Российская археология, 2023, № 1, стр. 119-127
ОСОБЕННОСТИ ДЕМОГРАФИЧЕСКОЙ СТРУКТУРЫ НАСЕЛЕНИЯ КУБАНИ В ЗОЛОТООРДЫНСКИЙ ПЕРИОД (по материалам могильника Натухаевское 5)
К. А. Петрова *
Институт археологии РАН
Москва, Россия
* E-mail: kriss150294@mail.ru
Поступила в редакцию 29.06.2022
После доработки 13.09.2022
Принята к публикации 11.10.2022
- EDN: MCEWOU
- DOI: 10.31857/S0869606323010166
Аннотация
В статье впервые представлены результаты палеодемографического исследования выборки останков погребенных из средневекового курганно-грунтового могильника Натухаевское 5, исследованного в 2013–2014 гг. Благодаря благоприятным географическим условиям данный регион издавна был зоной активных межэтнических контактов, что выразилось в большом разнообразии погребальных обрядов. Археологический контекст позволяет разделить выборку на две группы: каменные ящики и грунтовые ямы. Проведенный анализ основных палеодемографических характеристик выявил различия в половозрастном составе и продолжительности жизни двух групп населения, проявляющиеся в преобладании мужских захоронений в каменных ящиках и женских – в грунтовых; в равномерном распределении смертности погребенных в каменных ящиках (в интервале от 15 до 44 лет) и в выраженном пике смертности в 25–29 лет в выборке из грунтовых захоронений. Для сравнения полученных данных привлечены материалы синхронных серий золотоордынских некрополей, демонстрирующие значительное локальное разнообразие.
Могильник Натухаевское 5 расположен вблизи станицы Натухаевская г. Новороссийск Краснодарского края (рис. 1). В 2013–2014 гг. Натухаевским отрядом Южной археологической экспедиции РАН под руководством А.В. Бонина проводились охранно-спасательные раскопки на территории могильника (Бонин, 2013, 2014, 2015). Впоследствии антропологические материалы, найденные в процессе этих исследований, переданы на хранение в ИА РАН.
В ходе полевых работ исследована часть памятника, попадающая в зону строительства газопровода “Южный поток”, площадью 3335 м2. Верхние культурные напластования могильника подверглись разрушению в результате многолетней интенсивной сельскохозяйственной деятельности. В процессе работ на исследованной территории могильника выявлено 85 захоронений, совершенных по обряду ингумации, и 68 различных объектов земляной и каменной архитектуры. На основе керамического материала и монетных находок (татарские монеты крымской чеканки), а также особенностей погребального обряда (“каменные ящики”) могильник Натухаевское 5 датирован XIV–началом XV в. (Бонин, 2013. Л. 2).
Многообразие погребального обряда отражает полиэтничный характер населения данного региона, известного в письменных источниках под общим названием “черкесы”, а также является следствием активных межэтнических контактов на протяжении всего периода средневековья (Дружинина, Медникова, 2019. С. 105). Продвижение Золотой Орды на запад и вхождение территорий Северо-Западного Кавказа и Северо-Восточного Причерноморья в состав Улуса Джучи унифицировало материальную культуру и религиозные представления населения, оставившего могильник.
Цель настоящей работы – оценить палеодемографическое своеобразие населения, погребенного в могильнике Натухаевское 5 в соответствии с разными обрядами захоронения, и тем самым оценить возможную социальную (или этническую?) дифференциацию этой синхронной группы.
Археологический контекст. На данном этапе рассмотрим две генеральные совокупности погребального обряда: захоронения в каменных ящиках и в грунтовых ямах (рис. 2).
Каменные ящики состояли из плоских необработанных каменных плит серого известняка, поставленных на ребро, в некоторых случаях дно было вымощено небольшими плоскими камнями. Остатки верхнего перекрытия удалось проследить лишь в 10 случаях. Зафиксировано три каменных ящика (№ 18, 23, 58), особой конструкции, ориентированные по линии З–В. Они представляли собой гробницы, составленные из четырех обработанных плит белого камня (ракушечника). Для лучшей стыковки в них были выбиты пазы.
Над гробницами возведены курганные насыпи с каменной обкладкой у основания, либо огражденные по периметру вертикально поставленными каменными плитами, образующими круг или квадрат. Однако на большей части могильника насыпи были снивелированы распашкой, что затрудняет интерпретацию некоторых погребальных комплексов. Захоронения в каменных ящиках чаще всего имеют северную или западную ориентировку. Имеются комплексы, состоящие из 2–5 гробниц под одной насыпью, окруженные каменной выгородкой, нередко описанные в литературе (Сизов, 1889. С. 91, 92; Алексеева, 1959. С. 16).
Каменные ящики служили своего рода семейными склепами. В них обнаруживались останки от одного до восьми индивидов. Исключение составило погребение 15, содержавшее останки 15 индивидов, 11 из которых принадлежали детям от 3 до 11 лет. С каждым новым захоронением кости ранее умерших, как правило, сдвигали к продольной или торцевой стенке гробницы, а черепа помещали в изголовье. В погребениях найден разнообразный сопроводительный инвентарь: элементы вооружения (сабли, кинжалы), детали одежды и украшения (бусы, пуговицы, пряжки, серьги, кольца, подвески), предметы быта (ножи, кресала, оселки, ножницы), фрагменты керамических сосудов, туалетный набор (зеркало, копоушки), золотоордынские монеты (некоторые из них использовались в качестве подвески), керамические сосуды.
Обряд захоронения в каменных ящиках связывают с местным зихским населением, известным по письменным источникам с раннего средневековья. Он находит аналогии среди синхронных могильников на всей территории Северо-Западного Кавказа, Северного Причерноморья и Крыма, однако характер конструкции имеет свои территориальные особенности. Склепы из обработанных каменных плит локализуются в районе Анапа–Гостагаевска–Раевская (Алексеева, 1992; Нечипорук, 2015; Дружинина, 2016; Красильникова, 2016), а также известны на некрополях Крыма (Макарова, 1998; Майко, 2007), Таманского полуострова (Чхаидзе, 2006). Гробницы из необработанных каменных плит сконцентрированы на территории от Новороссийска до Туапсинского района (Армарчук, Малышев, 1997; Армарчук, Дмитриев, 2014).
Вторую часть могильника составляют одиночные, парные и коллективные захоронения в грунтовых ямах. Из-за уничтожения распашкой верхнего слоя могильника не удается проследить наличие или отсутствие курганной насыпи, а в некоторых случаях и контуров могильной ямы. Также сложно установить наличие впускных деревянных конструкций, так как в ямах не зафиксированы следы тлена, а гвозди, которые могли бы скреплять конструкцию, найдены лишь в трех погребениях. В большинстве случаев захоронения имели западную ориентировку и концентрировались в северо-восточной части могильника. В то же время на территории некрополя зафиксированы одиночные погребения, ориентированные по линии С–Ю, головой преимущественно на север. Костяки располагались вытянуто на спине, положение рук варьировалось: вытянуты вдоль тела, на груди, кисти на тазовых костях.
В большинстве грунтовых ям обнаружен сопроводительный инвентарь, который состоял в основном из деталей одежды, украшений, предметов обихода, реже предметов вооружения (наконечники стрел) и керамических сосудов. В двух погребениях найдены серебряные монеты. В погребении 53 в области шеи обнаружен нательный крест из медной проволоки. Неустойчивое положение рук, наличие в погребениях сопроводительного инвентаря указывают на взаимопроникновение христианских и языческих представлений (Лапшин, Лапшина, 2018. С. 257). Некоторые могильные ямы содержали остатки камней в ногах и в изголовье погребенного. Практика сооружения надмогильных столбиков, служивших ориентирами (Тешев, 1985), распространена среди населения, жившего на территории совр. Туапсинского района. Подобные конструкции известны и в некрополе Водянского городища (Лапшин, Мыськов, 2011, 2013). В дальнейшем более подробное изучение особенностей погребального обряда и сопровождающего инвентаря позволит выявить хронологические и этнокультурные особенности населения данного региона.
В результате половозрастного изучения коллекции в соответствии со стандартной методикой (Standards for data collection…, 1994) индивиды были сгруппированы по возрастным когортам от 0 до 50 лет, по 5-летним интервалам с выравниванием методом скользящей средней (программа Д.В. Богатенкова Acheron) (Алексеева и др., 2003). Исключение составляет последний открытый возрастной интервал (50+). Это обусловлено значительными методическими трудностями в определении возраста пожилых индивидов в связи с различием образа и качества жизни. Останки плохой сохранности распределены по условным возрастным интервалам (inf 1, inf 2, juv, adl).
Проанализированы останки 208 индивидов, происходившие из 82 погребений (3 погребения не содержали костный материал). В пользу репрезентативности данной выборки свидетельствует наличие ряда важных критериев, таких как представительность (208 индивидов) и узкая датировка могильника в пределах 4-5 поколений; антропологический материал достаточно равномерно распределен по территории могильника и является прообразом реальной палеодемографической ситуации (Алексеев, 1989. С. 63); сохранность материала в большинстве случаев позволяет определить пол и возраст в отрезке 5–10 лет, сравнивая кранио- и остеологические критерии, методами остеометрии, а также сопоставлением этих показателей с археологическим контекстом; детская смертность составляет более 30%, этот показатель характеризуюет модельность группы. Однако стоит принять во внимание некоторые погрешности палеодемографических данных в связи с плохой сохранностью детских костей и скелетных останков индивидов старше 50 лет.
Итак, проведенный анализ позволяет говорить, что средний возраст смерти в группе составляет 24.2 года (А), а без учета детей – 32.5 года (АА), что приближено к средним для периода средневековья показателям (Алексеева и др., 2003. Табл. 10.6 ; Балабанова и др., 2011. С. 35. Табл. 6 ; Батиева, 2019. С. 250. Табл. 5 ; Батиева, Кашибадзе, 2020. С. 97). Но по сравнению с некрополями крупных золотоордынских городищ, таких как Селитренное и Царевское (Балабанова и др., 2011. Табл. 6 ), и средневековых могильников Запада показатели среднего возраста смерти заниженные. Стоит отметить преобладание женского населения над мужским (53.5/46.5%), это соотносится с данными могильников золотоордынского времени, например на территории Нижнего Поволжья в районе дельты Волги (Балабанова и др., 2011. С. 33, 34). И, напротив, это не типичная картина для населения Волго-Ахтубинской поймы (Балабанова и др., 2011. С. 33, 34) и Приазовья (Батиева, 2019. С. 248. Табл. 1 ). Также следует обратить внимание на расхождение в показателях среднего возраста смерти мужчин и женщин в два года. Мужчины, в среднем, жили несколько дольше женщин. Высокий процент составляет детская смертность (32.7%), причем ее пик выпадает не на младенчество, как в схожих погребальных памятниках на территории Улуса Джучи (Балабанова и др., 2011. С. 30. Табл. 4 ; Батиева, 2011), а на интервал 5–9 лет.
Рассмотрим подробнее кривую смертности объединенной выборки (рис. 3). Она имеет незначительный подъем на отрезках 25–29 лет и 40‒44 года. В целом мы видим достаточно равномерное распределение смертности по возрастным когортам.
Кривые смертности мужской и женской частей палеопопуляции имеют принципиальные отличия (рис. 4). У женщин пик смертности приходится на интервал 25–29 лет и соответствует общему подъему смертности, что не типично для женского населения золотоордынских городов XIV в.
Низкая смертность в возрасте 15–24 года и подъем женской смертности в 25–29 лет, составляющей 26.8%, показывают картину относительно поздних родов и, соответственно, неудачное течение беременности. Следующее повышение вероятности смерти среди женщин находится на отрезке 35–39 лет. После прохождения этого пика в живых оставалось лишь 16.2% женского населения.
У мужчин смертность в интервале 25–29 лет заметно ниже, чем у женщин, а значительное повышение отмечается в интервале 40–44 года, что показывает относительное благополучие и отражает естественную убыль населения.
До интервала 50 и более лет доживает лишь 1.4% населения. Совсем иная картина наблюдается на некрополях Красноярского городища, где доля долгожителей составляет около 24% (Балабанова и др., 2011. С. 34), однако они совсем отсутствуют в могильнике Аушедз и в большей части некрополей Азака (Батиева, 2019. С. 248. Табл. 2 ; Батиева, Кашибадзе, 2020. С. 97).
Археологические данные позволяют рассмотреть характеристики двух групп по обряду захоронения – в грунтовых ямах (49) и в каменных ящиках (30). Не удалось определить вид погребального обряда трех разрушенных могил. Анализ скелетных останков, происходивших из данных погребений, присутствует только в общей статистике.
Количество погребенных в грунтовых ямах уступает количеству захороненных в каменных ящиках (91/114). Это обусловлено обрядом захоронения. В грунтовых ямах обычно находилось 1‑2 индивида, за исключением нескольких коллективных грунтовых захоронений, тогда как каменные ящики служили фамильными склепами на протяжении всего существования некрополя.
Средний возраст смерти в захоронениях в грунтовых ямах незначительно выше, чем в каменных ящиках (24.8/23.2%), за счет понижения доли детской смертности в первой группе (28.6/37%). Это подтверждает второе значение среднего возраста смерти без учета детей (АА), где показатели в обеих группах находятся в пределах 31–33 лет. Распределение детской смертности по возрастным когортам сохраняет свои пропорции в обеих группах, и пик смертности также приходится на интервал 5–9 лет (рис. 5).
Половое соотношение в двух группах имеет принципиальное различие: в каменных ящиках прослеживается незначительное преобладание мужской части населения над женской (51.5/48.5%), в грунтовых ямах, напротив, наблюдается диспропорция половой структуры и преобладание женщин почти в 2 раза (38.6/61.4%).
Различие показывает пик смертности. В захоронениях в каменных ящиках смертность распределяется относительно равномерно по возрастным когортам в интервале от 15 до 44 лет, с незначительным повышением на отрезке 25–44 (рис. 5, А). В грунтовых захоронениях он приходится на интервал 25–29 лет (рис. 5, Б), что повторяет общую картину и составляет 28.8% от всей смертности в группе. Таким образом, к 30 годам умирала почти половина взрослого населения (около 49%).
Таким образом, демографические показатели захороненных в каменных ящиках отражают более благоприятные условия, воздействующие на эту часть населения, возможно, перед нами “элитная” часть группы.
Доля детской смертности погребенных в каменных ящиках значительно выше (37.7/28.6%), но при этом показатель ожидаемой продолжительности жизни в 15–19 лет незначительно превышает этот же показатель второй группы (17.9/16.7%) за счет высокой смертности взрослого населения в возрасте 25–29 лет захороненных в грунтовых ямах.
При сравнении данных двух групп женского населения можно наблюдать заметный “провал” числа умерших на кривой смертности в группе погребенных в грунтовых ямах после прохождения пика смертности в 25–29 лет (рис. 6), в то время как показатель женской смертности в группе захороненных в каменных ящиках женщин приближен к прямой и имеет незначительный подъем в интервале 30–34 года. Вероятно, женщины из второй группы избегали воздействия факторов, влияющих на крайне высокую смертность в данном интервале благодаря более высокому социальному статусу.
Различия наблюдаются и в мужской серии (рис. 7). Пропорциональное увеличение смертности группы в каменных ящиках на отрезке 15–44 года и пик в 40–44 года говорят об относительном благополучии этой категории населения, тогда как погребенные в грунтовых ямах равномерно распределены по возрастным когортам в интервале 25–44 года, и, возможно, были подвержены иным средовым нагрузкам.
Таким образом, на территории могильника Натухаевское 5 традиция захоронения в каменных гробницах сочетает в себе черты нескольких локальных вариантов сооружения погребальной конструкции: 1) из плоских необработанных плит из дикого камня, распространенных в окрестностях Новороссийска, Геленджика и Новомихайловского, и 2) состоящих из выровненных, подтесанных плит белого камня, с выбитыми в них пазами, известных в районе Анапы–Раевской–Гостагаевской. Проведение внутригруппового анализа, возможно, позволит выявить демографические различия погребенных из двух типов конструкций. Наряду с практикой захоронения в каменных ящиках существует традиция погребения в грунтовых ямах, преимущественно с западной ориентировкой.
В ходе изучения антропологической коллекции могильника Натухаевское 5 удалось получить представления о демографической структуре данной палеопопуляции. Обобщенная выборка демонстрирует показатели среднего возраста смерти, что в целом можно охарактеризовать как нахождение в достаточно благоприятных жизненных условиях. Однако для предоставления более убедительных выводов следует рассматривать полученные данные в совокупности с показателями физиологического стресса.
Низкая женская смертность в возрасте до 25 лет демонстрирует, вероятно, высокий социальной статус женщины. Дальнейшее комплексное исследование поможет получить более полное представление о данной группе населения. Пик детской смертности в обеих группах приходится на интервал 5–9 лет, что может быть обусловлено несколькими причинами: во-первых, неполнотой выборки, во-вторых, плохой сохранностью младенческих костей, в-третьих, изменениями рациона и связанными с ним заболеваниями либо иными обстоятельствами.
В заключение подведем итоги исследования. Установлено наличие демографической разницы двух групп населения, которые прежде всего отличаются соотношением полов. В выборке погребенных в каменных ящиках наблюдается незначительный перевес мужской части популяции над женской, тогда как группа погребенных в грунтовых ямах демонстрирует заметное преобладание женского населения. Среди населения из захоронений в грунтовых ямах пик смертности приходится на возрастной интервал 25–29 лет и составляет 48.2% всей смертности, тогда как смертность в группе погребенных в каменных ящиках возрастала равномерно по мере взросления и старения. Вопрос о наличии специфических факторов, воздействовавших на взрослое, в том числе мужское население в возрасте 25–29 лет, можно будет исследовать в дальнейшем при анализе частоты патологий в этих группах.
Стоит отметить, что такое различие демографических показателей двух групп может свидетельствовать о существовании социальной стратификации исследуемой палеопопуляции либо за этим скрываются этнические различия. Дальнейшее изучение скелетных останков разными методами антропологического анализа при корреляции полученных данных с археологическим контекстом позволит получить целостное представление об этнокультурных, экономических и социальных особенностях населения данной палеопопуляции.
Автор выражает глубокую благодарность А.В. Бонину за возможность исследовать материалы раскопок из могильника Натухаевское 5.
Список литературы
Алексеев В.П. Палеодемография: содержание и результаты // Историческая демография: проблемы, суждения, задачи / Ред. Ю.А. Поляков. М.: Наука, 1989. С. 63–90.
Алексеева Е.П. Очерки по истории черкесов в XIV–XV вв. // Труды Карачаево-Черкесского научно-исследовательского института истории, языка и литературы. Вып. III. Черкесск, 1959. С. 3–82.
Алексеева Е.П. Археологические памятники Карачаево-Черкесии. М.: Восточная литература, 1992. 216 с.
Алексеева Т.И., Богатенков Д.В., Лебединская Г.В. Влахи. Антропо-экологическое исследование (по материалам средневекового некрополя Мистихали). М.: Научный мир, 2003. 132 с.
Армарчук Е.А., Дмитриев А.В. Цемдолинский курганно-грунтовый могильник. М.: ИА РАН; СПб.: Нестор-История, 2014. 132 с.
Армарчук Е.А., Малышев А.А. Средневековый могильник в Цемесской долине // Историко-археологический альманах. Вып. 3. Армавир; М.: Армавирский краевед. музей, 1997. С. 92–114.
Балабанова М.А., Перерва Е.В., Зубарева Е.Г. Антропология Красноярского городища золотоордынского времени. Волгоград: Волгоградская акад. гос. службы, 2011. 180 с.
Батиева Е.Ф. Антропологические материалы из могильника XIII–XIV века средневекового поселения “Жукова” (Краснодарский край, х. Кубанская колонка) // Вестник антропологии. 2011. Вып. 19. С. 161–168.
Батиева Е.Ф. Демографический профиль отдельных групп населения Азака XIII–XIV веков н.э. // Азак и мир вокруг него: материалы Междунар. науч. конф. (14–18 октября 2019 г., г. Азов) / Отв. ред. Е.Е. Мамичев. Азов: Изд-во Азовского музея-заповедника, 2019 (Донские древности; вып. 12). С. 246–253.
Батиева Е.Ф., Кашибадзе В.Ф. К антропологии средневекового населения Северо-Западного Кавказа (по материалам могильника Аушедз) // В поисках наследственной изменчивости: сб. ст. в честь 90-летия Генриэтты Леонидовны Хить. СПб.: Нестор-История, 2020. С. 96–116.
Бонин А.В. Отчет об охранно-спасательных археологических работах 2013 г. на могильнике Натухаевское 5 в г-г. Новороссийск Краснодарского края // Архив Института археологии РАН. № 38617.
Бонин А.В. Отчет об охранно-спасательных археологических работах 2014 г. на могильнике Натухаевское 5 в г-г. Новороссийск Краснодарского края в 2014 г. // Архив Института археологии РАН. № 32081.
Бонин А.В. Охранно-спасательные работы 2010–2013 гг. в Анапе, Новороссийске и Крымском районе Краснодарского края // Археологические открытия 2010–2013 годов / Отв. ред. Н.В. Лопатин. М.: ИА РАН, 2015. С. 323–325.
Дружинина И.А. Нижнее Закубанье в XIII–XIV вв.: на границе культур и природных зон // Диалог городской и степной культур на евразийском пространстве. Историческая география Золотой Орды: материалы Седьмой междунар. конф., посвящ. памяти Г.А. Федорова-Давыдова (8–12 ноября, 2016 г.). Казань; Ялта; Кишинев: Stratum Plus, 2016. С. 215–218.
Дружинина И.А., Медникова М.Б. Между Крымом, Кавказом и степью: население степного левобережья Кубани в XIV в. (по материалам археологического и антропологического изучения грунтовых могильников) // Вестник Московского университета. Серия 23: Антропология. 2019. С. 104–116.
Красильникова Л.И. Отчет об охранных археологических раскопках на территории выявленного объекта археологического наследия “Поселение Псебепс-3” в Крымском районе Краснодарского края в 2016 г. // Архив Института археологии РАН. № 54191.
Лапшин А.С., Лапшина И.Ю. Христианское кладбище на Водянском городище и предметы христианского культа // Археология евразийских степей. 2018. № 4. С. 255–259.
Лапшин А.С., Мыськов Е.П. Исследования на Водянском городище в 2009–2010 гг. Волгоград: Царицынская полиграф. компания, 2011. 174 с.
Лапшин А.С., Мыськов Е.П. Исследования на Водянском городище в 2011–2012 гг. М.: Перо, 2013. 216 с.
Майко В.В. Средневековые некрополи Судакской долины. Киев: Академпериодика, 2007. 273 с.
Макарова Т.И. Археологические раскопки в Керчи около церкви Иоанна Предтечи // Материалы по археологии, истории и этнографии Таврии. Вып. VI / Отв. ред. А.И. Айбабин. Симферополь: Таврия, 1998. С. 344–393.
Нечипорук А.А. Работы 2010 года на поселениях Жукова, Фурожан 2 и Псиф 3 в Крымском районе Краснодарского края // Археологические открытия 2010–2013 гг. / Отв. ред. Н.В. Лопатин. М.: ИА РАН, 2015. С. 407.
Сизов В.И. Восточное побережье Черного моря. Археологические экскурсии. М.: Тип. А.И. Мамонтова, 1889 (Материалы по археологии Кавказа; вып. II). 183 с.
Тешев М.К. Адыгские погребальные сооружения в развитом и позднем средневековье в Туапсинском районе и на черноморском побережье Западного Кавказа // Вопросы археологии Адыгеи / Отв. ред. Н.В. Анфимов. Майкоп: Адыгейский науч.-исслед. ин-т экономики, языка, литературы и истории, 1985. С. 142–165.
Чхаидзе В.Н. Средневековые погребения в каменных ящиках на Таманском полуострове // Материалы и исследования по археологии Поволжья. Вып. 3. Средневековая археология евразийских степей. М.; Йошкар-Ола: Марийский гос. ун-т, 2006. С. 53–86.
Standards for data collection from human skeletal remains / Eds. J. Buikstra, D. Ubelaker. Fayetteville, 1994 (Arkansas Archaeological Survey Research; no. 44). 206 p.
Дополнительные материалы отсутствуют.
Инструменты
Российская археология