Известия РАН. Серия географическая, 2022, T. 86, № 3, стр. 353-373

МИГРАЦИЯ НАСЕЛЕНИЯ В ПУБЛИКАЦИЯХ В ВЕДУЩИХ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ ЖУРНАЛАХ

На конец 2021 г. в национальной библиографической базе данных научного цитирования на платформе eLIBRARY.RU (РИНЦ) по запросу “миграция (миграции) населения” (поиск по названию, ключевым словам и аннотации) отображается около 3500 статей в журналах и книг, вышедших за 2010–2021 гг. Это всего в 1.5–2 раза меньше, чем по таким популярным терминам, как “расселение”, “урбанизация”, “рождаемость”. Однако подавляющая часть работ по миграции не имеют отношения к географии и публикуются в изданиях, с ней не связанных. Впрочем, данная черта – публикации о миграции в географических журналах составляют лишь небольшую часть от общего объема литературы о миграции – отмечается уже достаточно давно (Plane and Bitter, 1997).

Для начального библиометрического анализа отобрано 11 журналов, индексирующихся в РИНЦ по “географии”¹¹ с общим числом статей в каждом из них более 400 (за 2010–2021 гг.) и имеющих в своем названии или названии рубрик релевантную проблематику (например, журнал “Вестник Тверского государственного университета. Серия: География и геоэкология” включался в анализ, а “Аридные экосистемы” нет). При таких критериях в поле зрения российской базы цитирования попадает 187 статей миграционной тематики в названии, аннотации, ключевых словах. Это составляет около 1.5% статей, опубликованных в данных журналах за анализируемый период.

Лидерами по числу и доле публикаций являются два журнала специализированной социально-экономической направленности в географии – “Региональные исследования” и “Балтийский регион”, а также старейший журнал географической проблематики “Вестник Московского университета. Серия 5: География” (табл. 1 и 2). Их доля в общем числе миграционных публикаций за эти годы составляет немногим меньше 60%. В отдельные годы (2010, 2012, 2015) почти все вышедшие статьи по миграции населения опубликованы в этих трех журналах. Начиная с 2016 г. можно наблюдать некоторую деконцентрацию миграционных публикаций на фоне общего роста их числа (рис. 1).

Рис. 1.

Динамика публикаций на миграционную тематику в ведущих российских журналах, индексируемых в РИНЦ по “Географии”. Составлено Л.Б. Карачуриной по данным РИНЦ.

В журнале “Региональные исследования” миграционные исследования регулярно публиковались почти с самого его основания (2002 г.) и по широкому спектру миграционных сюжетов: от теоретических основ и мобильности в широком контексте, методических основ изучения маятниковой миграции и миграционных связей через социальные сети до изучения миграции отдельных этнических групп или влияния международной миграции на развитие мирового сельского хозяйства. Как правило, статьи носят исследовательский характер, основаны на применении статистических данных, однако апробацию здесь проходят и относительно новые для России типы данных для анализа миграции населения (сотовых операторов, социальных сетей, полуструктурированных интервью, ГИС). Именно здесь была опубликована серия статей по анализу пульсации системы расселения Московской агломерации под воздействием разных вариантов мобильности населения (Махрова, Бабкин, 2018; Makhrova and Babkin, 2019; Makhrova and Kirillov, 2016; Makhrova et al., 2017)²².

“Балтийский регион” в силу своей политолого-экономической направленности публиковал в рассматриваемые годы статьи, связанные в основном с международной миграцией, реализацией миграционной политики, взаимодействием с диаспорами. Географичность этих работ выражена обычно менее ярко и в первую очередь связана с локализацией описываемых процессов на странах и регионах Балтии. Соответственно, основной уровень исследований – страновой (60% публикаций анализируют мир, отдельные группы стран и страны, см. табл. 2), на региональном уровне чаще других встречаются работы по Калининградской области. Один из недавних выпусков журнала (Балтийский регион. 2020. Т. 12. № 4) – это спецвыпуск, посвященный экономическим трендам и миграционным режимам в странах Балтийского региона под влиянием пандемии COVID-19. В 2018 (Т. 10. № 3) и 2014 (№ 2 (20) гг. спецвыпуски были посвящены демографическим, в том числе миграционным, процессам.

Миграционная повестка журнала “Вестник Московского университета. Серия 5: География”, как и у “Региональных исследований”, широка. Можно выделить пул работ, связанных с анализом расселения и в целом интеграции международных мигрантов, в том числе отдельных этнических групп, на территориях разных типов (в столицах европейских стран, отдельных регионах России, землях Германии и пр.) (Шатило, 2017; Савоскул, 2012, 2013, 2015). Встречаются также публикации по отходничеству и внутренней трудовой миграции населения из сельской местности, малых и средних городов России (Аверкиева, Землянский, 2016; Антонов, 2016б; Нефедова, 2015). Подавляющая часть исследований анализирует региональный уровень или отдельные типы поселений. Интересной представляется недавняя публикация авторского коллектива студентов под руководством Н.Ю. Замятиной и Д.С. Елмановой, посвященная факторам локализации мигрантов, выезжающих из районов Крайнего Севера и приравненных к ним местностей России, в Белгородской области (Замятина и др., 2019). В отсутствие официальной статистики об индивидуальных миграционных траекториях людей для исследования миграционных связей между регионами применяются экспертные интервью, анкетирование населения. В развитие этой тематики О.Е. Васильева и В.С. Удовенко (2018) применительно к отдельным сельским поселениям Ленинградской области выстраивают картину пространственной активности и мобильности жителей с помощью их публикаций в социальной сети “ВКонтакте”.

“Известия РАН. Серия географическая” содержат главным образом статьи по внутрироссийской миграции, подавляющая их часть переведена и опубликована в Regional Research of Russia. Почти треть исследований затрагивает муниципальные образования. Анализ миграционных процессов на этом самом нижнем статистически доступном в России уровне позволяет констатировать усиление поляризации российского пространства под воздействием миграции: в зонах ближней к Москве пригородной массовой застройки Московской области ощутимо увеличивается концентрация населения, а жилищное строительство выступает главным механизмом стимулирования миграционного притока в Московскую агломерацию через смягчение ценового барьера на жилье (Kurichev, 2017; Kurichev and Kurichevа, 2018). Аналогичные процессы происходят в большинстве российских регионов: растет концентрация населения в региональных столицах и вокруг них. Однако существующий естественный прирост не способствует даже стабилизации численности населения регионов, и рост населения в центрах сопровождается миграционным оттоком и убылью на периферии. Поляризация пространства между крупнейшими городами и территориями слабоосвоенной зоны нарастает (Karachurina and Mkrtchyan, 2016, 2021а).

Результаты крупномасштабных исследований некоторых региональных авторов публикуются в немосковских региональных географических изданиях. Например, в исследовании Л.П. Богдановой и А.С. Щукиной (2016) показано, как под воздействием миграции за постсоветский период происходила смена населения в селе Бончарово Тверской области: “под влиянием естественной убыли произошло полное замещение местного населения” (с. 43) основательными и активными мигрантами. “Они построили благоустроенные дома, возродили агропроизводственную деятельность. Удаленность села Бончарово обеспечила определенную защиту от административных препятствий и от давления конкурентов” (с. 43). Вместе с тем в той же Тверской области «значительно чаще при полевых исследованиях приходится сталкиваться с явлением “ложной” миграции, когда мигранты из стран ближнего зарубежья покупают дешевое жилье или только регистрируются в сельских поселениях примосковской части Тверской области, а живут и работают в столичном регионе» (с. 43). Такие сюжеты почти невозможны при кабинетном анализе, и можно горячо приветствовать обращение авторов к полевым наблюдениям и исследованиям, тем более что подобных примеров немного.

Публикационная активность авторов. Круг постоянных авторов географических публикаций по миграционной тематике неширок. Отчасти это можно связать с инерцией, восходящей к советскому времени: тема была полузакрытой, интересы географов ограничивались сельско-городской миграцией, реже – переселениями между союзными республиками и экономическими районами. Актуальность миграционной тематики в связи с распадом СССР стимулировала исследования новых сюжетов, но одновременно – внимание к миграции населения как межпредметной области, которую активно изучают ныне социологи, экономисты, этнографы. В 1990–2000-е годы данные о миграции публиковались с недостаточной пространственной детализацией, что само по себе ограничивало географические исследования. Хотя место географов здесь определено самим объектом изучения, логикой пространственных перемещений, поиском объективных и субъективных факторов, обусловливающих миграционные потоки, до сих пор активность географов на этом поле остается сравнительно невысокой.

Еще один результат советского периода в развитии миграционных исследований – длительная оторванность и обособленность от западных географических исследований, в результате которой методы и подходы, получившие распространение там в 1990-е годы, только сейчас начинают распространяться в российской исследовательской практике.

Значительным ограничителем в современных миграционных исследованиях выступает неполнота и недостаточная длина рядов статистических данных, отсутствие устойчивых навыков и активного допуска к полевым исследованиям, не до конца преодоленное скептическое отношение к привлечению методов смежных наук (в первую очередь качественной социологии, прикладной эконометрики). Здесь нужно также отметить, что близость и пересечение со смежными исследовательскими сюжетами – прежде всего с географией расселения, географией сельской местности, геодемографией – образовывают свои аналитические ниши и узкие специализации исследователей миграции. Все вместе это формирует проблемы современных российских географических исследований и создает ограниченный пул исследователей. Общее число авторов, выпускавших в 2010–2021 гг. статьи по миграции населения в географических журналах, составило 175 человек, из них только 50 человек публиковали или приняли участие в публикации не менее двух раз (рис. 2). Подавляющее число авторов напечатало за почти 12 лет всего по одной миграционной работе.

Рис. 2.

Структура публикаций в ведущих российских журналах, индексируемых в РИНЦ по “Географии”, по авторам, 2010−2021 гг., %. Составлено Л.Б. Карачуриной по данным РИНЦ.

Представленные данные, однако, не следует абсолютизировать. Во-первых, регулярно публикующиеся в географических журналах авторы, выпускают свои исследования и в негеографических изданиях, содержательно близких географам (например, в журналах “Мониторинг общественного мнения: экономические и социальные перемены”, “Регион: экономика и социология”, “Социологические исследования”, “Журнал социологии и социальной антропологии”, “Демографическое обозрение”, “Население и экономика”, “Мир России. Социология. Этнология” и др.).

Во-вторых, нельзя забывать о некоторой условности выставленных границ: включение в анализ определенного пула журналов и статей, которые имеют “миграционные” слова в названии, ключевых словах или аннотации. В результате, работа, сущностно имеющая отношение к миграции, может не попасть в анализируемый список. Особенно часто это происходит с текстами по смежным тематикам. Например, в статье М.С. Гунько, О.Б. Глезер (2015) о миграции не упоминается не только в перечисленных опциях, но даже и во введении. Миграция “вшита” в статью через постановку второго (из трех) исследовательского вопроса о факторах динамики численности населения районов (но также без прямого упоминания чего-либо “миграционного”). Ответ на этот вопрос в тексте статьи звучит так: “основную роль в изменении численности населения почти на всей территории Центральной России играл миграционный отток, таким образом, факторы динамики – это, по существу, факторы удержания населения в районе, реже – факторы привлечения населения, отражающие степень аттрактивности района и его центра” (с. 72). Это значит, что текст по своей сути не просто имеет отношение к миграции, но и интерпретационно выставляет ее на передний план.

В-третьих, в эти годы было опубликовано несколько весьма значимых для отечественных миграционных исследований монографий, в которых раскрываются географические аспекты миграции. В первую очередь, речь идет о коллективной монографии “Между домом и … домом. Возвратная пространственная мобильность населения России” (2016). Пространственная мобильность в ней рассматривается в широком смысле этого слова, подробно анализируется трудовая возвратная мобильность (маятниковая, отходничество с недельным и более длительным циклом) и сезонные поездки на дачи, анализируются предпосылки пространственной подвижности населения, связанные с поляризацией российского пространства, динамикой экономического развития и занятости населения. Менее выпукло, но миграционные сюжеты присутствуют и в двухтомнике авторского коллектива Института географии РАН “Путешествие из Петербурга в Москву: 222 года спустя” (2015). В монографии А.С. Бреславского (2014) сельско-городская миграция вступает в диалог с субурбанизацией и расселением населения в Республике Бурятии. В широком смысле миграционные процессы – один из центральных процессов и в книге другого сибирского исследователя – К.В. Григоричева (2013). Еще несколько монографий региональных авторов также посвящены территориальной специфике миграции (Соловьев, 2017; Стась, 2018; Фаузер и др., 2016).

Тематика публикаций. В советское время главными миграционными сюжетами было территориальное перераспределение населения как результирующая миграционных потоков между союзными республиками и экономическими районами СССР, а также исследование миграции в контексте урбанизации (трансформация расселения под воздействием миграции, миграция из села в город). В 1990-е годы миграционные исследования пытались следовать за жизнью, основным направлением стали проблемы вынужденных мигрантов, влияние на миграцию вооруженных конфликтов, институтов гражданства и языка, репатриация русскоязычного населения из стран СНГ и Балтии, в целом миграционная ситуация в республиках бывшего СССР. Многие менее конъюнктурные сюжеты почти ушли из поля зрения исследователей (Зайончковская, Карачурина, 2001).

Рассмотрение тематики публикаций в 2010-х годах широкими мазками позволяет говорить о некотором возврате в географических исследованиях к сюжетам 1970–80-х годов с добавками в виде заметного внимания к международной миграции, причем в основном в контексте стран так называемого дальнего зарубежья и Балтии. Место анализа миграционной ситуации в республиках заняли многочисленные обзоры региональной миграционной ситуации³³.

Вместо редких публикаций по маятниковой миграции и почти отсутствовавших исследований по внутренней трудовой миграции⁴⁴ появился серьезный пласт работ, связанных с мобильностью населения и пульсацией территориальных систем. В них с позиций хроногеографической концепции изучены суточные, недельные и сезонные особенности колебаний численности населения отдельных ареалов в пределах системы расселения Московской агломерации в зависимости от различного рода зональных и азональных факторов. Общетеоретические обобщения феномена пульсации социально-географического пространства предлагаются в работе А.И. Трейвиша (2015).

Повсеместный рост значимости миграционной составляющей в общей динамике численности и структуры населения территорий и трансформация расселения под воздействием разных типов миграции способствовали появлению серии публикаций на стыке миграции населения и расселения (Дегусарова и др., 2018; Егоров, Николаев, 2019; Alekseev et al., 2021; Denisov, 2018; Karachurina and Mkrtchyan, 2016, 2021а).

Новой тематикой географических работ стала миграция молодежи. Молодежь в России, как и в других странах, – наиболее активная миграционная группа. Исследования в этой области выполнялись в нескольких дизайнах и с разных позиций. В работах (Mkrtchyan (2013) и (Эндрюшко (2018) – демографо-статистическими методами, которые показали влияние учебной миграции на демографическое развитие территорий. Миграция молодежи повсеместно имеет выраженный центростремительный характер, потери молодежи периферией нарастают по мере удаления от региональных центров. Н.К. Габдрахманов (2020) рассматривает учебную миграцию как индикатор успешности регионов. С помощью социологических методов показывается, как миграционные и образовательные намерения молодежи коррелируют с их успеваемостью, материальной обеспеченностью семей, уровнем образования родителей (Карачурина, Флоринская, 2019), как меняются миграционные установки молодежи под влиянием пандемии COVID-19 (Артеменков, Сухова, 2020). Н.Ю. Замятина (2013) с помощью профилей студентов Томского ГУ в социальной сети “ВКонтакте” выделила сети городов, участвующих в регулярных обменах абитуриентами–студентами–выпускниками. Специальные исследования миграции других возрастных групп – все еще редкий в России сюжет, но при этом один из самых распространенных в зарубежных исследованиях, связывающих миграционные траектории людей при движении по жизненному пути с разными типами территорий.

Работы по трудовой миграции (отходничеству, маятниковой трудовой миграции) концентрируются на фиксации географической картины и определении факторов ее распространения (пространственное положение населенных пунктов относительно внешних рынков труда и потенциальный уровень дохода на них, транспортно-географическое положение, уровень квалификации работников, фактор традиций) (Антонов, 2016б), анализе различий возрастной структуры мобильного и немобильного населения России, трудовых мигрантов в зависимости от направлений выезда на работу (Мкртчян, 2018), сравнении направлений трудовой и долговременной миграции в 1990-е и 2000-е годы (Nefedova, 2015). Оценивается притягательность рынка труда Москвы для маятниковых мигрантов из области в зависимости от удаленности от столицы. С помощью регрессионного анализа была выделена зона “эффективных” маятниковых миграций (территория примерно 50 км от МКАД, которая выполняет функцию спальных пригородов столицы) и рубеж “нулевой эффективности” (150 км, или 170 минут удаленности), который показывает предельный размер ареала трудового тяготения Москвы (Makhrova et al., 2017).

Другое прочтение получили исследования сельско-городской миграции. В 1980-е годы этот тип миграции изучался преимущественно с помощью локальных опросов с позиций причин миграции из необустроенных сел в растущие и привлекательные города. Ныне этот тип миграции исследуется более комплексно, во взаимообусловленности с положением относительно центров развития территории, наличием городов, связностью пространства, условиями занятости, разными сочетаниями факторов миграции для разных социально-демографических групп. В работе Т.Г. Нефедовой, Н.В. Мкртчяна (2017) показано, что, хотя пространственные различия в состоянии сельского хозяйства помимо природных условий, институциональных и экономических изменений связаны с накопленными последствиями сельской депопуляции, современный отток населения из сельской местности не имеет прямой связи с состоянием дел в сельском хозяйстве. Важную роль играет отходничество в города. Оно, а также расширяющаяся по вариации своих циклов маятниковая миграция (наряду с неформальной занятостью) стали преобладающими стратегиями адаптации сельских жителей к изменениям на рынке труда (Аверкиева, Землянский, 2016; Averkieva, 2016). Исследований миграции сельчан в географических работах по-прежнему не хватает, а горожан в село – вообще нет⁵⁵, но сельско-городские миграционные исследования в целом стали встраиваться в общую канву рассуждений теорий дифференциальной урбанизации, мобильности (Nefedova and Treivish, 2019; Makhrova et al., 2017).

Важным публикационным сюжетом в 2010-е годы стала международная миграция, причем ее основным территориальным объектом выступают страны так называемого дальнего зарубежья и Балтии. И. Дежина с коллегами (2020), анализируя и прогнозируя эмиграцию научных кадров из России, пришли к выводу, что замедление сокращения численности исследователей ни в России в целом, ни для Санкт-Петербурга как территориального объекта анализа, не произойдет. М.С. Савоскул в серии публикаций на эту тему (2013, 2015, 2016) определила детерминанты выезда из страны, факторы, определяющие географию выезда эмигрантов, и сформулировала концепцию “территориальных миграционных систем” (2015), которая предполагает циклический характер формирования и процесса международной миграции.

ИЗУЧЕНИЕ ВНУТРЕННЕЙ МИГРАЦИИ С ОПОРОЙ НА НОВЫЕ СТАТИСТИЧЕСКИЕ ДАННЫЕ

Как и в мире (Newbold, 2012), возможности изучения миграции населения в России определяются в большой мере наличием и доступностью статистических данных. В 2010-е годы эти возможности расширились благодаря новым данным государственной статистики, в том числе и по внутренней миграции. Прежде всего это данные Всероссийской переписи населения 2010 г. (ВПН-2010), которые стали доступны на разных территориальных уровнях, в результате, появилась возможность анализа большого числа статистических показателей.

Данные о структуре населения на уровне городов (городских округов) и муниципальных районов, собранные в ходе ВПН-2010 и ВПН-2002, позволили изучать миграцию населения отдельных возрастных групп, прежде всего – молодежи, за межпереписной период. Поскольку публикуемые Росстатом сведения о миграции на основании текущего учета населения вплоть до 2010 г. были недостаточно достоверными, сопоставление данных двух соседних переписей методом так называемой передвижки возрастов позволяло понять масштабы перетока молодого населения в крупные города (региональные центры) из внутрирегиональной периферии. Расчеты показали, что в отдельных, наиболее удаленных от региональных центров периферийных территориях отток молодежи после окончания школы мог достигать 50–60% (Kashnitsky, 2020), а региональные столицы – крупные центры привлечения учебных мигрантов могли увеличивать численность молодого населения на 70% и даже удваивать ее (Mkrtchyan, 2013). Применение данного метода к переписным данным позволило оценить также потери молодежи отдельными регионами (Эндрюшко, 2018), изучить роль миграции в динамике численности населения отдельных возрастов на примере гг. Москвы, Санкт-Петербурга и их областей (Дельва, 2021; Доронина, 2019).

Программа ВПН-2010 содержала вопрос о месте проживания за год до ее проведения, что давало возможность изучения потоков миграции за данный год. На основании этих данных были проанализированы, например, региональные особенности миграции пожилых в России, особенности миграции “молодых” и “старых” пожилых (Karachurina and Ivanova, 2019). Данные об отдельных потоках межрегиональной миграции (матрицы размерностью 85 на 85), построенные на основе информации о месте проживания за год до ВПН-2010, позволили выделять отдельные потоки миграции с преобладанием населения в молодых, средних и пожилых возрастах. Была выявлена противонаправленность потоков в разных возрастах – студентов и молодежи (возвратная миграция после обучения), лиц средних и старших возрастов (Mkrtchyan and Vakulenko, 2019). Анализ на тех же данных факторов межрегиональной миграции в России показал, что в средних возрастах влияют экономические переменные (рынок труда, доходы населения, рынок жилья), тогда как на другие группы мигрантов влияют факторы в основном неэкономической природы. Например, пенсионеры стремятся минимизировать издержки проживания, переезжая в бедные регионы с высокой безработицей, где стоимость жизни дешевле, а также в регионы с благоприятным климатом. Студенты и молодежь в своих переселениях рациональны по-иному, ими движет возможность наращивания человеческого капитала и поиск возможностей начала трудовой карьеры, остальные факторы для них незначимы (Vakulenko and Mkrtchyan, 2020). К сожалению, теперь базы детальных пространственных данных переписей 2002 и 2010 гг. сделали закрытыми, но исследователи не теряют надежды в доступе к этой информации.

Помимо сведений о продолжительности проживания и прежнем месте жительства данные переписей содержат информацию о месте работы: в своем населенном пункте, в других поселениях своего региона и за его пределами – с уточнением конкретного субъекта Российской Федерации. На основании этого исследованы (Антонов, 2016б) пространственные особенности временной трудовой миграции и мобильности, участия населения в трудовых поездках, например между пригородом и периферией (жители пригородов активны в маятниковых поездках), в зависимости от типа населенного пункта, а также факторы трудовой пространственной мобильности. Очень важный (и наглядный) результат – выделение зон тяготения межрегиональной трудовой миграции крупнейших центров притяжения мигрантов (Между домом …, 2016). К сожалению, данные ВПН-2010 не содержат информации о частоте поездок, что, строго говоря, не позволяет отделять маятниковых мигрантов от временных трудовых. В программу ВПН-2020 данный вопрос включен, что, надеемся, существенно улучшит получаемые данные и расширит сферу их применения.

С 2010 г. вопросы о межрегиональной временной трудовой миграции содержатся в Обследовании населения по проблемам занятости (с 2016 г. – Обследование рабочей силы). Они впервые представили количественные характеристики этой формы миграции, согласно которым численность трудовых мигрантов (без учета маятниковых) исчислялась от 1565 тыс. в 2012 г. до 1846 тыс. в 2019 г. Детальная разработка этих данных дает представление о направлениях миграции, занятиях на выезде, портрете трудового мигранта (Флоринская и др., 2015), распространенности трудовой миграции и мобильности в крупнейших агломерациях (Нефедова, Трейвиш, 2016), социально-экономических эффектах современного отходничества (Nefedova, 2015). Однако данные доступны только по специальному запросу, в открытых публикациях они содержатся в сильно обобщенном виде.

В 2011 г. система учета долговременной миграции в России претерпела самые существенные изменения с начала 1990-х годов (тогда была отменена прописка). До этого учет миграции Росстатом основывался только на регистрации по месту жительства, что выводило за его рамки многие де-факто долговременные переселения, например, учебную миграцию (Чудиновских, 2004). С 2011 г. в качестве долговременных мигрантов стали учитывать всех оформивших регистрацию по месту пребывания на срок 9 месяцев и более, что привело к значительному увеличению регистрируемых объемов внутренней и международной миграции. Однако система статистического учета осталась несовершенной, она допускает случаи двойного учета мигрантов (Чудиновских, 2016; Чудиновских, Степанова, 2020), а также искажение статистической информации о структурных характеристиках потоков.

Тем не менее данные о миграции, получаемые по новой методике, дали толчок к изучению ее возрастных особенностей, приуроченности миграционных событий к отдельным стадиям жизненного пути. Четко проявился возрастной профиль миграции с явным пиком в возрасте окончания школы и поступления в вуз (Кашницкий, 2017). Появились работы, анализирующие различия возрастных профилей миграции по регионам России (Карачурина, Мкртчян, 2017).

С 2012 г. данные о долговременной миграции по отдельным муниципальным образованиям в разрезе отдельных потоков (внутри-, межрегиональной и международной миграции) и возрастных групп доступны в Базе данных показателей муниципальных образований, размещенной на сайте Росстата. Это дало возможность изучать миграцию на уровне отдельных городских округов и муниципальных районов и даже на уровне сельских поселений. До этого на основе Базы данных “Мультистат” (Экономика городов России) или паспортов городов, собираемых ВЦ Росстата, можно было изучать только миграцию в городах и только на основании информации об общем миграционном приросте их населения. Однако даже это давало информацию для анализа роли миграции в процессе урбанизации в России (Махрова, Кириллов, 2014; Karachurina, 2014), ее стадиальности (Nefedova and Treivish, 2019).

Появление доступных данных о миграции на уровне городов и районов позволило выявить снижение межрегиональных территориальных градиентов миграции и нарастание ее внутрирегиональных диспропорций (Карачурина, Мкртчян, 2013; Denisov, 2018). К изученным в достаточной мере тенденциям миграции на макроуровне добавились исследования на мезоуровне, высвечивающие переток населения из периферийных территорий в региональные центры и его влияние на население тех и других территорий (Егоров, Николаев, 2019). Стали возможны оценки роли миграции в концентрации населения в крупнейших городах и их пригородах, составляющей в первой половине 2010-х годов около 0.5 млн человек в год (Karachurina and Mkrtchyan, 2016). При этом, как показали данные по отдельным возрастным группам, как и в других странах (Mu et al., 2021; Plane and Jurjevich, 2009), наиболее выраженные центростремительные направления миграции отмечаются у молодежи студенческих возрастов, тогда как для лиц старше 50 лет такие тенденции не свойственны (Karachurina and Mkrtchyan, 2021б). Но пока нет и тенденций к деконцентрации, если не считать таковыми наметившийся переток в плотно (по российским меркам) населенные пригороды. Россия в этом плане сильно отстает от США и стран Европы.

Данные о миграции на уровне муниципальных образований позволили изучать особую роль пригородов крупных городов (региональных столиц) – территорий наиболее интенсивного миграционного прироста (Бреславский, 2014; Mkrtchyan, 2019). Данные по внутрирегиональной миграции (в виде матриц) – выявить переток населения из региональных столиц в пригороды, формирование зон тяготения не только региональных столиц, но и других крупных городов (Karachurina and Mkrtchyan, 2021а).

Изучение роли миграции в крупных городах и их пригородах проводилось и с использованием данных о продажах жилья (на основе информации Росреестра и застройщиков, содержащей адреса постоянной регистрации покупателей, совершивших 37.8 тыс. сделок на рынке первичного жилья Московского столичного региона в 2012–2014 гг.). На примере Москвы и Московской области (Kurichev and Kuricheva, 2018) была предложена модель, увязывающая спрос на жилье с миграционным притоком в Московскую агломерацию, усиливающим агломерационные эффекты (Kurichev, 2017). Данные позволяют выявить регионы происхождения покупателей жилья (москвичей и жителей других регионов, в том числе дифференцированных по городам разных размеров); это дает представление об их соотношении в ядре агломерации и ее внешней зоне. Подобные исследования существенным образом дополняют представления о потоках долговременной миграции в крупнейшей российской агломерации и факторах, влияющих на них.

Для изучения миграции начали использоваться материалы социальных сетей. При помощи данных “ВКонтакте” исследовалась учебная миграция и миграция молодежи [подробно описаны в: (Замятина, Яшунский, 2018)]. Например, с учетом всех методических ограничений анализ содержащейся в них информации позволил на примере Томского госуниверситета (Замятина, 2012) выявить не только “зоны сбора” абитуриентов – с этим может справиться и должным образом организованная и что важно – доступная аналитикам вузовская статистика, но и “зоны сбыта”, о которых вузовская статистика не знает ничего (мало помогают в этом и специальные мониторинги, организованные Министерством образования).

Важные для изучения миграции возможности открывает использование больших данных, например, предоставляемых операторами сотовой связи. Однако прежде всего они нужны для изучения разных форм мобильности населения (Чудиновских, 2018), и в этом качестве, судя по всему, не имеют альтернативы. Получаемые с их помощью данные о ежедневных поездках, помимо информации о масштабах и направлениях этих форм мобильности, позволяют изучать локальные рынки труда в рамках агломераций (Makhrova et al., 2017), сезонные, недельные и суточные ритмы подвижности населения, обсуждать делимитацию городских агломераций (Makhrova and Babkin, 2020).

Таким образом, на исследования внутренней миграции и мобильности в 2010-е годы существенное влияние оказали:

– совершенствование программы, детальность разработки и доступность данных ВПН-2010;

– изменение методики учета долговременной миграции в России, предоставившее возможность изучения ранее латентных форм миграции и снизившее ее недоучет;

– доступность данных о миграции не только на региональном, но и на муниципальном уровне;

– появление новых видов данных, получаемых из социальных сетей, а также данных сотовых операторов.

ИЗУЧЕНИЕ МИГРАЦИИ НАСЕЛЕНИЯ В ДИССЕРТАЦИЯХ ГЕОГРАФОВ

В России закрепление исследовательских традиций в научном направлении происходит через институт защит кандидатских и докторских диссертаций. Именно поэтому их анализ представляет особый интерес. Большую часть диссертационных работ в социальной географии невозможно представить без собственного эмпирического масштабного исследования, создания авторских карт, авторского вклада в развитие науки.

Анализ тем кандидатских диссертаций позволяет, с одной стороны, выявить уже сложившиеся и часто общепринятые подходы к изучаемому явлению, с другой стороны, обратить внимание на новые тенденции и методические подходы.

В качестве источника информации использовались электронная библиотека диссертаций и авторефератов⁶⁶, а также официальный сайт Высшей аттестационной комиссии (ВАК)⁷⁷ и электронный каталог Российской государственной библиотеки⁸⁸. Среди аналогичных работ можно отметить публикации А.А. Агирречу (2014) о структуре и динамике защит диссертаций по социально-экономической географии и М.С. Савоскул (2014) о диссертациях по миграции населении, защищенных в 1993–2013 гг.

Отбор диссертаций производился по следующим ключевым словам в названии и в оглавлении работы: миграция, миграционный, мигранты, эмиграции, эмиграционный, эмигранты, иммиграция, иммиграционный, иммигранты, переселения, движение населения. Докторские диссертации отдельно не рассматривались, так как за период с 2010 по 2021 г. по специальности “Экономическая, социальная, политическая и рекреационная география” защищена только одна посвященная миграции докторская диссертация (Савоскул, 2016).

Динамика защит и тематика работ. С 2010 по 2021 г. по анализируемой специальности защищено 19 кандидатских диссертаций, в которых миграция населения является основным объектом всей работы либо находится в центре внимания одной из ключевых частей исследования.

Среди диссертационных работ социальных географов, представленных к защите в 2010–2021 г., миграционная тематика – не самая популярная, хотя к ней и наблюдается стабильный интерес (рис. 3). При общем снижении количества диссертационных работ, выходящих на защиту, число работ по миграционной тематике составляет от 0 до 4 в год.

Рис. 3.

Динамика защит докторских и кандидатских диссертаций по специальности “Экономическая, социальная, политическая и рекреационная география” в 2010–2021 гг.

Составлено М.С. Савоскул по данным сайта электронной библиотеки диссертаций и авторефератов (http://www.dissercat.com), сайта ВАК при Министерстве образования и науки Российской Федерации (http://vak.minobrnauki.gov.ru), сайта РГБ (http://www.rsl.ru).

Четыре диссертации затрагивают вопросы миграции населения в рамках комплексных исследований по социальной географии, они используют разнообразные методы исследования. Это вопросы сельского расселения в Тюменской области после 1991 г., которое менялось, в том числе, и в результате миграции населения (Шелудков, 2020). Анализ рынка труда городов Урала, Сибири и Дальнего Востока в 1990–2010-е годы на основе данных переписей населения выполнен Е.В. Антоновым (2016а), соответственно один из важных аспектов изучения в работе – трудовая миграция. В работе, посвященной сезонным ритмам в социально-экономической жизни регионов России (Землянский, 2011), применен нестандартный индикативный метод определения масштабов сезонной миграции населения. Автор рассматривает колебания показателей производства хлеба и хлебобулочных изделий в регионах России, которые зависят от спроса покупателей, а соответственно и от сезонного колебания наличного населения. Новый тип данных (данные операторов сотовой связи) для анализа динамики расселения в Московской агломерации использовал в своей работе Р.А. Бабкин (2020).

По сравнению с 2001–2009 гг. произошел географический сдвиг в работах по миграционной тематике: в тот период из 13 кандидатских диссертаций, защищенных географами, 8 были направлены на изучение миграции населения в отдельных регионах России, 5 – на изучение миграции населения в странах Западной Европы и США.

В 2010–2021 гг. из 15 работ, касающихся непосредственно миграции населения, 10 работ посвящены изучению стран Западной Европы и США, 3 – странам ближнего зарубежья⁹⁹ (Украина и Таджикистан) и только 2 – исключительно внутрироссийской миграции (Лялина, 2018; Чуклова, 2011). Вопросы расселения мигрантов в Москве, наряду с другими европейскими столицами (Лондон, Париж, Мадрид, Берлин), рассматривает в своей диссертации Д.П. Шатило (2018).

Смена географического охвата исследований, объясняется, по-видимому, несколькими причинами:

– через интернет-источники оказались доступны данные зарубежной статистики, которые обладают высоким уровнем детализации и позволяют проводить исследования на разных территориальных уровнях, не выезжая из России. Ранее эти данные возможно было получить только в ходе полевой работы за рубежом;

– российские данные в рассматриваемое десятилетие также оказались в распоряжении исследователей, но работа с этими данными часто сложнее и кропотливее (см. раздел выше).

Предполагаем, что отсутствие доступной статистической базы в отношении трудовых мигрантов из ближнего зарубежья объясняет то, что такая актуальная для России тема практически не затрагивается в диссертациях географов.

Изменилось и направление исследований. На современном этапе значительная часть диссертаций посвящена адаптации мигрантов и их расселению в крупных городах (Аракчеева, 2012; Кельман, 2016; Шатило, 2018; и др.), то есть не непосредственно изучению географии миграционных потоков между странами и регионами, а уже следующим стадиям миграционного процесса – результатам и последствиям миграции.

Часть диссертаций находится на стыке географии миграции населения, с одной стороны, и геоурбанистики и пространственной сегрегации – с другой. Таково, например, исследование И.Н. Алова (2021), направленное на анализ пространственной дифференциации расселения афроамериканцев в агломерациях США.

Объект исследований. Наиболее близки к социальной географии исследования миграции населения в экономике, демографии, социологии, этнографии: используются общая теоретическая база, методологические подходы и методы. Есть отличия в объекте исследования.

В социологии в качестве объекта исследования выступают сами мигранты, процессы адаптации мигрантов в принимающем обществе, а также социальные последствия миграций и их влияние на принимающее общество. В экономике в качестве объекта исследования рассматриваются рынок труда, отраслевые особенности занятости мигрантов. В демографии объектом исследования обычно становятся влияние миграции на структурные характеристики населения или возрастные и гендерные особенности миграционных потоков. Объект исследования в этнографии – различные этносоциальные группы мигрантов, как внешних, так и внутренних, исследуются этнические особенности адаптации мигрантов, отношение общества к этническим мигрантам. Таким образом, эти науки, в отличие от социальной географии, чаще всего рассматривают отдельные аспекты миграционного процесса.

В социальной географии в качестве объекта исследования, как правило, выбирается какой-либо регион, страна или территориальные общности (см. табл. 2). В преобладающем числе географических работ реализуется комплексный подход к миграционному процессу на конкретной территории.