Российская археология, 2022, № 3, стр. 52-65

В статье рассматривается характер культурных изменений в северной части ареала древностей “накануне Руси” на рубеже третьей/четвертой четв. I тыс. н.э.

Происхождение всех культур последней четв. I тыс. от Смоленского Поднепровья до Ладоги, которые стали базой формирования Руси, остается загадкой. Заметен культурный разрыв, приходящийся на VIII в. Однако детальное рассмотрение керамических наборов в ряде регионов позволяет гипотетически перекинуть “мостики”.

При изучении культурогенеза второй половины I тыс. на территории Верхнего Поднепровья и русского Северо-Запада необходимо держать в поле зрения следующие основные блоки культур.

Для V–VII вв.: (1) древности типа Тушемля-Банцеровщина (Верхнее Поднепровье и Подвинье, средняя Белоруссия; в рамках этого традиционного для историографии объединения намечается не менее 4–5 культурно-хронологических групп: Лопатин, Фурасьев, 2007. С. 92–103); (2) колочинская культура (Обломский, 2016); (3) пражская культура (Гавритухин, 2009); (4) культура псковских длинных курганов (далее – ПДК; в ее рамках намечены три локальных варианта: Лопатин, 2003; Михайлова, 2014; Исланова, 2016); (5) бескурганные культурные группы Северо-Запада, иногда именуемые “предсопочными”, всего их не менее пяти (Исланова, 2016; Еремеев, Дзюба, 2010).

Для VIII–X вв.: (6) культура смоленских длинных курганов (далее – СДК), включая города и сельские поселения в их ареале (Енуков, 1990; Шмидт, 2012; Еремеев, 2015, Кренке и др., 2020); (7) северные варианты культур райковецкой и роменской (Енуков, 1990. С. 167–173; Макушников, 2009. С. 22–31; Касюк, 2019. С. 623); (8) памятники с керамикой типа СДК за пределами ареала последних – города, сельские поселения, поздние ПДК и сопки (Лопатин, 2007; Михайлова, 2014; Горюнова, 2016); (9) памятники с керамикой ладожского типа (в основном бассейны рек Мсты и Волхова), включая города, сельские поселения и сопки (Плохов, 2005; Еремеев, Дзюба, 2010; Сениченкова, 2011).

Несмотря на большое значение керамики блоков 6, 8, 9 для изучения истории населения северной части раннеславянского мира преддревнерусского времени, происхождение этих гончарных традиций до сих пор не имеет убедительной трактовки.

Не раз исследователи обращали внимание на сходство наборов блоков 6 и 8 с керамикой пражской культуры (блок 3), а также с синхронными наборами блока 7 (Шмидт, 1963. С. 187; 2012. С. 39; Седов, 1978. С. 66; Енуков, 1990. С. 89, 90; Исланова, 1997. С. 25; Щеглова, 2002. С. 146; Конецкий, 2003. С. 209, 210; Еремеев, Дзюба, 2010. С. 482).

И.И. Еремеев пытался определить исходный район славянской миграции VIII в. на Северо-Запад вплоть до Поволховья на территории Белоруссии – в области между Припятью, Неманом, Западной Двиной и Днепром. Для этого он анализировал материалы трех памятников (блоки 6 и 8) – Витебск, Лукомль, Жужлянка (Еремеев, Дзюба, 2010. С. 437–480). Гипотеза представляется неубедительной: она фактически опирается на материалы уже четвертой четв. I тыс., происхождение которых не изучено. Нет среди них и прототипов ладожской керамики.

Предполагаемые параллели между керамикой блоков 6, 8, с одной стороны, и 3, 7, с другой, служат одним из аргументов сторонников теории “второй волны” славянской колонизации Северо-Запада, в пользу которой привлекают также данные о проникновении на север элементов южных культур – хозяйственно-бытового комплекса и металлических украшений (Минасян, 1982; Нефёдов, 2000. С. 197; Щеглова, 2002; Казанский, 2020). Замечу, что несомненные параллели, прослеживаемые по металлическим вещам приблизительно VIII в., не обязательно говорят о массовой миграции населения с юга.

Проблема происхождения керамики ладожского типа (блок 9) начала проясняться в начале 1990-х годов после введения в оборот И.В. Ислановой материалов удомельского типа (Исланова, 1997. С. 63). Эти материалы привели В.В. Седова к отказу от идеи второй волны славянской колонизации Северо-Запада, связанной с культурой сопок (Седов, 1995. С. 246).

Данный обзор опирается на два положения, выработанные к настоящему времени, хотя до сих пор дискуссионные. Во-первых, о местном происхождении гончарных традиций четвертой четв. I тыс. на Северо-Западе (Исланова, 1997; 2017. С. 84; Седов, 1995; Лопатин, 2006. С. 338, 339; 2009; Сениченкова, 2011. С. 223; Еремеев, Дзюба, 2010. С. 98, 99, 481, 482; Носов, Плохов, 2016. С. 356, 357; Платонова, Жеглова, 2021. С. 192). Во-вторых, о тесной взаимосвязи двух основных форм керамики – с округлым и ребристым плечом (Конецкий, 2003. С. 210; Лопатин, 2007. С. 220, 221; Еремеев, Дзюба, 2010. С. 482).

Из массива керамики перечисленных блоков отберем материал, важный для рассмотрения обозначенной проблемы, приблизительно оценив, где это возможно, долю той или иной характерной формы в наборе.

Подчеркну, что поиск истоков культурных групп в пределах одного и того же периода (что зачастую делают), представляется некорректным. Исследуя генезис традиций, не следует смешивать его с рассмотрением разнообразных горизонтальных связей.

Инструмент сопоставления перечисленных культурных групп – типология керамики. Она охватывает материалы всех групп, кроме самых южных, в равной степени. Применяемая типология разработана мною давно, но позднее дорабатывалась и дополнялась (Лопатин, 2018. Рис. 2). Она обсуждается и находит применение в работах коллег (Исланова, 2006. С. 224; 2016. С. 160; Еремеев, Дзюба, 2010. С. 482; Носов, Плохов, 2016. С. 355, 356; Конецкий, 2016. С. 315, 317 и др.). Здесь она дополнена главными формами четвертой четв. I тыс.: тип 10 разделен на варианты а и б (с прямым и отогнутым краем), а также добавлен ладожский тип, которому присвоено обозначение Р-5 в продолжение отдельной нумерации ребристых форм (рис. 1). Эти три типа соответствуют основным формам типологии И.И. Еремеева – вариантам 1.1, 1.2 и группе 4 соответственно (Еремеев, Дзюба, 2010. Рис. 378).

Поскольку сравнение целых форм с фрагментами приводит к некорректным выводам, сводная схема (рис. 1) оформлена для фрагментарного материала: универсальный размерный критерий – высота фрагмента от верха сосуда составляет 0.8 минимального радиуса в верхней части формы.

Перейдем к рассмотрению вероятных связующих звеньев между керамическими наборами третьей и четвертой четв. I тыс. на Северо-Западе.

Главный тезис: вместо керамики пражской культуры основными предшественниками керамических форм с округлым плечом четвертой четв. I тыс. на Северо-Западе (типы 10а и 10б) я считаю типы 1, 2, 7 и 11 моей схемы. Из них первые три характерны для киевской культуры верхнеднепровского (тип Абидня) и западнодвинского (круг Заозерье-Узмень) вариантов, которые общими пропорциями сходны с пражскими формами. Тип 11 формируется на основе традиций киевской культуры более локально – в типе Узмень. Характерными особенностями типа 11 являются усиленная профилированность элементов верхней части (венчика, шейки и плечика – иногда всех вместе, а иногда по отдельности), а также отогнутость венчика наружу. Типы 1 и 7 в некоторых проявлениях весьма близки типу 10а, а тип 11 соответственно – типу 10б. Как в ранних материалах, так и в более поздних встречаются экземпляры с профилировкой переходного характера (таблица, рис. 2, 3). Керамика ладожского типа – с ребром в верхней трети (тип Р-5) – также находит свои прототипы (тип Р-1) среди местных древностей, начиная с памятников типов Абидня, Заозерье, Узмень (таблица, рис. 2, 3; Лопатин, Фурасьев, 2007. Рис. 22, 23, 30).

Перечисленные варианты с тенденцией развития в сторону форм четвертой четв. I тыс. будем называть “перспективными” (основные из них – типы 7, 11 и Р-1). На взаимосвязи периодов третьей и четвертой четв. I тыс. указывает также присутствие на поздних памятниках архаизмов (типы 3, 4, 8, 9); их отмечает для этого времени И.И. Еремеев (группы 3 и 5 его типологии: Еремеев, Дзюба, 2010. Рис. 379, 380).

В Мстинско-Валдайском регионе в третьей четв. I тыс. известны памятники ПДК и бескурганные древности нескольких групп, выделенных И.В. Ислановой (мстинская, удомельская и верхневолжская). Сравнение керамических наборов эталонных памятников этих групп сделано И.В. Ислановой (Исланова, в печати. Рис. 220). Хотя наши определения типов керамики совпадают не полностью, общие выводы близки: наблюдается значительное сходство керамических материалов с точки зрения присутствия “перспективных” форм.

На материалах памятника Юрьевская Горка (Исланова, 1997) была обоснована гипотеза о местном генезисе культуры сопок. Помимо ряда публикаций автора раскопок, могу опираться также на собственное ознакомление с частью коллекции¹¹. Наиболее массовы среди керамики памятника типы 1б (рис. 2, 1), 7 и 10а, которые выглядят как варианты единого массива (Исланова, 1997. Рис. 35, 1–5, 10–13; 36, 1–7, 11; 37). Остальные формы – типов 11 (рис. 2, 2), 10б, слабопрофилированные типов 9, 6, 3б(?) и 4а(?), – немногочисленны. Экземпляров с едва намеченным ребром также немного (см. также об этом: Сениченкова, 2011. С. 223), поэтому данный памятник следует считать предшественником того варианта “сопочных” древностей, для которого не характерна ладожская керамика (Плохов, 1992. С. 121; Конецкий, 2003. С. 210).

На селище Леонтьево мстинской группы (Исланова, 2006. Рис. 79–81) наиболее явственно определяются типы 1б, 7, 11, 10а и формы со сглаженным ребром, близкие по пропорциям к типу Р-5.

В бассейне верхнего течения Мсты и в соседних микрорегионах исследовано довольно много погребений ПДК (в том числе несколько грунтовых) с керамическими сосудами, из которых примерно половина имеет “перспективные” формы: Обрынь, Липицы, Потерпелицы (Лопатин, 2003. Рис. 8, 2, 3; 9, 7–9б), Медная Гора, Овсище, Пуйга, Липовицы, Норфино, Шитовичи, Богатково, Иваньково, Шихино, Березино, Подол, Яблонька (Исланова, 2006. Рис. 84–106). Большинство сосудов, связанных с трупосожжениями, относится к типам 7, 11, 10а, 10б, Р-5 (рис. 2, 3–6, 9‒15). По сравнению с поселенческими материалами, преобладают раскрытые формы типов 11 и 10б. Вероятно, это связано с тем, что в культуре ПДК вообще для погребений отбирались раскрытые сосуды.

Трансформации культуры ПДК, и в частности, в Мстинско-Валдайском регионе, изучены недостаточно. Согласно выводам И.В. Ислановой, культура развивается здесь и в четвертой четв. I тыс. на основе собственных традиций, лишь отдельными признаками перекликаясь с СДК (Исланова, 2006. С. 54, 55). Представлены погребения всех периодов развития культуры ПДК (Михайлова, 2014. С. 204, 210, 213; Исланова, 2018. С. 240, 241), но большинство комплексов относится все же к периоду середины V – VIII в. (Исланова, 2006. С. 109). К сожалению, керамические формы редко встречаются в узко датированных комплексах, поэтому нельзя исключать широкую датировку некоторых сосудов, включающую какую-то часть четвертой четв. I тыс. (рис. 2, 4–6, 11).

Ребристые сосуды из кургана 2 могильника Яблонька (рис. 2, 14) и грунтового погребения Шитовичи (рис. 2, 15) практически соответствуют некоторым вариантам ладожской керамики (Сениченкова, 2011. Рис. 1, ФIII, ФIV).

Все перечисленные типы представлены и на селище культуры ПДК Городок 1 на р. Шлине (Исланова, 2006. Рис. 67–78)²², но ассортимент керамики здесь богаче: обычны “перспективные” типы 7, 11 (рис. 2, 7) и вполне оформленные – 10а (рис. 2, 8) и реже 10б. Наряду с ними присутствует слабопрофилированная керамика типов 4б, 8б и 9. Немногочисленны ребристые сосуды. Оформление ребра разнообразно, некоторые варианты индивидуальны и не могут быть однозначно соотнесены с типами нашей схемы, лишь в отдельных случаях – с более поздним типом Р-5.

Характеристика древностей Верхневолжья сделана в нескольких обобщающих публикациях И.В. Ислановой (2012; 2014; 2016). Регион входит в ареал ПДК; здесь же выявлена группа памятников типа Подол, которая распространена кроме этого и далее к юго-востоку – в ржевском течении Волги. И.В. Исланова считает керамический набор типа Подол своеобразным, но определяет и соответствия выделяемых групп керамики типам моей схемы (Исланова, 2014. С. 27, 28; 2016. С. 160). Главная особенность этого набора – значительная доля типа 6(б) (мощинского круга) и ребристых форм. На мой взгляд, к типу 6(б) следует относить только часть керамики, включаемой И.В. Ислановой в эту группу, а именно, экземпляры с уступом выше закругленного плеча. Напротив, формы с заострением плеча и плавной шейкой для мощинской культуры не характерны (Массалитина, 1993; Воронцов, 2013. Рис. 10); их правильнее рассматривать вместе с ребристыми. Последние, вопреки мнению И.В. Ислановой (2014. С. 27), весьма близки профилировке ладожской керамики – слегка выпуклая или прямая траектория расширения тулова, резкий перегиб на уровне плеча и дугообразная верхняя часть (рис. 3, 1–3). Керамика плавных профилей принадлежит типам 7, 11, 10а, 10б, изредка 8б и 9 (Исланова, 2014. Рис. 4–7; 2016. Рис. 49–59) и таким образом также имеет отношение к формированию керамических наборов четвертой четв. I тыс.

Наборы керамики поселений и курганов ПДК на этой территории (Залесье, Пески, Тухачево, Гринино) не очень представительны. Кажется, для них более обычна слабопрофилированная керамика типов 3 и 4, но есть также 1б, 6, 10а, 11 (Исланова, 2012. Рис. 46, 47, 53, 54, 82, 83). Ребристые экземпляры имеют индивидуальные формы, но находящие аналогии на селище ПДК Городок 1 в Помостье (см. выше). Керамика из кургана Тухачево со сглаженным ребром входит в число прототипов ладожской керамики (Исланова, 2012. Рис. 112, 113).

В Приильменье и на Средней Мсте к настоящему времени довольно хорошо изучены древности третьей и четвертой четв. I тыс., чего нельзя сказать о понимании характера перехода между этими периодами. К первому из них относятся ранние материалы Городка на Маяте, селища Прость, городища Сельцо, селища Заозерье (Окуловское) и др.

На поселении Прость в 1997–1999 гг. впервые в Приильменье (если не считать городище Сельцо, материалы раскопок которого не были введены в научный оборот) была обнаружена слабопрофилированная керамика третьей четв. I тыс. – типов 4 и 7 (Носов, Плохов, 2002. Рис. 7). Открыт и особо важный для нашей темы комплекс постройки VIII в., в составе которого было несколько фрагментов “перспективных” форм и ребристых сосудов, имевших, по выражению публикатора, “определенные отличия” от керамики Ладоги (Плохов, 2008. С. 159, 160). А.В. Плохов резонно сопоставил весь этот комплекс с древностями Помостья и Удомельского поозерья, разобранными здесь выше.

На городище Городок на Маяте периоды V–VII и IX–X вв. разделены периодом запустения (Еремеев, Дзюба, 2010. С. 407). Тем не менее в разновременных комплексах прослеживаются признаки взаимосвязей традиций. В раннем горизонте Городка (Еремеев, Дзюба, 2010. С. 73–120) наряду с преобладающими слабопрофилированными формами (4б, 4в, 3б, 4а) присутствуют “перспективные” типы 1б, 2б, 7 и 11 (рис. 3, 4, 5, 7; Еремеев, Дзюба, 2010. Рис. 85, 1; 92, 2; 95; 98, 1, 3; 165, 1, 2). Есть прототипы варианта 10б (рис. 3, 5; Еремеев, Дзюба, 2010. Рис. 77, 1, 9; 85, 2). Важна находка развала сосуда типа 10а (рис. 3, 6) вместе с фрагментами типа 7 (рис. 3, 7) в надежном комплексе V–VII вв., в связи с чем, рассматривая также аналогии из памятников Прость, Обрынь, Юрьевская горка, И.И. Еремеев делает справедливый вывод о возможном появлении профилированной керамики в бассейне Ильменя в третьей четв. I тыс. (Еремеев, Дзюба, 2010. С. 99). В раннем наборе памятника присутствует лощеная ребристая керамика (рис. 3, 8), которая связана, вероятно, и с формами типа Р-1а из смоленского Подвинья, и с позднейшей керамикой типа Р-5. С другой стороны, в поздних комплексах Городка (IX – начало X в.) встречаются типы 7 и 11 (Еремеев, Дзюба, 2010. Рис. 153, 1, 3).

Городок на Шелони. В современной публикации материалов раскопок 1969 г. лепная керамика делится на три хронологические группы, первые две – из одного и того же (нижнего) горизонта (слоя): (1) слабопрофилированная, характерная для культур третьей четв. I тыс.; (2) с четким переходом от горловины к тулову (аналогии – VIII–IX вв.). В верхнем горизонте керамика иная: (3) с четкой ребристой профилировкой и более тонкими стенками, типичная для второй пол. IX – X в. (Плохов, Торопов, 2013. С. 272–275). Заметно, что керамика второй группы, количественно примерно равная первой, по профилировке имеет переходный характер к третьей группе (типично ладожской). Последнее обстоятельство, очевидно, свидетельствует об органичном совмещении керамики первых двух групп в комплексе нижнего горизонта.

На Рюриковом городище недавними раскопками открыты наслоения и остатки фортификаций VII–VIII вв., с которыми связана находка фрагментов сосуда типа 11 (Еремеев, 2019. С. 77–80. Рис. 10). Это открытие включает памятник в число пунктов, связанных с ранней славянской колонизацией Приильменья и развитием традиций “перспективных” форм керамики.

Новые раскопки проведены И.И. Еремеевым на Бронницком городище в нижнем течении Мсты, а также на ряде памятников Среднего Помостья. Ознакомление с отчетными материалами свидетельствует, что в третьей четв. I тыс. на них также бытовала керамика как слабопрофилированная (типы 3, 4, 9), так и “перспективных” форм (типы 1, 2, 7, 11), включая 10а и Р-5, более характерные уже для четвертой четв. I тыс.³³

Селище Заозерье (Окуловское) в Среднем Помостье исследовалось В.Я. Конецким, который относит его к двум взаимодействующим культурам – ПДК и “предсопочной” – и датирует третьей четв. I тыс., не позднее рубежа VIII/IX вв. (Конецкий, 2016. С. 313–319. Рис. 3, 4). Керамический набор включает типы 1б, 7, 9, 10а, 11 и Р-5. В наборе присутствуют классическая ладожская керамика и фрагменты с каннелюрой по ребру (Конецкий, 2016. Рис. 4, 1, 2).

Поселение Съезжее в междуречье Мсты и Чагодощи датируется от V–VI до VIII в. (вероятно, два периода с перерывом) и относится к культуре ПДК (Носов, Плохов, 2016. С. 368, 369). Набор керамики довольно однороден, преобладают 9 и 11 типы (реже встречаются 4 и 8), соответствующие типам 1–5 Плохова (С. 379–392). Профилировка плеча у большинства экземпляров слабая, и тип 11 здесь в основном сформирован за счет резкой профилировки шейки и венчика, часто имеющего утолщение по краю. Последний признак встречается в керамике других длиннокурганных памятников соседних регионов – Заозерье (Окуловское), Городок (на Шлине). Представлено всего несколько экземпляров, практически идентичных вариантам 10а и 10б – это тип 6 по Плохову (Носов, Плохов, 2016. Рис. 20, 1, 2; 21, 1, 5); эти экземпляры в основном связаны с поздней постройкой. В целом набор керамики производит впечатление “тупикового”: несмотря на характерность типа 11, он в деталях оформлен не таким образом, чтобы развиваться в сторону керамики четвертой четв. I тыс. (слабая профилировка плеча).

Местонахождение Заполье-3 в Верхнем Полужье. Небольшой керамический набор VII в. проанализирован на основе нашей схемы (Платонова, Жеглова, 2021. С. 189–192). Керамика делится на два типа – 11⁴⁴ и 4, что приводит авторов к резонному выводу о бытовании здесь традиций профилированной керамики (тип 11, переходящий в 10б) и об отсутствии резкой смены традиций на рубеже третьей/четвертой четв. I тыс.

Облик керамических наборов культуры ПДК Псковско-Чудского региона (“тип Жеребятино”) определяют архаичные типы 4 и 9, реже встречаются 7 и 8 (Лопатин, Фурасьев, 2007. С. 93, 96). Из ребристых форм заметен только тип Р-4. Поселенческая керамика, которая известна плохо, отличается от погребальной несколько большей закрытостью: если для погребений это варианты 4б и 4в, то на городище Сторожинец преобладает 4а (Попов, 1989. Рис. 2, 8–18).

Двинско-Ловатский регион культуры ПДК характеризуется подобным же набором погребальной керамики (“тип Дорохи”): типы 4, 9, Р-4, дополнительно встречается тип 11 (Лопатин, Фурасьев, 2007. С. 92–95). Поселенческий набор выделен в “тип Жабино”, поскольку отличается составом: это типы 1, 2, 7 (рис. 3, 15). К сожалению, этих материалов до сих пор крайне мало: селище Жабино в верховьях Ловати, городище Турушино в верховьях Великой; единично встречен экземпляр типа 11 в комплексе селища Ермошино, предположительно, третьей четв. I тыс. (Лопатин, Фурасьев, 2007. Рис. 67, 8). Однако они свидетельствуют, что эта зона, хотя и имела черты сходства с предыдущим регионом, была включена в ареал развития “перспективных” керамических форм.

Большая территория Верхнего Поднепровья, Подвинья и Средней Белоруссии занята в третьей четв. I тыс., согласно традиционной научной концепции, тушемлинско-банцеровской культурой, в составе которой намечен ряд разнородных культурно-хронологических групп (Лопатин, Фурасьев, 2007. С. 98–100). Здесь рассматриваем их все вместе, поскольку по признаку отсутствия или большой редкости “перспективных” керамических форм они все обнаруживают сходство.

К примерам наличия “перспективных” форм относится известное городище Банцеровщина в верховьях Свислочи, с которого, наряду с преобладающими архаичными типами 3, 4, 8 происходит серия фрагментов типов 1б, 2в, 7, 11, Р-1б (Лопатин, 2018. С. 56, 57, 60), однако все же их профили слишком плавны, что не позволяет видеть тенденцию к формированию типов 10 и Р-5.

В качестве опорного памятника банцеровской культуры в бассейне Вилии на западе Белоруссии А.М. Медведев трактует селище Микольцы V – начала IX в. (Медведев, 2011. С. 236–240). Набор форм довольно единообразен: по моей схеме определяются главным образом типы 1б, 7, 10а, которые теоретически можно выстроить в цепочку преемственности на рубеже третьей/четвертой четв. I тыс. Однако автор не приводит оснований выделения разновременных комплексов и не комментирует серьезные отличия комплекса как целого от типичных наборов керамики банцеровской культуры, что оставляет интерпретацию памятника под вопросом.

Также в верховьях бассейна Вилии известны два памятника культуры ПДК третьей четв. I тыс. (крайний юго-запад их ареала), где наряду с типичной слабопрофилированной керамикой найдены два сосуда, сближаемых с вариантом 10а – Новосёлки (рис. 3, 16) и Навры II (Плавiнскi, 2017. Мал. 126: 1; Плавинский, Тарасевич, 2021. Рис. 5, 24).

Примеров встречаемости “перспективных” форм в других микрорегионах немного, главным образом они замечены в правобережном витебском Подвинье: тип 7 на селищах Казиново и Городок, тип Р-1б на селище Бураково (рис. 3, 9; Колосовский, Штыхов, 2005. Рис. 6, 1; Лопатин, Фурасьев, 2007. Рис. 49, 7, 15, 18), типы 1б, Р-1а, 7 на селище Зароново (Бубенько, 2019. Рис. 10, 1, 7, 8, 11), а также в смоленском Подвинье тип 11 в грунтовом могильнике Акатово (рис. 3, 14).

Е.А. Шмидт пишет, что керамика с высоко расположенным ребром характерна для тушемлинской культуры cмоленского Подвинья (Шмидт, 2003. С. 48). Ребристая керамика здесь появляется еще с первых веков н.э. (городище Самсонцы) и связывается с культурой поздней штрихованной керамики (датировка и атрибуция предположительны: Шмидт, 2002. С. 131, 163). Ряд экземпляров типа Р-1 есть на селищах Курлын, Дроково, Заозерье, Микулино (Шмидт, 2003. Табл. 31, 1; 33, 11–14; 2008. Табл. 57, 5; 60, 1, 2). В комплексах керамики памятников типа Заозерье (вторая четв. I тыс.) наряду со слабопрофилированными формами присутствуют типы 7, 10а и Р-1, примеры которых находим в материалах характерного памятника – селища Микулино (рис. 3, 10–12). Это наиболее ранний импульс развития “перспективных” керамических форм.

Как видим, в ареале древностей типа Тушемля-Банцеровщина (днепро-двинский регион) формы керамики, которые можно считать прототипами форм четвертой четв. I тыс., отмечены в римское время, а позднее не получают развития, сохраняясь местами в “угнетенном” состоянии. В третьей четв. I тыс. эпицентр развития “перспективных” керамических традиций перемещается к северо-востоку (Помостье, Верхневолжье, Приильменье). В чем же причина? На мой взгляд – в том, что в днепро-двинском регионе возобладали гончарные традиции не верхнеднепровского, а деснинского варианта киевской культуры, которые, кроме этого, стали основой более южных культур – колочинской и пеньковской.

На рубеже третьей/четвертой четв. I тыс. происходит повсеместное вымирание этих архаичных керамических традиций, и древности типа Тушемля-Банцеровщина разделяют эту судьбу, сменяясь культурой СДК. Южнее, в ареалах колочинской и пеньковской культур, приблизительно в это же время распространяются древности типа Лука Райковецкая – Сахновка – Волынцево (ЛРСВ), связанные происхождением с пражской культурой.

Несмотря на одновременность этих процессов и некоторое сходство керамики СДК и ЛРСВ, распространение последней на территорию Верхнего Поднепровья и Подвинья не прослеживается. И.О. Гавритухин подчеркивает, что облик пражской культуры фазы 3 (VII в.) определяют, прежде всего, сильно профилированные сосуды с S-видной верхней частью, нередко с усложненной моделировкой венчика; на такой основе невозможно объяснить наборы керамики последней четв. I тыс. на Северо-Западе России (Гавритухин, 2009. С. 21).

В то же время не исключается влияние южных керамических традиций (ЛРСВ и роменской) на керамику не только СДК, но и более северных древностей четвертой четв. I тыс. (блоки 6, 8, 9) – очевидно, уже благодаря проницаемости культурных ареалов в преддревнерусское время. Об этом влиянии свидетельствует появление (не слишком масштабное) орнаментов – ложногребенчатого и пальцевого.

Итак, два основных сюжета формирования керамических наборов четвертой четв. I тыс. Северо-Запада (керамика с ребром и без ребра) находят свои истоки среди местных древностей – конкретно, на территории от верховьев Волги, Двины и Мсты до Ильменя. Заглянув в эпоху четвертой четв. I тыс., можно утверждать, что на большинстве памятников присутствуют в разных соотношениях обе основные формы лепной керамики (Конецкий, 2003. С. 210; Лопатин, 2006. С. 339; Еремеев, Дзюба, 2010. С. 482). Выделяются три большие зоны, обозначенные выше как культурные блоки 6, 8 и 9. Блок 6: в Верхнем Поднепровье и Подвинье тотально преобладает керамика с закругленным плечом; ребристые профили крайне редки. Блок 8: в бассейнах Ловати и Великой также преобладает керамика с закругленным плечом, но ребристая составляет заметную, хотя и небольшую долю. Блок 9: в Поволховье, Приильменье и Помостье ребристая (ладожская) керамика преобладает над керамикой с закругленным плечом.

Наметить взаимосвязи конкретных регионов двух периодов (на рубеже третьей/четвертой четв. I тыс.) затруднительно. Вышеизложенный обзор приводит к следующему гипотетическому пониманию характера культурогенеза. В течение третьей четв. происходило довольно активное внутрирегиональное взаимодействие групп родственного населения, обладавших разными вариантами традиций в разных сферах культуры, в том числе гончарстве, земледелии и других видах хозяйства, погребальном обряде. Население было довольно многочисленным для своего времени и хорошо приспособленным к жизни именно в этих условиях, что привело к росту его численности и приблизительно в пределах VIII в. к расселению в нескольких направлениях. Этот процесс можно называть “второй волной” славянского заселения Северо-Запада, коль скоро это понятие распространено в науке. Однако изложенная трактовка является альтернативой гипотезе о дальней (с юга) массовой миграции большой массы славян.

В рамках расселений VIII в. сформировалась культура СДК – в Смоленском Подвинье с последующим расширением к югу и западу; в ее ареале началось развитие раннегородских центров – Смоленска, Витебска, Лукомля, Полоцка. Трудно судить, сопровождалось ли освоение территории “разгромом” носителей культур Тушемля-Банцеровщина, поскольку имеющиеся данные не позволяют синхронизировать те или иные следы пожаров и других событий.

Другими пространственными вехами колонизации стали известные памятники – Городок на Ловати, Псков, Камно, Изборск. Их культура имеет много общего как между собой, так и с культурой поселений ареала СДК. В ряде регионов новая культура сменяет древности ПДК с архаичными традициями, но и здесь пока недостаточно данных для выводов о характере взаимодействия аборигенов и мигрантов.

Отдельная группа переселенцев достигла низовьев Волхова, основав Ладогу и таким образом обозначив крайнюю точку культурного ареала с ладожской керамикой, включившего также ряд микрорегионов в Приильменье, бассейнах Мсты, Луги и Плюссы. Представляется, что собранные здесь данные из ареала от Витебского Подвинья до Верхневолжья и Приильменья позволяют уже не считать Староладожское поселение самым ранним пунктом фиксации керамики ладожского типа.

Необходимо попытаться понять, в чем причина такой особой роли, которую, вероятно, сыграл этот регион (от Ильменя до Верхней Волги) в формировании и распространении культурных традиций во всей северной Руси. Рассматриваемый регион включает в себя верховья трех важнейших рек – Западной Двины, Волги и Мсты с многочисленными вариантами переходов между речными системами. Однако, поскольку речь идет о периоде третьей четв. I тыс., то время функционирования трансконтинентальных водных путей еще не настало.

История освоения региона ранними славянами началась еще до середины I тыс. н.э., когда носители древностей круга Заозерье-Узмень достигли верховьев Западной Двины, что позволило им двигаться дальше в Верхневолжье, Помостье и по р. Поле – в Приильменье. Этническая принадлежность этого населения дополнительно к нашим данным подтверждается недавним ономастическим исследованием В.Л. Васильева, обосновавшим славянскую этимологию гидронима Двина как “двойная”, что одновременно локализует важнейший для славян того времени пункт – место слияния почти равновеликих рек – Двины верхнего течения и Мёжи (Васильев, 2019). В этом пункте исследован И.И. Еремеевым археологический комплекс Горяне, что подтвердило существование здесь поселения начиная с V–VII вв. (Еремеев, Дзюба, 2010. С. 321–324). Ранняя керамика в Горянах немногочисленна и в основном представлена мелкими фрагментами, но можно все же заметить, что присутствуют “перспективные” формы, в том числе с намеченным ребром (Рис. 291, 292, 300, 301). К сожалению, весь регион верховьев Двины изучен до сих пор только разведками (С. 384), еще слабее исследован бассейн Мёжи.

Пределы дальнейшего расселения в третьей четверти I тысячелетия показывает граница распространения ПДК по Мологе и Чагодоще, хотя, как мы знаем, далеко не все группы населения практиковали курганный обряд (Михайлова, 2021). По всей видимости, освоив данную территорию, славяне оказались в обширной зоне, в которой сложился оптимальный баланс природных условий для ведения хозяйства (леса, водоемы, почвы), удобных внутрирегиональных коммуникаций и спокойной политической обстановки. Эти условия, возможно, и предопределили успешное развитие общества и демографическое преимущество по отношеию к родственным группам, заселявшим Верхнее Поднепровье и Подвинье, Псковско-Чудской и ряд других регионов.