Российская археология, 2022, № 1, стр. 174-186

Волна политических репрессий, захлестнувшая нашу страну в 1930-е годы, не обошла стороной и Государственную академию истории материальной культуры Народного комиссариата просвещения РСФСР (далее ГАИМК, ГАИМК НКП, академия) – центральное археологическое учреждение советского государства в первые 20 лет его существования.

Отдельные эпизоды, связанные с арестами, высылкой и физическим уничтожением сотрудников академии, неоднократно рассматривались в литературе (например: Ашнин, Алпатов, 1994; Судьба ученого…, 2000; Султанбеков, 2002; Формозов, 2006; Брачев, 2008, Клейн, 2014; Панкратова, 2019а). Однако до настоящего времени оставалось совершенно неясным, что именно привело к аресту и расстрелу ряда бывших и действующих руководителей ГАИМК и некоторых рядовых членов академии в 1935–1936 гг., а затем и к ликвидации ее как самостоятельного учреждения.

Продолжающаяся на государственном уровне работа по рассекречиванию архивных материалов советского периода приносит свои плоды и для исследователей истории отечественной археологии. В научный оборот постепенно вводятся новые документы, а тщательность анализа архивных данных и привлечение максимального объема источников выводят исследования по истории науки на принципиально иной уровень – постепенный переход от гипотез и догадок объяснительного характера к предъявлению фактических доказательств и осмыслению документов.

Одним из таких документов является “Заявление”, написанное в 1935 г. бывшим сотрудником ГАИМК В.Ф. Зыбковцом и направленное А.А. Жданову (см. Приложение). Пользуясь определением современного исследователя практики разоблачения и доносительства в довоенном СССР Ф.-К. Нерара, можно сказать, что “Заявление” В.Ф. Зыбковца было оформлено по канонам того времени – в виде типичного “длинного письма-жалобы”, описывающего несправедливость, допущенную по отношению к жалующемуся, и включающего разоблачительные сведения относительно обидчика, в том числе сведения о его потенциально “наказуемых деяниях” (Нерар, 2011. С. 11). Единственная отличительная особенность, пожалуй, – в роли “обидчика” в разбираемом случае выступал практически весь руководящий состав ГАИМК, а “наказуемыми деяниями”, как оказалось, запятнали себя многие из бывших коллег В.Ф. Зыбковца.

Представляется весьма вероятным, что именно этот документ привлек пристальное внимание Управления Народного комиссариата внутренних дел по Ленинградской области (далее ЛО У-НКВД) к ГАИМК и стал поводом для репрессий, в ходе которых были полностью уничтожены высший административный аппарат ГАИМК и некоторые из научных сотрудников. Многие из них были высланы из Ленинграда или заключены в исправительно-трудовые лагеря, а само учреждение потеряло самостоятельный статус и вошло в состав АН СССР на правах рядового института.

“Заявление” было выявлено Е.Г. Панкратовой в 2018 г. в Центральном государственном архиве историко-политических документов (далее ЦГАИПД), в деле “Заявления отдельных лиц на имя тов[арища] Жданова <…> о засоренности кадров Академии истории материальной культуры <…>” (ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1531. Л. 22–116). Дело было рассекречено Межведомственной экспертной комиссией по рассекречиванию документов (МЭКРД) при губернаторе Санкт-Петербурга (акт № 8) 2 декабря 2015 г. Материалы, относящиеся к ГАИМК, включают: заявление В.Ф. Зыбковца от 15 марта 1935 г.; уведомления секретариата А.А. Жданова о получении заявления и о передаче его на рассмотрение в Комиссию партийного контроля при ЦК ВКП(б) Ленинградской области от 1 апреля 1935 г.; докладной записки от 22 апреля 1935 г. (о результатах работы в ГАИМК специально сформированной комиссии) и приложения к ней, состоящего из 58 характеристик, составленных на большую часть сотрудников ГАИМК.

Кроме этих материалов при написании статьи изучены и другие архивные документы из ЦГАИПД, относящиеся к партийным и комсомольским организациям ГАИМК, не введенные ранее в научный оборот. Привлечена информация из следственного дела, хранящегося в составе Архива Управления Федеральной службы безопасности по Санкт-Петербургу и Ленинградской области (Архив УФСБ по СПб и ЛО. П‑23819. Т. 1–7), заведенного в отношении Ф.В. Кипарисова, С.Н. Быковского, М.Г. Худякова и В.С. Адрианова, и следственного дела, заведенного в отношении А.Г. Пригожина, в составе документов Центрального архива Федеральной службы безопасности в Москве (ЦА ФСБ. Р‑8213. Т. 1–2).

В ходе работы над статьей использованы документы, хранящиеся в Санкт-Петербургском филиале Архива РАН (далее СПбФ АРАН) и в Рукописном отделе Научного архива Института истории материальной культуры РАН (далее НА ИИМК РАН. РО), состоящие из личных дел и трудовых списков Ф.В. Кипарисова, С.Н. Быковского, А.Г. Пригожина и В.Ф. Зыбковца.

Значительный комплекс неизвестных ранее архивных документов выявлен Н.Ю. Смирновым в фондах Центрального государственного архива Санкт-Петербурга (далее ЦГА СПб.). Это материалы переписки Секретной части ГАИМК (1924–1937 гг.), переданные после ликвидации академии в 1937 г. в Ленинградский областной архив Октябрьской революции (ЛОАОР, современный ЦГА СПб.) и засекреченные вплоть до конца советского периода. Архив Секретной части Г-АИМК был рассекречен еще 8 октября 1992 г. (акт № 1), но за прошедшие с этого момента годы никто из исследователей истории отечественной археологии к нему не обращался. Отдельные документы из упомянутого фонда были использованы во время работы над настоящей статьей.

1929 стал “годом Великого перелома” и для отечественной археологической науки. С занимаемых постов были уволены многие представители дореволюционной научной школы, в том числе заместитель председателя ГАИМК С.А. Жебелёв (Тункина, 2000). После его ухода возникла необходимость в замещении этой должности партийным сотрудником, который вместе с тем “был бы не чужд науке”. 18 января 1929 г., по приглашению Н.Я. Марра (рис. 1) на эту должность был назначен Ф.В. Кипарисов¹¹ (рис. 2) (НА ИИМК РАН. РО. Ф. 2. Оп. 3. Д. 5; Архив УФСБ по СПб и ЛО. П-23819. Т. 1. Л. 5).

Рис. 1.

Марр Николай Яковлевич. Фото. Санкт-Петербургский филиал Архива РАН. Ф. 800. Оп. 3. Д. 294. Л. 4.

Fig. 1. Nikolay Yakovlevich Marr. Photo. St. Petersburg Branch of the Archive of the RAS

Рис. 2.

Кипарисов Федор Васильевич. 1920-е годы. Фото. Из семейного архива А.В. Волковой-Кипарисовой.

Fig. 2. Fyodor Vasilyevich Kiparisov. 1920s. Photo. From the family archive of A.V. Volkova-Kiparisova

Продолжая политику привлечения партийных работников в ГАИМК, в начале марта 1930 г. Н.Я. Марр пригласил занять должность научного сотрудника I разряда, а затем и ученого секретаря академии С.Н. Быковского²² (рис. 3) (СПбФ АРАН. Ф. 4. Оп. 4. Д. 4683. Л. 17). Находясь на различных постах во время своей непродолжительной карьеры в академии, С.Н. Быковский постоянно и последовательно проявлял политическую бдительность и активно участвовал в “коренной реорганизации всей постановки научно-исследовательской работы”. Занялся он и подбором аспирантов. Именно благодаря С.Н. Быковскому в ГАИМК был приглашен “молодой научный кадр, обладающий соответствующим мировоззрением и имеющий четко выявленные общественно-политические установки в работе”, – аспирант-комсомолец В.Ф. Зыбковец-Атрошенко³³ (ЦГА СПб. Ф. 7154. Оп. 1. Д. 8. Л. 4) (рис. 4). Он родился в крестьянской семье, его отец в годы Гражданской войны работал в органах ЧК и Ревтрибунале. После того, как отец “скрылся с красными”, семья подверглась преследованиям со стороны белогвардейцев. В.Ф. Зыбковец особо отмечал единственный “порочащий” эпизод своей ранней биографии: “в 1925 году, 16-ти летним мальчишкой я увлекся есенинскими стихами, за что был сильно бит комсомольской ячейкой” (ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1531. Л. 24 об.).

Рис. 3.

Быковский Сергей Николаевич. Фото (Электронный ресурс: https://www.myheritage.com/research).

Fig. 3. Sergey Nikolaevich Bykovsky. Photo (Electronic resource)

Рис. 4.

Зыбковец (Атрошенко) Владимир Феофилактович. 1930-е годы. Фотокопия (по: Филимонов, 2003).

Fig. 4. Vladimir Feofilaktovich Zybkovets (Atroshenko). 1930s. Photocopy (after Filimonov, 2003)

С 1930 г. В.Ф. Зыбковец служил в Рабоче-крестьянской Красной армии (РККА) в звании курсанта командирской школы, откуда “как ударник и был премирован направлением-путевкой на учебу” (ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1531. Л. 24 об.). Заявление о зачислении в аспирантуру Академии В.Ф. Зыбковец подал 11 мая 1931 г. (НА ИИМК РАН. РО. Ф. 2. Оп. 3. Д. 231. Л. 9). Переговоры о его переводе в аспирантуру проводил С.Н. Быковский лично с начальником Политического управления Ленинградского военного округа (ПУ ЛВО) в конце мая 1931 г., еще в тот момент, когда В.Ф. Зыбковец проходил службу красноармейца-одногодичника 113 артиллерийского зенитного полка (ЦГА СПб. Ф. 7154. Оп. 1. Д. 8. Л. 4; Д. 7. Л. 17).

В аспирантуре В.Ф. Зыбковец сначала “специализировался по истории сельcкохозяйственной техники”, а диссертацию писал на тему “История жатки”. После закрытия в 1932 г. аспирантуры по истории техники ГАИМК он был переведен в аспирантуру сектора истории феодального общества, где специализировался по истории сельского хозяйства. Под руководством Б.Д. Грекова В.Ф. Зыбковец работал над диссертацией по теме “Картофельные бунты в России” (НА ИИМК РАН. РО. Ф. 2. Оп. 3. Д. 231. Л. 23, 53, 55). На протяжении четырех лет в ГАИМК, с 1931 по 1934 гг., он прошел карьерный путь от аспиранта до директора ИИТ ГАИМК. Принципиальным преимуществом для продвижения по службе было “правильное” социальное происхождение, поэтому совсем неудивительно, что с самого начала своего обучения в аспирантуре он стал секретарем комсомольской организации академии и принимал участие во всех партийных собраниях ГАИМК.

В 1932 г. в руководстве ГАИМК появляется еще один коммунистический работник – А.Г. Пригожин⁴⁴ (рис. 5), ставший очередным заместителем председателя академии Н.Я. Марра. Именно ему в 1933 г. была поручена весьма важная для -ГАИМК миссия: переговоры с ГУЛАГ ОГПУ об организации археологических работ в зонах нового масштабного строительства, которое вело это ведомство (Академическая археология…, 2013. С. 122).

Рис. 5.

Пригожин Абрам Григорьевич. 1934 г. Фото. Научный архив Института истории материальной культуры РАН. Рукописный отдел. Ф. 2. Оп. 3. Д. 535. Л. 3а.

Fig. 5. Abram Grigoryevich Prigozhin. 1934. Photo. Scientific archive of the Institute for the History of Material Culture of the RAS. Manuscript department

К 1934 г., в связи с ухудшающимся здоровьем Н.Я. Марра, возникла необходимость в разграничении обязанностей по руководству академией. Этот вопрос был поставлен 29 января 1934 г. на заседании партийной части президиума ГАИМК. Н.Я. Марр посчитал, что “на ближайшее время необходимо воздержаться от перехода к одному заместителю, нужно пока сохранить двух заместителей” (ЦГАИПД. Ф. 1728. Оп. 1. Д. 475917. Л. 5). Первым заместителем Н.Я. Марр назначил Ф.В. Кипарисова, которому была поручена административная часть работы. Второму заместителю, А.Г. Пригожину, поручались научная часть и редакционная работа. С.Н. Быковскому Н.Я. Марр посчитал необходимым передать руководство всей научно-исследовательской работой ГАИМК в области археолого-этнографических полевых исследований. Однако С.Н. Быковский заявил о своем несогласии оставаться в академии ввиду нежелания находиться под научным руководством А.Г. Пригожина. Конфликт очень скоро приобрел характер выяснения личных отношений между С.Н. Быковским и А.Г. Пригожиным на партийных собраниях ГАИМК. В феврале 1934 г. С.Н. Быковский был привлечен к партийной ответственности за клевету, и дело было передано в Комиссию партийного контроля, секретарем которой был назначен В.Ф. Зыбковец. После вынесения партийного выговора С.Н. Быковский уволился из ГАИМК и занял должность научного сотрудника в Институте антропологии, археологии и этнографии АН СССР⁵⁵.

В.Ф. Зыбковец 15 февраля 1934 г. был признан закончившим аспирантуру ГАИМК без предоставления диссертации, для подготовки которой ему давалась отсрочка до 1 января 1935 г. Несмотря на весьма скромные успехи на научном поприще, 1 февраля 1934 г. В.Ф. Зыбковец был назначен директором ИИТ после добровольного ухода с этого поста Н.П. Тихонова (Платонова, 2018. С. 291).

В мае 1934 г. последовал новый этап внутренних разбирательств в ГАИМК, так называемая Пригожинская склока, после которой 25 июня 1934 г. постановлением Секретариата Ленинградского обкома ВКП(б) А.Г. Пригожин был снят с работы в ГАИМК с объявлением дополнительного выговора за непартийное поведение. Постановлением от 4 сентября 1934 г. тот же партийный орган утвердил в должности заместителя председателя ГАИМК С.Г. Томсинского (ЦГА СПб. Ф. 7154. Оп. 1. Д. 12. Л. 48). Этот же год оказался последним в стенах академии и для В.Ф. Зыбковца, хотя его карьера здесь, казалось бы, только начала идти в гору.

В июле–сентябре 1934 г. В.Ф. Зыбковец должен был принять участие в работе новостроечной Камской экспедиции ГАИМК в должности заместителя начальника по организационно-политической части. В круг его обязанностей входили переговоры с Полномочным представительством Объединенного государственного политического управления (далее ПП ОГПУ) в Горьком и Вятке об организации работы экспедиции⁶⁶ (НА ИИМК РАН. РО. Ф. 2. Оп. 3. Д. 231. Л. 27, 32–35). Также ГАИМК запрашивал у ПП ОГПУ разрешение на покупку оружия для В.Ф. Зыбковца, “ввиду выезда в экспедицию с отрядом научных работников” (ЦГА СПб. Ф. 7154. Оп. 1. Д. 12. Л. 27). Нетрудно предположить, чего касались эти переговоры и почему именно В.Ф. Зыбковцу было поручено их ведение. Как и на большинстве социалистических строек 1930-х годов, на строительстве Камской ГЭС использовался труд заключенных, а у ГАИМК к 1934 г. уже был опыт привлечения рабочей силы ГУЛАГа к археологическим раскопкам на территориях, где это ведомство организовывало работы или принимало в них непосредственное участие (Панкратова, 2019а; Смирнов, 2020). Назначение В.Ф. Зыбковца на роль непосредственного переговорщика, по всей вероятности, было связано с двумя принципиальными моментами: политической благонадежностью и опытом работы в трудовых лагерях на Урале в конце 1928 г., в его бытность инструктором Центрального совета Союза воинствующих безбожников (ЦС СВБ). Но и от этой важной задачи он был отвлечен уже через месяц срочным вызовом из Обкома ВКП(б) в связи с необходимостью явиться на “лагерные сборы в часть РККА “1176”” с 13 августа по 1 октября 1934 г. (НА ИИМК РАН. РО. Ф. 2. Оп. 3. Д. 231. Л. 38, 40).

В период участия В.Ф. Зыбковца в “лагерных сборах” произошли не вполне понятные события, в результате которых он с 1 сентября 1934 г. был “освобожден от занимаемой должности” руководителя ИИТ “в связи с переводом на другую работу” в Новгороде – директором в Новгородский государственный музей (далее НГМ). Причем это случилось не во время его предположительного нахождения на сборах, но задним числом, когда, судя по документам, он уже пять дней активно реорганизовывал администрацию и штат музея. Показательно, что на место директора ИИТ ГАИМК еще 4 сентября Ленинградский обком ВКП(б) назначил человека не просто имевшего опыт временного сотрудничества с ОГПУ, а уже “профессионального” чекиста – А.И. Кауля (НА ИИМК РАН. РО. Ф. 2. Оп. 3. Д. 231. Л. 39, 41; ЦГА СПб. Ф. 7154. Оп. 1. Д. 12. Л. 49, 51, 51 об.; Академическая археология…, 2013. С. 21).

Перейдя на должность директора НГМ в сентябре 1934 г., В.Ф. Зыбковец перебрался в Новгород, но связи с Ленинградом и ГАИМК сохранил, поскольку с октября 1934 г. на ул. Халтурина проживали его семья (жена, сын и сестра) и домработница⁷⁷. В конце года у семьи В.Ф. Зыбковца возникла проблема с большой задолженностью по квартирным платежам, и заместитель председателя академии по административно-финансовой части Н.И. Мягги требовал от В.Ф. Зыбковца срочного погашения задолженности во избежание выселения его семьи (НА ИИМК РАН. РО. Ф. 2. Оп. 3. Д. 231. Л. 46, 47, 49; Филимонов, 2004. С. 395).

Конец 1934 г. стал критическим рубежом как в   истории страны, так и в истории ГАИМК. Убийство С.М. Кирова, произошедшее 1 декабря 1934 г., и смерть 20 декабря того же года академика Н.Я. Марра (рис. 6), поставили ГАИМК в крайне уязвимое положение. Потеря руководителя, к которому лояльно относилось советское правительство, совпала с началом кампании, связанной с закрытым письмом ЦК ВКП(б) “Уроки событий, связанных с злодейским убийством тов[арища] Кирова” от 18 января 1935 г. Эти события повлекли за собой новую волну репрессий, связанных с “разоблачением” сети троцкистско-зиновьевских террористических групп в научных учреждениях Ленинграда.

Рис. 6.

Вынос гроба с телом Н.Я. Марра. Мраморный дворец (ГАИМК), декабрь 1934 г. Фото. Санкт-Петербургский филиал Архива РАН. Ф. 800. Оп. 3. Д. 294. Л. 130.

Fig. 6. Removal of the coffin with the body of N.Ya. Marr. Marble Palace (GAIMK), December, 1934. Photo. St. Petersburg Branch of the Archive of the RAS

27 января 1935 г. на заседании парткома Г-АИМК обсуждалась “склока Зыбковца в комсомольской организации и исключение его как агента зиновьевско-троцкистского блока” (ЦГАИПД. Ф. Р-1728. Оп. 1. Д. 266544. Л. 11). В.Ф. Зыбковец обвинялся в проведении “разлагающей работы внутри комсомольской ячейки”. Ф.В. Кипарисов признал, что недостаточно знал В.Ф. Зыбковца для предоставления ему рекомендации о поступлении в аспирантуру: “я лично совершил ошибку, когда дал рекомендацию Зыбковцу, но тогда он был одним из первых комсомольцев, принимаемых в Академию. Видя его недостатки вроде честолюбия, я думал это изживется. Лично я его знал мало, но поверил формальным данным. Это моя ошибка, нужно рекомендации давать только таким, которых хорошо сам знаешь лично”. Отдельно отмечалось, что после ухода В.Ф. Зыбковец продолжал дискредитацию партийной организации ГАИМК, было также озвучено предложение заведующей Секретной частью ГАИМК П.В. Ворониной о снятии В.Ф. Зыбковца с работы в Новгородском музее. Кроме того, было постановлено объявить выговор комсомольской ячейке ГАИМК “за несвоевременное разоблачение В.Ф. Зыбковца” (ЦГАИПД. Ф. Р-1728. Оп. 1. Д. 266544. Л. 11, 11 об.).

В ответ на эти обвинения В.Ф. Зыбковец, находясь в Новгороде, пытался оправдаться и отвечал на страницах периодической печати (ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1531. Л. 23). Можно предположить, что его оппоненты в академии, желая обезопасить себя, также решили воспользоваться начавшейся кампанией в прессе и снабдили журналиста ленинградской газеты “Смена” большим объемом компрометирующих В.Ф. Зыбковца материалов. По результатам журналистского “расследования” (Беспринципные говоруны…, 1935; Гнилые либералы…, 1935; Пособники врага…, 1935) В.Ф. Зыбковец был исключен из кандидатов в ВКП(б) как член троцкистко-зиновьевской группы, снят с должности и, судя по его послевоенным анкетным данным, арестован и провел какое-то время под следствием (вероятно, часть февраля и март).

В разгар этих событий, 20 февраля 1935 г., В.Ф. Зыбковцом было подано первое обличающее партийное руководство ГАИМК заявление в Областную комиссию партийного контроля (ОКПК), однако на тот момент оно осталось без ответа (ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1531. Л. 23). В марте 1935 г. В.Ф. Зыбковец был оправдан по всем предъявленным ему обвинениям и назначен, правда, с понижением, на должность директора Лужского районного музея (Филимонов, 2004. С. 394, 395).

Тем не менее “противостояние” с ГАИМК продолжалось. 3 марта 1935 г. В.Ф. Зыбковцу было отправлено новое уведомление за подписью Н.И. Мягги о необходимости освободить к середине месяца комнаты, занимаемые его семьей в общежитии ГАИМК, “ввиду острой необходимости в площади для Академии”. Причем в этот раз в случае неподчинения ему пригрозили выселением в административном порядке (НА ИИМК РАН. РО Ф. 2. Оп. 3. Д. 231. Л. 50).

Ответом на данный ультиматум и стало заявление В.Ф. Зыбковца, направленное 28 марта 1935 г. в канцелярию А.А. Жданова (Приложение). В своем “Заявлении” он обвинял практически весь руководящий и значительную часть научного состава ГАИМК во вредительстве, вхождении в троцкистско-зиновьевскую группировку и подрывной работе против партии. В первую очередь он обличал Ф.В. Кипарисова как “сына крупного московского попа-профессора, покрывающего объявленных чужаков и антисоветчиков”, и С.Н. Быковского – “сына серпуховского помещика, расстрелянного красными, … известного интригана и склочника, хитрого укрывателя антисоветчиков” (ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1531. Л. 22). Среди других научных сотрудников Г-АИМК были поименно названы: В.В. Гольмстен, В.В. Данилевский, П.П. Ефименко, Д.П. Калистов, Е.Г. Кастанаян, К.М. Колобова, Е.Ю. Кричевский, А.П. Круглов, Б.А. Латынин, А.Х. Маргулан, В.А. Миханкова, Г.В. Подгаецкий, А.Г. Пригожин, Н.И. Репников, К.К. Романов, М.А. Тиханова, С.П. Толстов, М.В. Фармаковский и ряд других сотрудников и аспирантов академии (ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1531. Л. 22 об.). С большинством перечисленных лиц В.Ф. Зыбковец был связан по службе в ГАИМК, с некоторыми довольно тесно: М.В. Фармаковский неоднократно замещал его в должности директора ИИТ, а В.В. Данилевский был его руководителем в аспирантуре.

В том же заявлении он сообщает о своих кадровых перемещениях – “меня под благовидным предлогом выдвижения сплавили в Новгород”, и о дальнейших неудавшихся попытках оправдаться – “газета [Смена. – Е.П., Н.С.] посвятила мне три статьи, в которых вылила на мою голову всю стряпню, изготовленную Кипарисовым… меня исключили из партии и сняли с работы, а то, что я хорошо работал, истолковали как маскировку врага народа”. Упоминает он и о столь актуальном для него жилищном вопросе, не уточняя при этом, что комнату занимает его семья: “ГАИМК прилагает все усилия к тому, чтобы выселить меня поскорее из комнаты – я живу в общежитии ГАИМК”.

Отдельно В.Ф. Зыбковец обращает внимание А.А. Жданова на то, что “…в ГАИМК процветает гнуснейшая теория Кипарисова, согласно которой, якобы, потому так много классово чуждых в ГАИМК, что археологией не хотят заниматься рабочие ребята и потому “приходится” брать дворян” (ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1531. Л. 23).

1 апреля 1935 г. “Заявление” В.Ф. Зыбковца зарегистрировали в канцелярии А.А. Жданова, после чего была сформирована комиссия, которая занялась уточнением и проверкой сведений, указанных в доносе. Трудно сказать, связаны ли два эти события, но уже 4 апреля 1935 г. В.Ф. Зыбковец был восстановлен в партии со строгим выговором за “неразоблачение Пригожина” (Филимонов, 2004. С. 394, 395). В процессе работы партийной комиссии было составлено 58 кратких характеристик научных сотрудников академии.

Менее чем через месяц, 22 апреля 1935 г., комиссия подготовила общую резолюцию по результатам рассмотрения “Заявления” В.Ф. Зыбковца. В ней подтверждалась информация о том, что Ф.В. Кипарисов происходит из семьи священнослужителя и что в составе академии действительно работает большое количество “социально чуждых” людей. Здесь же указывалось, что “одновременное изъятие вредного элемента из академии невозможно, однако необходимо немедленно заменить и укрепить партийное руководство в академии” (ЦГАИПД. Ф. 24. Оп. 2в. Д. 1531. Л. 116).

События, толчок которым был дан еще в декабре 1934 г., теперь приобрели лавинообразный характер. Высылки, аресты и увольнения отдельных работников ГАИМК, в том числе по социальному происхождению – “бывших людей”, начались еще с января 1935 г.

Однако настоящий гром грянул через год, в конце лета – начале осени 1936 г., когда в одночасье были арестованы основные лица из действующего и бывшего состава коммунистического руководства Академии в 1930–1935 гг., в том числе люди, перешедшие на работу в другие учреждения, ранее сосланные на периферию, а также некоторые сотрудники, не занимавшие руководящих постов, и их коллеги из иных научных организаций Ленинграда: Ф.В. Кипарисов, С.Н. Быковский, М.Г. Худяков, В.С. Адрианов (Панкратова, 2020б), С.Г. Томсинский. Повторно были арестованы А.Г. Пригожин, М.М. Цвибак и Б.А. Латынин⁸⁸. Управлением Народного комиссариата внутренних дел по Ленинградской области СССР было сфабриковано “Дело о сети контрреволюционных троцкистско-зиновьевских групп в научных учреждениях Ленинграда и Москвы”, в которую входила и “террористическая организация ГАИМК” (Архив УФСБ по СПб и ЛО. П-23819. Т. 1–7). По версии следствия, руководителем “боевой террористической организации” ГАИМК, согласно указаниям К.Б. Радека и И.Т. Смилги, был назначен А.Г. Пригожин (ЦА ФСБ. Р-8213. Т. 1. Л. 23, 36; Панкратова, 2020а).

Ф.В. Кипарисов, С.Н. Быковский, М.Г. Худяков и В.С. Адрианов проходили по одному следственному делу как участники “террористической организации” ГАИМК. Если “руководитель организации” еще 1 августа был переведен на Лубянку для продолжения следствия⁹⁹, то следственный процесс над “участниками” проходил в Управлении Народного комиссариата внутренних дел по Ленинградской области (ЛО УНКВД). 19 декабря 1936 г. на судебном состоянии обвиняемым был зачитан приговор, в котором утверждалось, что они являлись “активными участниками контрреволюционной троцкистско-зиновьевской организации, осуществившей 1 декабря 1934 г. злодейское убийство т[оварища] С.М. Кирова и подготовлявшей в 1934–1936 гг., при помощи агентов фашистской Гестапо, ряд террористических актов против руководителей ВКПб и советского правительства” (Архив УФСБ по СПб и ЛО. П-23819. Т. 7. Л. 36).

Уголовное дело Б.А. Латынина было выделено в отдельное производство. М.М. Цвибак был осужден по одному делу с С.Г. Томсинским и Н.М. Маториным (Судьба ученого…, 2000. С. 56–62; Султанбеков, 2002; Брачев, 2008. С. 51). Ряд сотрудников ГАИМК подвергся репрессиям в течение 1935–1937 гг. Те, кого физически не затронули карательные меры, вынуждены были публично каяться, отрекаться от научных и человеческих связей и в ходе регулярных собраний проклинать бывших коллег.

Стоявший у истоков этих трагических событий и один из их сознательных творцов В.Ф. Зыбковец, спустя два мирных года работы на посту директора уже Псковского государственного музея и менее чем через год после казни своих оппонентов в ГАИМК, сам был арестован и провел в общей сложности 18 лет в лагерях, отбывая свой первый срок с 1937 по 1945 г. в Усольлаге, а затем в Ныроблаге, а второй – с 1948 по 1955 г. в Красноярском крае (Филимонов, 2004. С. 421–426).

Известие о разоблачении “группы врагов народа”, возглавлявшей ГАИМК, нанесло сокрушительный удар по учреждению. В печатном издании “XVIII Пленум” ГАИМК за 1937 г. эти события были описаны следующим образом: “в нашей Академии в течение ряда лет действовали злейшие враги народа, предатели и изменники Родины, которые находились на руководящих участках Академии. Все эти Пригожины, Кипарисовы, Быковские и их подручные из кожи вон лезли, чтобы подорвать работу академии и направить ее по неверному пути” (НА ИИМК РАН. РО. Ф. 2. Оп. 1, 1937 г. Д. 21. Л. 58).

В этом же году ГАИМК была ликвидирована как самостоятельное учреждение, а на основе ее сильно сокращенных подразделений был организован Институт истории материальной культуры в составе АН СССР.