведении срубов идеальна горизонтальная строительная площадка. В Опошне перепады высот по сторонам котлованов сравнительно невелики и могли легко исправляться “стульями” или “подвалинами”. Кроме того, выровненная строительная площадка могла полностью или частично “врезаться” в почвенный слой, в связи с чем ее было сложно проследить (Енукова, 2007. С. 25. Рис. 13 ). Постройки располагались на расстоянии друг от друга, что также позволяло возводить стены с отступом от котлованов⁶⁶. Имеются немногочисленные случаи, когда неподалеку от них размещались хозяйственные ямы, но “зазоры” позволяли поставить сруб. Единственное исключение – жилище 2С, к юго-западной части котлована которого примыкает округлая в плане яма 22 (Сухобоков, Юренко, 1992. Рис. 7 ). Вероятнее всего, закладной венец этой стороны сруба не нес нагрузки.

На фоне уже рассмотренных домов выделяются две постройки. В жилище 5Л выявлена система столбовых ямок, приближавшаяся по количеству к полному набору каркасно-столбовой конструкции при отчетливо прослеженной системе в их расположении (рис. 2В, 4). Однако, как и в предыдущих случаях, контур имел “разрыв” на месте останцовой печи, причем угловая ямка здесь также отсутствовала. Невозможность замкнуть контур котлована заставляет предположить, что и здесь мы имеем дело не с основанием несущих стен, а только с облицовкой бортов, которая, однако, была выполнена добротно и основательно. Вполне вероятно, это диктовалось большой площадью котлована (26 м²), в Опошне более не отмеченной. В пользу такого, что и здесь использовался прием заклада, имеется дополнительный и весомый аргумент. В жилище зафиксированы многочисленные обломки рухнувших конструкций, при этом ее отдельные и важные для решения наших задач элементы сохранились in situ. Так, в восточном углу обнаружены остатки сгоревшего вертикального столба, от которого “впритык к стене… тянется горелая доска шириной около 0.20 м, длиной более 2 м” (Ляпушкин, 1961. С. 280). Горизонтальные детали забирки, судя по расстоянию между ямками, не могли превышать 1.3 м, поэтому представленное описание полностью соответствует технике заклада.

В котловане жилища 1С также присутствует определенная система в расположении ямок, хотя заметно менее строгая, нежели в предыдущем случае (рис. 2В, 5). Можно, конечно, предположить, что отсутствие столбовой ямки в центре у юго-западной стенки объясняется простой случайностью, однако против каркасно-столбовой конструкции свидетельствует примыкающий с северо-востока ступенчатый вход. Выступающие за пределы заглубленной части жилища элементы интерьера относятся к числу признаков стен, поставленных с отступом (Енукова, 2007. С. 23), что вполне понятно – ибо при атмосферных осадках такой “коридор” мог превратиться в ложе для стока воды. Фактически на этот участок котлована приходился еще один “разрыв” периметра конструкции, будь то облицовка бортов или возможные несущие стены. И здесь привлекают внимание некоторые метрические характеристики: сам вход, прорезавший борт, был широким (около 1.5 м), а расстояние между ямками по его сторонам, которые могли играть роль косяков, доходило до 2 м. Ширину дверных проемов в срубных домах можно установить только по материалам раскопок в условиях мокрого слоя древнерусских городов, где она редко достигала 1 м (Харламов, 1976. Рис. 5 ; Толочко, 1981. С. 84. Рис. 11 ; Лысенко, 1985. Табл. 26 ). Показательно, что порог чаще всего врубался в 3–4-й венец при высоте дверного полотна менее 1.5 м. Другими словами, все было направлено на максимальное сохранение тепла и предотвращение попадания атмосферных осадков внутрь помещения. Вряд ли эти требования не соблюдались в предшествующее время. Это наблюдение вкупе с нарушениями в системности расположения столбовых ямок (“разрывы”, смещение ямки в северном углу, две ямки в западном углу) указывают на то, что и здесь, скорее всего, использовался заклад, однако в более прочном исполнении.

В Опошне, как уже отмечалось, только в единственном жилище 9С отсутствовали столбовые ямки (рис. 2А, 1), что нередко расценивается как посыл, позволяющий предположить использование строительной схемы “сруб, впущенный в котлован”. Однако против этого – малая площадь котлована (9 м²), который, кроме того, имел не совсем правильную форму со скругленными углами. Это особенно заметно в его северо-восточной части, в силу чего вписать в него сруб было очень сложно, а при попытке сделать это его внутренняя площадь уменьшилась бы до невозможных для проживания размеров. Противоречит этому и отопительное сооружение в виде очага, занимавшее западный угол котлована. Похоже, в этой постройке вообще отсутствовала обшивка бортов. Попутно отмечу, что в остальных жилищах Опошни даже теоретически сложно представить возведение срубов в котлованах.

Против этого свидетельствуют не только столбовые ямки, но и примыкающие к бортам отопительные сооружения и хозяйственные ямы, остатки in situ деревянных деталей, а также материковые останцы. Последние О.В. Сухобоков и С.П. Юренко наряду с печами расценивали в качестве не менее важной части интерьера и определяли как “лежанки” или “верстаки” (Сухобоков, Юренко, 1992. С. 46). Под такую трактовку подходит возвышение в жилище 5С (рис. 2А, 6). С определенной долей осторожности к “мебели” можно отнести небольшой выступ, занимавший восточный угол котлована жилища 4С (рис. 2Б, 1). Но в остальных случаях назначение таких элементов определить сложно. Так, останец у северо-западной стенки в котловане жилища 9Л имел незначительные размеры, причем по его границе с бортом были вбиты колья (рис. 2В, 3). Стоит отметить, что они были как бы “утоплены” в стенку, поэтому никак не могут соотноситься с плетнем. Вероятно, таким образом был просто укреплен (и довольно грубо) разрушающийся вертикальный участок постройки. В жилище 8С вдоль трех стенок шел широкий П-образный уступ (рис. 2Б, 6). Еще в двух сооружениях по бортам отмечены небольшие ступеньки: в жилище 9С – вдоль трех сторон (рис. 2А, 1), 1С – вдоль четырех (рис. 2В, 5).

Надо признать, что анализ остатков жилищ Опошни дает только общее представление об облике их наземных частей. Если характер оформления дверей можно гипотетически представить на основании материалов раскопок в условиях мокрого слоя, то какие-либо данные относительно их расположения, за исключением жилищ 1С и 10С, где были зафиксированы входы, отсутствуют. Еще более проблематична реконструкция кровли. В первой публикации материалов Опошни И.И. Ляпушкин на основе трех раскопанных в 1940 г. жилищ 1С–3С предположил, что они были покрыты двухскатными крышами, опиравшимися, с одной стороны, на борта ям, а с другой – на переклады, проходящие через середину землянок с северо-запада на юго-восток. Гипотезу, согласно которой “переклад” опирался на “столбы-сохи”, исследователь аргументировал “расположением рухнувших обожженных “бревен (слег)” в жилище 1С, которые “…лежали параллельно Ю-В и С-З стенам. Вместе со столбами-сохами они составляли каркас этого покрытия” (Ляпушкин, 1946. С. 119, 120). Правда, в новотроицких реконструкциях крыша стала уже трехскатной (Ляпушкин, 1958. Рис. 109–114 ). Позднее И.И. Ляпушкин, публикуя материалы раскопок Опошни 1957 г., практически не касался конструкции домов, однако явно особое внимание при описании остатков дерева уделял находкам бревен или их фрагментов, пересекавших в ряде случаев центральную часть котлованов (жилища 4Л–6Л, 8Л, 12Л; см. рис. 3). Тем не менее упоминание рухнувших “перекладов” предполагает принятую им ранее схему кровли (Ляпушкин, 1961. С. 276, 280–282).

Однако в представленных описаниях можно усмотреть и коньковое бревно, и матицу – опорную балку потолка или стропильной системы. Против использования сох имеется и соображение утилитарного характера: при срубной конструкции в таком элементе просто не было необходимости. Не настаивая из-за отсутствия информации на каком-либо варианте решения вопроса, можно только осторожно предположить, что крыша все-таки была двухскатной ввиду простоты ее возведения.

Основные результаты реконструктивного анализа представлены на примере жилища 12Л (рис. 4, 1, 2), что объясняется следующими причинами. Облегченная обшивка котлована, характерная для подавляющего большинства домов Опошни, в этой постройке имеет свое почти крайнее проявление: присутствуют всего две ямки от вертикальных стоек, примыкающих к западному и восточному бортам (рис. 2А, 5). Требуется пояснение оформления южного борта, который на рисунке остался “за кадром”. Обнаруженная здесь ямка никак не могла быть связана с обшивкой в силу того, что она располагается на расстоянии от стенки котлована (рис. 2А, 5). Судя по всему, она представляла собой след “ноги”, на которую опирался край деревянного покрытия “лавы”. Тем не менее на этой стенке котлована зафиксированы остатки дерева, причем, как отмечал И.И. Ляпушкин, помещенные на ребро горелые плахи здесь сохранились особенно хорошо (Ляпушкин, 1961. С. 294).

Рис. 4.

Городище Опошня. Реконструкция жилищ. 1 – 12Л, вид с юга; 2 – 12Л, вид с юго-востока; 3 – 5Л, вид с юго-запада-запада. Компьютерная обработка Е.А. Озеровой.

Fig. 4. The fortified settlement of Oposhnya. Reconstruction of dwelling structures. Computer processing by E.A. Ozerova

Похоже, в данном случае был использован прием расклинивания: горизонтальные элементы упирались своими торцами в обшивку восточного и западного бортов, которая в свою очередь удерживалась толстыми стойками в центральных частях котлована. Существование такой на первый взгляд необычной техники надежно зафиксировано археологически (Енукова, 2007. С. 24. Рис. 92, 93 ). Теоретически северный борт котлована мог быть защищен от разрушения также путем расклинивания плах, однако в этом случае восточные их торцы упирались бы в глиняную стенку печи, что маловероятно. Относительно величины отступа срубных стен от границ заглубленной части постройки: Ю.Ю. Моргунов не пытался ее определить, однако полагал, хотя и с большой долей осторожности, что такая планиграфия жилища увеличивала его площадь на 25%, в основу чего был положен пример постройки С‑6 Сампсониева Острова с отмеченным отступом в 0.3–0.5 м (Моргунов, 2002. С. 61, 62; 2003. С. 124–126). О.Н. Енукова, обобщив все известные ей случаи фиксации этого параметра, пришла к выводу, что его минимальное значение составляло около полуметра, хотя в конкретных ситуациях он мог заметно колебаться (Енукова, 2007. С. 23, 24). Стоит отметить, что применительно к роменским постройкам “усредненный” отступ корректнее определить в пределах 0.3–0.5 м, что следует из представленного графика (Енукова, 2007. Рис. 62 ). Эта величина и была использована в реконструкциях.

В качестве образца дома с добротной и прочной облицовкой котлована использовано жилище 5Л (рис. 4, 3), что вряд ли требует специальных пояснений, кроме одного: на некотором расстоянии от южной стенки была обнаружена столбовая ямка, явно не вписывающаяся в конструкцию обшивки. Судя по всему, как и в случае с предыдущей постройкой, она представляла собой дополнительную опору настила “лавы”, что позволяло сделать увеличенный выступ его края. Заметно выдвинутый “козырек” отображен и у “лавы” противоположной стороны, что вполне позволяли мощные и регулярно расположенные вертикальные стойки облицовки. Впрочем, это допущение никоим образом не сказывается на общей схеме постройки. Интересно, что в обоих маркерных объектах передние стенки печей были немного повернуты к центру, что, видимо, объясняется бóльшим удобством доступа к устью топочной камеры.

Таким образом, домостроительство обитателей Опошни, занимавшей в культурно-хронологическом отношении переходное положение, не отличается от схем, распространенных в последующем в роменской культуре. Показателен факт его полного совпадения с конструктивными решениями населения Новотроицкого городища (Енуков, 2018), которое хронологически стыкуется с Опошней или приближается к ней. Впрочем, жителей последней нельзя считать создателями новой строительной традиции, господство которой отмечается уже на сахновско-волынцевских памятниках (Енуков, 2021).

Работа выполнена при финансовой поддержке РФФИ в рамках научного проекта № 29-09-00041.