Прикладная биохимия и микробиология, 2021, T. 57, № 2, стр. 163-171
Каталитические и молекулярные аспекты функционирования изоформ глутаматдегидрогеназы в кукурузе Zea mays L.
А. Т. Епринцев 1, *, Г. Б. Анохина 1, П. С. Оя 1, Я. И. Дедов 1
1 Воронежский государственный университет
394018 Воронеж, Россия
* E-mail: bc366@bio.vsu.ru
Поступила в редакцию 05.10.2020
После доработки 30.10.2020
Принята к публикации 02.11.2020
Аннотация
Исследована динамика активности глутаматдегидрогеназы (ГДГ, КФ 1.4.1.2) при прорастании в листьях и щитках кукурузы. Установлено, что изменения активности в листьях и щитках обусловлены как биохимическими, так и молекулярными аспектами функционирования фермента, что подтверждалось вариабельностью относительного уровня транскриптов генов gdh-1 и gdh-2, кодирующих субъединицы ГДГ. Показано, что фермент в листьях преимущественно локализовался в митохондриях (86.54%), и в меньшей степени в цитозоле (9.53%) и хлоропластах (3.92%). Очистка, включающая 4 этапа позволила выделить 3 ферментных препарата ГДГ из листьев кукурузы с различной степенью очистки. Форма ГДГ1 была очищена в 98 раз с выходом 8%. Удельная активность полученного препарата – 195 Е/мг белка. Форма ГДГ2 со степенью очистки 83 раза и выходом 32% имела удельную активность 166 Е/мг белка. Препарат ГДГ3 характеризовался удельной активностью 122.2 Е/мг белка, степенью очистки 61 и выходом 21%. Определены значения pH-оптимумов по реакции аминирования: для ГДГ 1 он составил 7.5, для ГДГ2 и ГДГ3 – 7.0 и 8.5 соответственно. Полученные изоформы имели разные значения Kм по 2-оксоглутарату: 0.34 мМ для ГДГ1, а для ГДГ2 и ГДГ3 – 0.6 мМ и 0.22 мМ соответственно.
Глутаматдегидрогеназа (ГДГ, КФ 1.4.1.2) – фермент, участвующий в регуляции углеводного и азотного метаболизма, обеспечивающего обратимый катализ восстановительного аминирования 2-оксоглутарата до L-глутамата. Структурно ГДГ представляет собой олигомер. Известно, что в организме функционируют как гексамерные, так тетрамерные и димерные формы фермента с массой одной субъединицы от 40 до 60 кДа [1–3]. В зависимости от молекулярного веса мономеров выделяют три группы ГДГ: первая – с молекулярной массой около 50 кДa, вторая – ~115 кДa и третья – ~180 кДа. ГДГ является олигомером и может состоять из субъединиц различного типа: α, β, γ [4]. Известно, что преобладание α-субъединиц в структуре обеспечивает более высокое сродство к глутамату, в то время как наличие β-субъединиц повышает сродство к 2-оксоглутарату [4].
Активаторами реакций обычно служат двухвалентные ионы металлов. По данным литературы в большинстве организмов в качестве активатора выступает кальций. Также реакция может регулироваться нуклеотидами, связывающимися с ферментом в аллостерическом центре, такими как АДФ и АМФ. В редких случаях активаторами могут выступать такие аминокислоты как аспартат, аспарагин, цистеин и лейцин [5–7]. Все перечисленные выше соединения в больших концентрациях могут являться также ингибиторами глутаматдегидрогеназной активности [8].
Значения оптимума pH для прямой и обратной реакции в различных организмах могут быть различными. Так для глутаматдегидрогеназы, выделенной из Arabidopsis thaliana, оптимум pH для прямой реакции восстановительного аминирования 2-оксоглутарата – 8.3, в то время как для обратной реакции окислительного дезаминирования глутамата – 9.2 [9].
Исследования ГДГ в настоящее время показали, что в геноме A. thaliana обнаружены три гена, кодирующие различные типы субъединиц ГДГ, в геноме кукурузы Zea mays L. – два гена. Ген gdh-1 кодирует полипептид β-субъединицы, а ген gdh-2 ответственен за синтез α-субъединицы ГДГ. При стрессе экспрессия данных генов изменяется, что свидетельствует о тесной связи данного фермента с адаптивными реакциями клеточного метаболизма растений [6, 10].
В клетках растений фермент локализован в митохондриях и хлоропластах, а у бактерий и архей может встречаться цитоплазматическая форма [2]. ГДГ распространена во всех органах и тканях растений, но в различных органах и тканях встречаются различные изоформы фермента. Экспрессия генов ГДГ имеет органоспецифический характер. Например, ген gdh3 арабидопсиса локализован только в листьях, а ген gdh2 имеет максимальную экспрессию в корнях [11].
ГДГ участвует в метаболизме азота, включая неорганический азот в углеродный скелет при превращении 2-оксоглутарата в глутамат [12]. Кроме того, ГДГ является незаменимым звеном гамма-аминомасляного шунта, необходимого для синтеза гамма-аминомасляной кислоты (ГАМК), участвующей в передаче стрессовых сигналов [3].
В растительных тканях физиологическая роль ГДГ заключается не только в ассимиляции азота, катаболизме глутамата и поставке 2-оксоглутарата для ЦТК, но также в регуляции осмотического баланса и устойчивости к высоким температурам [3]. Этот фермент выступает в качестве промежуточного звена между ЦТК и ГАМК-шунтом. Глутаматдегидрогеназа обеспечивает связь между катаболическим и анаболическим путями.
Цель работы – получение препаратов изоформ ГДГ в высокоочищенном состоянии и исследование их регуляторных и молекулярных аспектов функционирования в кукурузе Zea mays L.
МЕТОДИКА
В качестве объекта исследования использовали щитки семян, проростки и листья кукурузы (Zea mays L.) сорта Воронежская 76, выращенные гидропонным способом при 10-часовом световом дне с интенсивностью освещения 25 Вт/ м2. Температура выращивания – 25°С.
Активность ГДГ в щитках и листьях определяли в митохондриальной фракции. Для получения субклеточных фракций растения гомогенизировали (в объемном соотношении 1:10) в среде следующего состава: 0.15 М Трис-HCl буфер, pH 7.4, 0.4 М сахароза, 2.5 мМ ЭДТА, 1 мМ KCl, 4 мМ MgCl, 0.05% Тритон Х-100, после чего центрифугировали при 14 000 g. Осадок, содержащий фракцию митохондрий, разрушали осмотическим шоком в среде, содержащей 0.15 М Трис-HCl буфер, pH 7.4. Все манипуляции проводили при температуре 4°С.
Скорость реакции аминирования измеряли по изменению оптической плотности раствора, содержащего 2.5 мМ 2-оксоглутарата, 0.25 мМ НАДН, 50 мМ хлорида аммония, 100 мМ Трис-HCl буфер, рН 8.0 [12]. Реакцию инициировали добавлением фермента.
Активность ГДГ в реакции дезаминирования определяли путём измерения оптической плотности раствора, содержащего 100 мМ Трис-HCl буфер рН 8.5, 3 мМ НАД, 1.0 мМ хлорид кальция, 50 мМ глутамат натрия [13]. Реакцию инициировали добавлением фермента.
Для определения субклеточной локализации ГДГ в листьях кукурузы мембранные фракции выделяли из клеточного гомогената методом изоплотностного центрифурирования на центрифуге Backman (США) при 100000 g 90 мин при 0°С в градиенте плотности сахарозы: 2.5 М, 2.3 М, 1.8 М, 1.5 М, 1.3 М. Листья кукурузы ( 5 г) гомогенезировали в среде выделения (1:5), следующего состава: 0.15 М Трис-HCl буфер, pH 7.4, 0.4 М сахароза, 2.5 мМ ЭДТА, 1 мМ хлорид калия, 4 мМ хлорид магния, 0.05% Тритон Х-100, затем центрифугировали 3 мин при 1000 g. Супернатант центрифугировали при 11 000 g. Осадок растворяли в 10 мл той же среды выделения и наносили для разделения на ступенчатый градиент сахарозы [14].
Фракции митохондрий, хлоропластов, пероксисом осторожно отбирали, разбавляли буфером до концентрации сахарозы 0.4 М, центрифугировали 30 мин при 11000 g для осаждения органелл. Мембранные органоиды разрушали осмотическим шоком в растворе 50 мМ Трис-HCl буфера, pH 7.5.
Перекрестное загрязнение митохондриальной фракции идентифицировали по величине активности маркерного фермента митохондрий – сукцинатдегидрогеназы [15]. Загрязнение цитоплазмотической и пероксисомальной фракциями определяли, измеряя активности маркерных ферментов цитозоля – алкогольдегидрогеназы [16] и пероксисом – пероксидазы [17].
Выделение тотальной РНК из растительных образцов осуществляли методом гуанидинтиоцианат-фенолхлороформной экстракции [18]. Обратную транскрипцию мРНК проводили с использованием обратной транскриптазы MMLV (“Евроген”, Россия), согласно инструкции производителя. Подбор праймеров осуществляли на основе нуклеотидных последовательностей, представленных в международной базе GeneBank, с помощью программы Primer-BLAST. Полимеразную цепную реакцию проводили с использованием специфичных праймеров на приборе LightCycler96 (“Roche”, Швеция), с использованием SybrGreen I в качестве красителя. Количество матрицы контролировали с помощью параллельной амплификации фактора элонгации ef-1α с ген-специфичными праймерами [19]. Относительный уровень экспрессии исследуемых генов определяли с применением 2–ΔΔCt-метода как описано в работе [20].
Очистку ГДГ проводили в четыре стадии при постоянной температуре 4°С. Листья кукурузы гомогенизировали в среде выделения в соотношении 1:5. Фракционирование сульфатом аммония проводили в две стадии: от 0 до до 35% насыщения раствора и от 35 до 70%. Полученный осадок ресуспендировали в 50 мМ Трис-HCl буфере, рН 7.8, в объеме 2 мл. Соли аммония удаляли гель-фильтрацией через колонку с сефадексом G-25. Эллюцию белков проводили 50 мМ Трис-HCl буфером, рН 8.0. Последующую ионообменную хроматографию осуществляли на колонке с ДЭАЭ-Sephacel (“Sigma-Aldrich”, США). Десорбцию белка проводили линейным градиентом концентрации NaCl от 0.15 до 0.35 М [21]. Десорбция фермента происходила при концентрации NaCl 115 мМ для ГДГ1, 220 мМ для ГДГ2 и 275 мМ для ГДГ3.
Электрофоретические исследования белков проводили в 7.5%-ном полиакриламидном геле [22]. Универсальное окрашивание белков в гелях осуществляли с помощью AgNO3 [23]. Специфическое проявление ГДГ осуществляли с помощью тетразолиевого метода [24].
Белок определяли по методу Лоури [25]. Содержание белка рассчитывали по формуле:
Влияние величины рН на скорость ферментативной реакции полученных молекулярных форм ГДГ определяли путем проведения серии измерений скорости ферментативной реакции при различных значениях рН. Константы Михаэлиса полученных ферментных препаратов определяли с использованием в качестве субстрата 2-оксоглутарата. Kм определяли по графику Лайнуивера–Бэрка методом двойных обратных координат.
Опыты проводили в 3–4-кратной повторности, аналитические определения для каждой пробы осуществляли в трех повторностях. Предварительная оценка характера распределения проводилась по асимметрии и эксцессу (Excel, Microsoft Office), а также с помощью критерия Колмогорова–Смирнова. Полученные значения позволили оценить характер распределения как нормальный. Критерий Стьюдента использовался с применением поправки на множественные сравнения (поправка Бонферрони) [26]. Дополнительно применялся однофакторный дисперсионный анализ ANOVA, который показал, что исследуемый в работе фактор действительно оказывал влияние (влияние фактора достоверно при p < 0.05).
РЕЗУЛЬТАТЫ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ
Измерение активности ГДГ по реакции аминирования в щитках и листьях кукурузы показало, что активность фермента в щитках можно было определить в сухих семенах (рис. 1). В первый же день прорастания активность ГДГ достигала максимального значения в 236.3 Е/г сухой массы и в дальнейшем постепенно снижалась. Появление зеленых проростков кукурузы отмечалось на 5 день прорастания семени. Активность исследуемого фермента с ростом проростков увеличивалась, достигая на 10 сут прорастания максимального значения – 125.9 Е/г. Активность ГДГ в проростках кукурузы по сравнению с щитками несколько ниже, что, вероятно может быть связано с присутствием в зеленых листьях глутаминсинтетазной активности, доминирующей в световых условиях [3].
Из результатов исследования субклеточной локализации ГДГ в листьях кукурузы видно, что ее активность обнаруживалась в цитозоле (9.53%), хлоропластах (3.92%) и наибольшая часть в митохондриях 86.54%, что в целом согласовывалось с имеющимися литературными данными (табл. 1) [22]. В пероксисомальной фракции активности исследуемого фермента обнаружено не было. Как уже упоминалось, согласно данным, полученным Яковлевой с соавт. [27], ГДГ в корнях кукурузы большей частью локализована в митохондриях. Данных о субклеточной локализации фермента в листьях кукурузы в литературе не было найдено.
Таблица 1.
Фракция органоидов | Общая активность, E/г сырой массы |
Активность фермента, % от общего содержания |
---|---|---|
Пероксисомы | – | – |
Цитоплазма | 15.50 | 9.53 |
Хлоропласты | 6.38 | 3.92 |
Митохондрии | 140.70 | 86.54 |
Степень перекрестного загрязнения для цитоплазматической фракции не превышала 4.5%, для хлоропластной и митохондриальной фракций – 10%, для пероксисомальной фракции – 1% (табл. 2).
В связи с тем, что в листьях кукурузы ГДГ в клетке имела различную локализацию, исследовали суммарную активность всех трех субклеточных фракций фермента. Исследование фракции хлоропластов не проводили, так как в них функционирует глутамин-синтетазный путь [28].
Таблица 2.
Фракция | Активность СДГ |
Активность АДГ | Активность каталазы |
Содержание хлорофилла | ||||
---|---|---|---|---|---|---|---|---|
Е/мл | % | Е/мл | % | Е/мл | % | мг/мл | % | |
Цитоплазма | 0.03 | 4.05 | 5.20 | 86.52 | н/о | н/о | 2.08 | 2.49 |
Хлоропласты | 0.07 | 9.50 | 0.40 | 6.65 | 0.01 | 7.69 | 80.70 | 96.54 |
Митохондрии | 0.64 | 86.50 | 0.35 | 5.82 | 0.01 | 7.69 | 0.81 | 1.51 |
Пероксисомы | н/о | н/о | 0.06 | 1.00 | 0.11 | 84.60 | н/о | н/о |
При исследовании изменения изоферментного спектра ГДГ при прорастании кукурузы установлено наличие до четырех изоформ ГДГ в разные периоды прорастания со значениями Rf = 0.7, 0.4. 0.26, 0.13 (рис. 2) .
Исследование изоферментного состава ГДГ показало, что в щитках в течение 10 сут происходило изменение общей ферментативной активности, в том числе, и за счет появления дополнительных молекулярных форм исследуемого фермента. На 7 сут прорастания в щитках кукурузы наблюдали три молекулярные формы фермента, с различными значениями электрофоретической подвижности, в то время как на 5 и 10 было обнаружено только по две изоформы, обладающие ГДГ активностью.
Из зеленых листьев кукурузы были выделены в результате четырехстадийной очистки высокоочищенные препараты изоформ ГДГ (табл. 4).
Таблица 3.
Ген | Праймер | Нуклеотидная последовательность | Температура отжига, оС |
---|---|---|---|
gdh-1 | Прямой | GCGGAGAACAAGGGGATCAA | 58 |
Обратный | ACAGGATCTCGTCTGCCTCT | ||
gdh-2 | Прямой | TGATCCAGAGGCAGACGAGA | 60 |
Обратный | GTAATGCGCGGTCAATGGTC |
Таблица 4.
Стадия | Объем, мл |
Белок, мг |
Общая активность, Е | Удельная активность, Е/мг белка | Выход, % | Степень очистки | |
---|---|---|---|---|---|---|---|
Гомогенат | 110.0 | 241.0 | 478.0 | 1.9 | 100.0 | 1.0 | |
Фракционирование сульфатом аммония, 70% насыщения | 3.0 | 72.7 | 313.0 | 4.3 | 65.4 | 2.2 | |
Гель-фильтрация через сефадекс G-25 | 6.0 | 57.5 | 298.6 | 5.2 | 62.0 | 2.6 | |
ДЭАЭ- сефадекс | ГДГ1 | 2.5 | 0.2 | 38.6 | 195.0 | 8.0 | 98.0 |
ГДГ2 | 2.5 | 0.9 | 156.2 | 166.0 | 32.0 | 83.0 | |
ГДГ3 | 2.0 | 0.8 | 101.3 | 122.2 | 21.0 | 61.0 |
Фракционирование сульфатом аммония (до 70% насыщения) и гель-фильтрация на сефадексе G-25 позволили получить препарат с удельной активностью 5.19 Е/мг белка. Проведение ионообменной хроматографии на колонке с ДЭАЭ-Sephacel позволило обнаружить 3 пика активности ГДГ, которые десорбировали хлористым натрием.
Очищенная ГДГ1 имела удельную активность 195 Е/мг белка, при этом степень очистки составила 98 раз с выходом 8%. Вторая форма (ГДГ2) имела удельную активность 166 Е/мг белка, степень очистки – 83 и выход 32%. Ферментный препарат ГДГ3 имел удельную активность 122.2 Е/мг белка, степень очистки 61 и выход 21%.
Проведение электрофореза в ПААГ с универсальным окрашиванием белков нитратом серебра позволило установить, что ГДГ1 была получена в гомогенном состоянии, в то время как две других формы ГДГ2 и ГДГ3 являлись высокоочищенными, так как присутствовали сопровождающие белки (рис. 3а). Модифицированным тетразолиевым методом окрашивания была показана принадлежность полученного очищенного белка к ГДГ (рис. 3б). Значения Rf для трех форм фермента составили: для ГДГ1 – 0.26, для ГДГ2 – 0.3 и ГДГ3 – 0.7.
Для очищенных изоферментов были определены оптимумы pH: для ГДГ1 – 7.5, ГДГ2 – 7.0 и ГДГ3 – 8.5 (рис. 4).
Все три ферментных препарата имели различные значения Kм при использовании в качестве субстрата 2-оксоглутарата (рис. 5, табл. 5), что указывало на различные скорости протекания реакции восстановительного аминирования, катализируемого различными изоформами ГДГ.
Таблица 5.
Изоформа ГДГ | pH оптимум | Км по 2-ОГ, мМ |
---|---|---|
ГДГ1 | 7.5 | 0.34 ± 0.01 |
ГДГ2 | 7.0 | 0.60 ± 0.01 |
ГДГ3 | 8.5 | 0.22 ± 0.01 |
Можно предположить, что субъединичный состав полученных изоформ ГДГ также различен, поскольку полипептиды ГДГ кодируются различными генами – gdh-1 и gdh-2.
Из литературных данных известно, что активация ферментов при набухании семени возможна двумя способами: путем пост-трансляционной модификации и синтезом de novo с помощью активации работы соответствующих генов [29–33]. В связи с этим, были исследованы молекулярные аспекты функционирования генов, кодирующих ГДГ в клетках кукурузы. Количественную оценку уровня транскриптов генов осуществляли путём проведения полимеразной цепной реакции в реальном времени с использованием специфических праймеров (табл. 3). Изменение относительного уровня транскриптов гена gdh-1 в щитках при прорастании семян кукурузы показало, что начиная с момента их набухания в щитках кукурузы наблюдалась значительная транскрипционная активность, которая постепенно снижалась вплоть до 3 сут прорастания, после чего на 6 сут восстанавливалась (рис. 6а). Максимум значений относительного уровня транскриптов гена gdh-1 отмечался на 7 сут прорастания семян. В последующие дни транскрипционная активность гена снижалась более чем в 7 раз.
Транскрипция гена gdh-1 приводит к синтезу β-субъединиц ГДГ, что в свою очередь способствует смещению равновесия ферментативной реакции в сторону аминирования, то есть образования глутамата. Исследование транскрипционной активности гена gdh-1 показало, что в первые 5 сут прорастания семян активность этого гена минимальна. Начиная с шестого дня прорастания отмечается скачок относительного уровня транскриптов гена gdh-1, что, вероятно, связано с включением фотосинтезирующей системы, обеспечивающей приток глутамата через глутаминсинтетазную систему [28].
Известно, что ген gdh-2 в геноме кукурузы кодирует α-субъединицу ГДГ, преобладание которой в структуре фермента приводит к смещению равновесия в сторону реакции дезаминирования глутамата [4]. Исследование относительного уровня транскриптов гена gdh-2 в щитках показало, что в первые 5 сут прорастания транскрипционная активность гена минимальна (рис. 6б). Однако, начиная с седьмых суток прорастания концентрация мРНК гена gdh-2 увеличивалась более чем в 13 раз относительно значений, зарегистрированных для семян через несколько часов после набухания.
При набухании и прорастании семян активация метаболических процессов происходит по каскадному механизму. Еще до наступления момента набухания и последующего прорастания в семени содержится определенный набор ферментов, обеспечивающих в первое время нормальное развитие растения. Активация этого “минимального набора” в семени происходит в момент его набухания [33].
Исследование транскрипционной активности генов ГДГ в прорастающих растениях показало, что транскрипционная активность гена gdh-1, кодирующего β-субъединицу ГДГ, имела нисходящий характер (рис. 7а). Однако, следует отметить, что относительный уровень транскриптов другого гена gdh-2, кодирующего α-субъединицу, наоборот, возрастал, что свидетельствовало об увеличении роли ГДГ в листьях прорастающей кукурузы как поставщика 2-оксоглутарата (рис. 7б). Полученные результаты измерения относительного уровня транскриптов исследуемого гена полностью согласовывались с результатами измерения общей ферментативной активности (рис. 1).
Таким образом, исследование активности ГДГ в щитках и листьях кукурузы показало его важную роль в качестве первого фермента, участвующего в прорастании семени. Изменение относительного уровня транскриптов генов gdh-1 и gdh-2 показало, что активация ГДГ при прорастании семени происходит путем посттрансляционной модификации пре-ГДГ, находящейся в семени в состоянии покоя. Фермент менее активен в листьях, что связано, в первую очередь, с наличием в них доминирующего глутаминсинтетазного пути. Следует обратить внимание на изменение транскрипционной активности обоих генов в кукурузе в процессе прорастания. Клетки растений снижают синтез полипептидов β-субъединицы, пропорционально увеличивая синтез α‑субъединиц, что обуславливает увеличение скорости дезаминирования, обеспечивающего синтез 2-оксоглутарата.
Список литературы
Bown A.W., Shelp B. // Plant Science. 2016. V. 21. № 10. P. 811–813.
Hudson R.C., Daniel R.M. // Comp. Biochem. Physiol. 1993. V. 106. № 4. P. 767–792.
Santero E., Ana B. Hervás, Canosa I. and Govantes F. // INTECH. 2012. P. 289–318. https://doi.org/10.5772/47767
Purnell M.P., José R. Botella // Plant Physiol. 2007. V. 143. № 1. P. 530–539.
Consalvi V., Chiaraluce R., Millevoi S., Pasquo A., Politi L., De Rosa M., Scandurra R. // Comp. Biochem. Physiol. B. 1994. V. 109. P. 691–699.
Grabowska A., Zdunek-Zastocka E., Kutryn E., Kwinta J. // Acta Physiol Plant. 2017. V. 24. doi.org/https://doi.org/10.1007/s11738-016-2322-4
Hudson R.C., Daniel R.M. // Comp Biochem Physiol. 1993. V. 106. P. 767–792.
Dubois F., Tercé-Laforgue T., Gonzalez-Moro M.B., Estavillo J.M., Sangwan R., Gallais A., Hirel B. // Plant. Physiol. Biochem. 2003. V. 41. P. 565–576
Anderson B.M. // Arch. Biochem. Biophys. 1993. V. 300. P. 483–488.
Fontaine Jean-Xavier, Tercé-Laforgue T., Bouton S., Pageau K., Lea P., Dubois F., Hirel B // Plant Signaling and Behavior. 2013. V. 8. № 10. P. 4161–4163.
Флоренская Т.Г., Космачевская О.В, Топунов А.Ф. // Изд-во Науч.-исслед. ин-т сел. хоз-ва Крыма. Симферополь. 2017. № 4(12). С. 18–30.
Sarasketa A., Gonzalez-Moro M.B., Gonzalez-Murua C., Marino D. // Front. Plant Sci. 2016. V. 7. P. 1–12.
Yamaya T., Oaks A., Matumoto H. // Plant Physiology. 1984. V. 76. P. 1009–1013.
Остерман Л.А. Методы исследования белков и нуклеиновых кислот: Электрофорез и ультрацентрифугирование . М.: Наука, 1981. 288 с.
Попов В.Н., Епринцев А.Т., Федорин Д.Н. // Физиология растений. 2007. Т. 54. № 3. С. 409–415.
Pathuri I.P., Reitberger I.E., Hückelhoven R., Proels R.K. // J. Exp. Bot. 2011. V. 10. P. 3449–3457.
Ермаков А.И. Методы биохимического исследования растений. Л.: Колос, 1972. С. 107–108.
Chomczynski P., Sacchi N. // Anal. Biochem. 1987. V. 162. P. 156–159.
Livak K.J., Schmittgen T.D. // Methods. 2001. V. 25. № 4. P. 402–408.
Nicot N., Hausman J.F., Hoffmann L., Evers D. // J. Exp. Bot. 2005. V. 56. P. 2907–2914.
Hudson R.C., Daniel R.M. // Comp. Biochem. Physiol. 1993. V. 106. P. 767–792.
Davis B.J. // Ann. N.Y. Acad. Sci. 1994. V. 121. P. 404–427.
Shevchenko A., Wilm M., Vorm O., Mann M. // Anal. Chem. 1996. V. 68. P. 850–858.
Magalhaes J.R., Ju G.C., Rich P.J., Rhodes D. // Plant Physiol. 1990. V. 94. P. 647–656.
Lowry O.H., Rosebrough N.J., Farr A.L., Randall R.J. // J. Biol. Chem. 1951. V. 193. P. 265–275.
Лакин Г.Ф. Биометрия. М.: Высшая школа, 1990. 351 с.
Яковлева В.И., Кретович В.Л., Гильманов М.К. // Биохимия. 1964. Т. 29. №3. С. 463–469.
Измайлов С.Ф. Азотный обмен в растениях. М.: Наука, 1986. 320 с
Kruger J.E., La Berge D.E. // Cereal Chem. 1974. V. 51. № 5. P. 578–585.
Anstine W., Jacobsen J.V., Scandalios J.G., Varner J.E. // Plant Physiol. Lancaster. 1970. V. 45. P. 148–152.
Tao K.L., Khan A.A. // Plant Physiology. 1975. V. 56. № 6. P. 797–800.
Eprintsev A.T., Fedorin D.N., Karabutova L.A., Igamberdiev A.U. // J. Plant Physiol. 2016. V. 205. P. 33–40.
Томас Г. Жизнеспособность семян. М.: Колос, 1978. С. 341–373.
Дополнительные материалы отсутствуют.
Инструменты
Прикладная биохимия и микробиология