Журнал неорганической химии, 2022, T. 67, № 12, стр. 1789-1794
Спинзависящие взаимодействия кластеров Fe2On с молекулами H2 и O2
К. В. Боженко a, *, А. Н. Утенышев a, Л. Г. Гуцев a, С. М. Алдошин a, Г. Л. Гуцев b
a Институт проблем химической физики РАН
142432 Черноголовка, пр-т академика Н.Н. Семенова, 1, Россия
b Факультет физики, Флоридский университет A&M
32307 Таллахасси, Флорида, США
* E-mail: bogenko@icp.ac.ru
Поступила в редакцию 08.07.2022
После доработки 01.08.2022
Принята к публикации 08.08.2022
- EDN: VOBVMT
- DOI: 10.31857/S0044457X22601109
Аннотация
Расчеты геометрической и электронной структуры кластеров Fe2O, Fe2O3, Fe2O5 и продуктов взаимодействия кластеров Fe2O, Fe2O3, Fe2O5 с H2 и O2 в газовой фазе выполнены методом теории функционала плотности в приближении обобщенного градиента с использованием triple-ζ базиса. Найдены закономерности изменений энергий связи H2 и O2 в продуктах реакций Fe2O2n + 1 + O2 и Fe2O2n+ 1 + H2 (n = 0–2). Согласно результатам расчетов, исходный полный спиновый магнитный момент в реакции и Fe2O3 + H2 → Fe2O3H2 не сохраняется, и антиферромагнитные состояния реагентов трансформируются в ферримагнитное состояние продукта реакции. Наоборот, присоединение H2 к Fe2O5 (триплет) ведет к синглетному основному состоянию Fe2O5H2. Рассчитанные активационные барьеры реакций Fe2O2n+ 1 + H2 и Fe2O2n+ 1 + O2 сравнительно малы и не превосходят 33 ккал/моль при всех значениях 2n + 1 = 1, 3 и 5.
ВВЕДЕНИЕ
Суперпарамагнитные наночастицы оксидов железа, используемые в такой области медицины, как тераностика, представляют большой интерес, поскольку они нетоксичны для человека и могут использоваться для адресной доставки противораковых препаратов [1]. Наночастицы соединяются соответствующими линкерами с антителами, которые восприимчивы к специфическим клеткам, после чего их движение в потоке крови может управляться магнитным полем. В настоящее время взаимодействие суперпарамагнитных наночастиц оксидов железа с окружающей средой мало изучено из-за сложности моделирования их магнитных свойств.
Адсорбция молекул на поверхности наночастицы может приводить к заметному изменению ее полного магнитного момента. Особый интерес представляют наночастицы оксидов переходных металлов, которые не имеют магнитного момента в основном состоянии и приобретают его при взаимодействии с определенными молекулами. Интересны наночастицы оксидов переходных металлов, которые изменяют магнитный момент при взаимодействии с определенными молекулами. Они также могут служить в качестве сенсоров для обнаружения данных молекул.
Поскольку оксиды переходных металлов играют важную роль в различных биохимических, каталитических и технологических процессах, они являются предметом многочисленных исследований [2–5]. Теоретические исследования в основном проведены для сравнительно небольших кластеров оксидов железа, имеющих стехиометрический [6–9] или нестехиометрический [10–17] состав. В частности, в работе [18] изучена хемосорбция О2 на малых кластерах оксидов железа, а работа [19] посвящена исследованию реакционной способности Fe2${\text{O}}_{{4 - 6}}^{ + }$ по отношению к N2. В [20, 21] найдено, что CO может окисляться наночастицами Fe2O3 в отсутствие O2, а результаты расчетов реакции Fe2O3 с CO позволили понять механизмы реакции окисления СО до CO2 [22].
В настоящей работе исследованы геометрическая и электронная структуры кластеров Fe2O, Fe2O3 и Fe2O5 в различных спиновых состояниях и продуктов их взаимодействия с молекулами H2 и O2 в газовой фазе. Расчеты проведены методом теории функционала плотности с использованием сравнительно большого базисного набора атомных функций. Определены геометрические структуры и спиновые мультиплетности основных энергетических состояний рассмотренных систем. Определена зависимость энергий взаимодействия молекул H2 и O2 от количества атомов кислорода в исходном кластере оксида железа.
МЕТОДИКА РАСЧЕТОВ
Расчеты выполнены методом теории функционала плотности в обобщенном градиентном приближении (DFT-GGA) в программе GAUSSIAN-09 [23] с использованием базиса 6-311+G* [24]. В качестве обменно-корреляционного функционала выбран функционал BPW91, состоящий из обмена по Беке [25] и корреляции по Пердью–Вангу [26]. Выбор этого функционала и базиса сделан на основе предыдущей оценки их эффективности в расчетах монооксидов 3d-металлов MO [27, 28] и диоксидов MO2 (M = Sc–Zn) [29], где было найдено хорошее согласие между экспериментальными данными и результатами расчетов другими методaми, учитывающими энергию электронной корреляции. Результаты расчетов в приближении BPW91/6-311+G* для FenO− (n = 2–6) [30] и (FeO)n (n = 2–8) [9] также хорошо воспроизводят экспериментальные данные. Следует отметить, что расчеты методом BPW91 надежно воспроизводят результаты расчетов методом CCSD(T) для кластеров (TiO2)n [31], (CrO3)n [32] и FeO2 [33]. Рассчитанные методом BPW91 энергии атомизации и энергии связи кластеров (MO3)n (M = Cr, Mo и W; n = 1–4) [34] оказались точнее результатов, полученных с использованием других теорий функционала плотности [35, 36].
Логика поиска основных состояний кластеров Fe2O, Fe2O3, Fe2O5 и соединений, образующихся после их взаимодействия с H2 и O2, заключалась в следующем. Для каждого кластера генерировали вероятные геометрические структуры и выполняли полную оптимизацию состояний с этими геометриями для всех возможных значений спиновой мультиплетности. Состояние с наименьшей полной энергией принимали за основное для данного кластера. Локальные полные спиновые моменты на атомах рассчитывали с использованием базиса натуральных атомных орбиталей, реализованного в NBO программе [37].
РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ
Геометрические структуры и спиновые мультиплетности основных состояний кластеров Fe2O, Fe2O3 и Fe2O5, полученные в предыдущей работе [38], приведены на рис. 1 и 2 соответственно. Отметим, что экспериментальная оценка связи атомов кислорода находится в пределах 103.8–126.8 ккал/моль [39].
Как видно из рис. 1, основное состояние Fe2O является септетом, однако синглетное антиферромагнитное состояние выше по энергии всего лишь на 0.69 ккал/моль (рис. 2). Расчеты с большим базисом не изменили порядка следования состояний Fe2O с 2S + 1 = 1 и 2S + 1 = 7. Близость по энергии этих состояний может быть связана со сверхобменом между атомами железа посредством мостикового атома кислорода. Основное состояние Fe2O3 является антиферромагнитным синглетом, тогда как основным состоянием кластера Fe2O5 является триплетное ферримагнитное состояние. Таким образом, добавление атомов кислорода к молекуле Fe2, основное состояние которой является ферромагнитным септетом 7Δu, гасит полный спиновый момент основного состояния S = 3 полностью в Fe2O3 и до S = 1 в Fe2O5, тогда как добавление единственного атома кислорода к Fe2 не ведет к изменению этого момента.
В триплетном состоянии кластера Fe2O5 локальный полный спиновый момент атома железа Fe(1), который координирован четырьмя атомами кислорода, равен –0.61 магнетона Бора (μB) и направлен антипараллельно локальному полному спиновому моменту на атоме Fe(4), равному 2.51 μB (рис. 1). Это различие в величине спиновых моментов можно объяснить различной координацией атомами кислорода. Действительно, в кластере Fe2O атомы железа координированы единственным атомом кислорода, и локальные полные спиновые моменты атомов железа одинаковы по величине. В кластере Fe2O3 атомы железа Fe(2) и Fe(3) координированы двумя и тремя атомами кислорода, соответственно, и различие в их магнитных моментах составляет 0.3 μB. Увеличение координации атомов железа тремя и четырьмя атомами ведет к различию в магнитных моментах в 1.9 μB.
Как видно из рис. 2, синглетное антиферромагнитное состояние кластера Fe2O3 ниже по полной энергии ферримагнитного триплетного и ферромагнитного септетного состояний этого кластера всего на 2.8 и 4.1 ккал/моль соответственно.
Геометрические структуры, отвечающие основным состояниям продуктов взаимодействия кластеров Fe2O, Fe2O3 и Fe2O5 с двухатомными молекулами H2 и Fe2O5 с O2 в газовой фазе, приведены на рис. 3 и 4. Отметим, что геометрия основного состояния кластера Fe2O7 содержит фрагмент O2, что отличает продукт взаимодействия Fe2O5 с O2 от остальных рассмотренных продуктов взаимодействия Fe2O и Fe2O3 с молекулой O2, а также всех продуктов взаимодействия Fe2O, Fe2O3 и Fe2O5 с молекулой H2. Симметричная геометрическая структура полученного основного состояния Fe2O7 отличается от геометрии этого кластера, полученной в [40]. Синглетное состояние с геометрией из [40], оптимизированное с использованием метода BPW91/6-311+G*, оказалось больше по полной энергии на 23.7 ккал/моль, чем состояние со структурой, представленной на рис. 4.
Полные энергии основных состояний Fe2OH2, Fe2O3H2 и Fe2O5H2 приведены на рис. 5 как функции спиновой мультиплетности.
С целью нахождения путей реакций ведущих к диссоциации молекул водорода и кислорода на кластерах оксида железа использовали процедуру градиентного поиска переходных состояний, реализованную в Gaussian-09 с последующим применением процедуры IRC, которая позволяет определить исходное и конечное состояния, переход между которыми осуществляется через данное переходное состояния.
Для реакции Fe2O3 + H2 → Fe2O3H2 наблюдается переход от антиферромагнитного синглетного состояния реагента к ферромагнитному состоянию продукта. Полный спиновый магнитный момент продукта этой реакции равен 6 μB, тогда как сумма полных спиновых магнитных моментов основных состояний реагентов Fe2O3 и H2 равна нулю. Таким образом, эта реакция ведет к кардинальному изменению полного спинового момента реагентов.
В реакции Fe2O5 + H2 → Fe2O5H2, наоборот, присоединение H2 (2S + 1 = 1) к Fe2O5 (2S + 1 = 3) ведет к синглетному основному состоянию продукта реакции. Таким образом, результаты расчетов позволяют утверждать, что наночастицы на основе кластеров Fe2O3 и Fe2O5 могут быть использованы в качестве сенсоров для обнаружения молекул водорода при условии, что они сохранят свойства изменения полного магнитного момента при взаимодействиях с молекулами водорода.
В табл. 1 приведены энергии связи молекул O2 и H2 с кластерами оксидов железа в основных состояниях Fe2O2n+ 1О2 и Fe2O2n+ 1H2. Как видно, энергия связи Fe2O2n+ 1–О2 уменьшается с увеличением размера кластера, тогда как в ряду Fe2O2n+ 1–H2 наблюдается обратная тенденция. Если в первом случае энергия связи уменьшается от 111.4 до 11 ккал/моль, то во втором случае энергия связи возрастает от 11.9 до 38.6 ккал/моль.
Таблица 1.
Параметр | Fe2O2n + 1O2 | Fe2O2n + 1H2 | ||||
---|---|---|---|---|---|---|
2S + 1 | 1 | 1 | 1 | 7 | 1 | 1 |
Энергия | 111.4 | 68.2 | 11.0 | 11.9 | 35.7 | 38.6 |
Для оценки энергий активации реакций молекул H2 и O2 с оксидами железа рассчитали высоту барьеров для нескольких реакций. На рис. 6 приведена типичная кривая потенциальной энергии для реакции Fe2O5 + H2 → Fe2O5H2 для триплетного состояния реакционной системы, поскольку основное состояние кластера Fe2O5 триплетное. Однако основное состояние продукта этой реакции – синглетное. Поэтому здесь должны происходить изменения спиновой мультиплетности. Согласно экспериментальным данным, время магнитной релаксации (~100 фс), значительно меньшее времени протекания самой реакции [41]. Теоретические расчеты показывают, что источником такого быстрого перемагничивания являются спин-орбитальные взаимодействия [42, 43]. Реакция Fe2O5 + H2 → Fe2O5H2 имеет малый активационный барьер в 8.6 ккал/моль (рис. 6), и после его прохождения происходит релаксация в основное состояние продукта реакции Fe2O5H2.
Активационные барьеры, полученные с использованием процедуры IRC, в реакциях кластеров оксидов железа с молекулой водорода при увеличении количества кислорода в оксиде меняются следующим образом: Fe2O + H2 (31.2 ккал/моль), Fe2O3 + H2 (32.9 ккал/моль) и Fe2O5 + H2 (8.6 ккал/моль). Следовательно, происходит резкое уменьшение высоты барьера при увеличении содержания кислорода в кластере. В реакциях с молекулой кислорода имеет место противоположная тенденция. Для реакций Fe2O + О2 и Fe2O3 + О2 высота барьера составляет 11.8 и 15.5 ккал/моль соответственно.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Выполнены расчеты геометрической и электронной структуры кластеров Fe2O, Fe2O3, Fe2O5 и продуктов их реакций с молекулами H2 и O2 для всех возможных значений спиновой мультиплетности от 2S + 1 = 1 до 2S + 1 = 7. Расчеты выполнены методом BPW91 теории функционала плотности с использованием базиса 6-311+G* triple-ζ качества. Найдено, что в реакциях Fe2O3 + О2 → → Fe2O5 и Fe2O5 + H2 → Fe2O5H2 начальные полные спиновые магнитные моменты не сохраняются и происходит переход от антиферромагнитного состояния реагентов к ферримагнитному состоянию продуктов в первом случае и к антиферромагнитному во втором. Такое переключение полного спинового магнитного момента продуктов реакции двух реагентов является крайне необычным. Свойство изменения магнитных моментов кластеров оксидов железа при их взаимодействии с H2 может быть использовано при моделировании химического состав сенсоров для обнаружения молекул водорода. Аналогично можно ожидать, что наночастицы оксидов железа с магнитными свойствами, похожими на таковые у кластеров Fe2O3 и Fe2O5, могли бы быть использованы при создании сенсоров для обнаружения молекул кислорода. Полученные величины активационных барьеров для реакций Fe2O2n+ 1 + H2 и Fe2O2n+ 1+ O2 сравнительно малы, что свидетельствуют об отсутствии значительных препятствий на пути реакций.
Список литературы
Gobbo O.L., Sjaastad K., Radomski M.W. et al. // Theranostics. 2015. V. 5. № 11. P. 1249. https://doi.org/10.7150/thno.11544
Cox P.A. Transition Metal Oxides. Oxford: Clarendon, 1992.
Rao C.N., Raveau B. Transition Metal Oxides. New York: Wiley, 1998.
Gong Yu., Mingfei Z., Andrews L. // Chem. Rev. 2009. V. 109. P. 6765.
Fernando A., Weerawardene K.L.D.M., Karimova N.V., Aikens C.M. // Chem. Rev. 2015. V. 115. P. 6112.
Jones N.O., Reddy B.V., Rasouli F., Khanna S.N. // Phys. Rev. B: Condens. Matter Mater. Phys. 2006. V. 73. P. 119901. https://doi.org/10.1103/PhysRevB.73.119901
de Oliveira O.V., de Pires J.M., Neto A.C., dos Santos J.D. // Chem. Phys. Lett. 2015. V. 634. P. 25.
Gutsev G.L., Weatherford C.A., Jena P. et al. // Chem. Phys. Lett. 2013. V. 556. P. 211. https://doi.org/10.1016/j.cplett.2012.11.054
Ju M., Lv J., Kuang X.-Y. et al. // RSC Adv. 2015. V. 5. P. 6560.
López S., Romero A.H., Mejna-López J. et al. // Phys. Rev. B: Condens. Matter Mater. Phys. 2009. V. 80. P. 085107. https://doi.org/10.1103/PhysRevB.80.085107
Palotás K., Andriotis A.N., Lappas A. // Phys. Rev. B: Condens. Matter Mater. Phys. 2010. V. 81. P. 075403. https://doi.org/10.1103/PhysRevB.81.075403
Logemann R., de Wijs G.A., Katsnelson M.I., Kirilyuk A. // Phys. Rev. B: Condens. Matter Mater. Phys. 2015. V. 92. P. 144427. https://doi.org/10.1103/PhysRevB.92.144427
Gutsev G.L., Belay K.G., Gutsev L.G., Ramachandran B.R. // J. Comput. Chem. 2016. V. 37. P. 2527. https://doi.org/10.1002/jcc.24478
Xue W., Wang Z.-C., He S.-G., Xie Y. // J. Am. Chem. Soc. 2008. V. 130. P. 15879.
Xie Y., Dong F., Heinbuch S. et al. // J. Chem. Phys. 2009. V. 130. P. 114306.
Weichman M.L., DeVine J.A., Neumark D.M. // J. Chem. Phys. 2016. V. 145. P. 054302. https://doi.org/10.1063/1.4960176
Gutsev G.L., Belay K.G., Gutsev L.G. et al. // Phys. Chem. Chem. Phys. 2018. V. 20. P. 4546. https://doi.org/10.1039/C7CP08224J
Roy D.R., Roblesand R., Khanna S.N. // J. Chem. Phys. 2010. V. 32. P. 194305. https://doi.org/10.1063/1.3425879
Xue W., Yin S., Ding X.-L. et al. // J. Phys. Chem. A. 2009. V. 113. P. 5302.
Li P., Miser D.E., Rabiei S. et al. // Appl. Catal. B. 2003. V. 43. P. 151. https://doi.org/10.1016/S0926-3373(02)00297-7
Khedr M.H., Abdel Halim K.S., Nasr M.I. et al. // Mater. Sci. Eng. A. 2006. V. 430. P. 40. https://doi.org/10.1016/j.msea.2006.05.119
Reddy B.V., Rasouli F., Hajaligol M.R., Khanna S.N. // Chem. Phys. Lett. 2004. V. 384. P. 242. https://doi.org/10.1016/j.cplett.2003.12.023
Frisch M.J., Trucks G.W., Schlegel H.B. et al. Gaussian 09, Revision C.01. Gaussian, Inc. Wallingford CT, 2009.
Curtiss L.A., McGrath M.P., Blaudeau J.-P. et al. // J. Chem. Phys.1995. V. 103. P. 6104. https://doi.org/10.1063/1.470438
Becke A.D. // Phys. Rev. A.1988. V. 38. P. 3098. https://doi.org/10.1103/PhysRevA.38.3098
Perdew J.P., Wang Y. // Phys. Rev. B.1992. V. 45. P. 13244. https://doi.org/10.1103/PhysRevB.45.13244
Gutsev G.L., Andrews L., Bauschlicher C.W. // Theor. Chem. Acc. 2003. V. 109. P. 298. .https://doi.org/10.1007/s00214-003-0428-4
Gutsev G.L., Rao B.K., Jena P. // J. Phys. Chem. A. 2000. V. 104. P. 5374.
Gutsev G.L., Rao B.K., Jena P. // J. Phys. Chem. A. 2000. V. 104. P. 11961. https://doi.org/10.1021/jp002252s
Gutsev G.L., Bauschlicher C.W. Jr., Zhai H.-J., Wang L.-S. // J. Chem. Phys. 2003. V. 119. P. 11135. https://doi.org/10.1063/1.1621856
Li S., Dixon D.A. // J. Phys. Chem. A. 2008. V. 112. P. 6646.
Zhai H.-J., Li S., Dixon D.A., Wang L.-S. // J. Am. Chem. Soc. 2008. V. 130. P. 5167. https://doi.org/10.1021/ja077984d
Grein F. // Int. J. Quantum. Chem. 2009. V. 109. P. 549. https://doi.org/10.1002/qua.21855
Li S., Jamie M., Hennigan, et al. // J. Phys. Chem. A. 2009. V. 113. P. 7861. https://doi.org/10.1021/jp810182a
Yang K., Zheng J., Zhao Y., Truhlar D.G. // J. Chem. Phys. 2010. V. 132. P. 164117. https://doi.org/10.1063/1.3382342
Gutsev G., Bozhenko K., Gutsev L. et al. // J. Comp. Chem. 2019. V. 40. P. 562. https://doi.org/10.1002/jcc.25739
Glendening E.D., Reed A.E., Carpenter J.E., Weinhold F. // NBO Version 3.1. California 92717.
Gutsev G.L., Bozhenko K.V., Gutsev L.G., Utenyshev A.N. Aldoshin S.M. // J. Phys. Chem. A 2018. V. 122. P. 5644. https://doi.org/10.1021/acs.jpca.8b03496
Li M., Liu S.-R., Armentrout, P. B.// J. Chem. Phys. 2006. V. 131. P. 144310. https://doi.org/10.1063/1.3246840
Wang Z., Liang Y., Yang Y., Shen X. // Chem. Phys. Lett. 2018. V. 705. P. 59. https://doi.org//10.1016/j.cplett.2018.05.045
Garcia J.M., Shaffer R.E., Sayres S. G. // Phys. Chem. Chem. Phys. 2020. V. 22. P. 24624.
Elliott P., Singh N., Krieger K., Gross E.K.U., Sharma S., Dewhurst J.K. // J. Magn. Magn. Mater. 2020. V. 502. P. 166473.
Zheng Z., Zheng Q., Zhao J. // Phys. Rev. B. 2022. V. 105 P. 085142.
Дополнительные материалы отсутствуют.
Инструменты
Журнал неорганической химии