Известия РАН. Серия географическая, 2023, T. 87, № 1, стр. 29-41

ВВЕДЕНИЕ

За 2011–2020 гг. в России зафиксированы 38.9 млн внутристрановых переселений, связанных со сменой проживания навсегда или на более-менее длительное время. Мигранты переезжают из одних частей страны в другие, в результате чего население перераспределяется между отдельными регионами, население одних регионов сокращается, а других – растет.

С появлением в открытом доступе данных о внутренней миграции, детализированных до уровня муниципального района (городского округа), возможности анализа миграции в России расширились. Исследования показали, что миграция способствует концентрации населения в крупных городах и их пригородах, обширные периферийные пространства теряют жителей. Но даже в регионах устойчивого миграционного оттока региональные столицы продолжают увеличивать население (Денисов, 2017), в то время как даже в регионах, привлекательных для мигрантов, есть обширные территории миграционной депрессии (Нефедова, 2020). Помимо перетока населения между регионами и частями страны действует не менее мощный переток между центрами и периферией, между населенными пунктами разных размеров.

В данной статье предпринята попытка оценки вертикальной миграции в России, под которой понимается движение населения между населенными пунктами разного размера и положения в системе центр–периферия. Мы не просто оцениваем масштабы этого перетока, но и анализируем, между какими уровнями иерархии поселений (населенных пунктов) осуществляется этот переток, имеет ли он строго восходящую или где-то – нисходящую направленность. Эта статья – первый подход к решению названной задачи, исследование с использованием данных за 2011–2020 гг. будет продолжено.

ОБЗОР ЛИТЕРАТУРЫ

Миграция между поселениями разных размеров, или разными уровнями поселенческой (городской) иерархии, исследуется в развитых странах со второй половины XX в. Работы, позволяющие оценить переток населения вверх и вниз (moving up and down) на достаточно детальном пространственном уровне, появились на рубеже столетий и связаны с доступностью статистических данных. В (Plane et al., 2005) переток населения США оценен с выделением семи иерархических уровней поселений, и он не имеет достаточно четкой восходящей или нисходящей направленности. При этом мегаполисы в США теряют население, в том числе в миграции со стоящими на следующем уровне иерархии метрополитенскими ареалами с населением более 1 млн человек (Plane and Henrie, 2012). Подобное исследование по Канаде с выделением 5-уровневой иерархической поселенческой системы (Newbold, 2011) показало, что население перетекает вверх, впрочем, самый верхний иерархический уровень испытывал миграционную убыль. Вертикальная миграция в Канаде происходит не скачкообразно, а ступенчато, между соседними уровнями поселенческой иерархии.

В аналогичном исследовании (de Jong et al., 2016) анализируется переток между пятью уровнями городской иерархии в Нидерландах и констатируется преобладание восходящих потоков, несмотря на высокий уровень урбанизации в стране. Однако другое исследование показало, что в условиях экономического кризиса 2007-го и последующих годов стали преобладать нисходящие движения (van Leeuwen and Venhorst, 2021) и что в целом переток снижается. Экономическая целесообразность миграции в рамках городской иерархии рассматривается также для домохозяйств в Швеции (Korpi et al., 2011), отмечается, что на эффективность миграции влияют не только и не столько возможность увеличения доходов (они значимо растут при движении вверх), но и меняющиеся расходы на жилье. Примеры показывают неоднозначность выбора направления движения в поселенческой системе. Центрами притяжения населения могут стать и небольшие города, как это происходит в Исландии (Bjarnason et al., 2021).

Все рассмотренные работы, а также (Plane and Jurjevich, 2009) показывают, что движение вверх и вниз по иерархии в разных возрастах сильно различаются и часто общее движение задают наиболее миграционно активные группы населения, прежде всего молодежь.

В России исследования миграции между отдельными уровнями поселенческой иерархии ограничены отсутствием статистических данных, есть только общие представления о нетто-миграции населения для групп поселений¹¹ разных размеров (Махрова, Кириллов, 2014; Nefedova et al., 2016). При этом расчеты с использованием данных о миграции по муниципальным образованиям показывают, что население концентрируется в крупногородских агломерациях, а периферийные территории, сильно удаленные от крупных городов, имеют устойчивый и интенсивный миграционный отток населения (Karachurina and Mk-rtchyan, 2016). Чем крупнее город, тем вероятнее, что он будет иметь устойчивый прирост населения во внутрироссийской миграции (Мкртчян, 2011).

Похожая, но далеко не во всем, ситуация в Китае: исследования показывают высокую привлекательность для мигрантов крупнейших мегаполисов и крупных (по китайским меркам) городов (Liu and Wang, 2020; Yaojun et al., 2019), при этом сдерживающими факторами миграции выступают ценовая недоступность жилья в таких городах и политика властей, ограничивающих доступ к системе социальной поддержки (Hukou). В результате, поток мигрантов ориентирован прежде всего на крупные города, а не на мегаполисы (Song and Zhang, 2020), отмечается отток населения из подавляющего большинства сельских территорий (Ma et al., 2018). Полагаем, что более детальные исследования сдерживаются в Китае отсутствием детальных статистических данных.

МЕТОДИКА И ДАННЫЕ

В работе рассматривается миграция в России между поселениями разных размеров – начиная с самых малых и заканчивая крупнейшими городами. Объединенные в группы по размеру, эти населенные пункты образуют этажи поселенческой иерархии. В самом ее низу находятся некрупные сельские поселения, выше – малые и средние города, а на самом верху – Москва и Санкт-Петербург. При этом крупные и средние поселения рассматриваются вместе с их пригородами, которые не только находятся с ними в тесной взаимосвязи, но и, как известно, имеют интенсивный миграционный прирост (Karachurina and Mkrtchyan, 2021). Природа этого миграционного прироста связана с расползанием городов за пределы границ их городских округов (Карачурина и др., 2021), а привлекательность для мигрантов пригородов крупных и крупнейших городов базируется на территориальной близости их к крупному городу. Этот эффект также называется агломерационным (Plane and Henrie, 2012). Миграционный баланс населения пригородов коренным образом отличается от периферийных территорий, он зависит не от размера поселений, составляющих пригороды, а от размера города (центра), вокруг которых они формируются. Для миграционного баланса населенного пункта вблизи ядра агломерации не важен его собственный размер, а важна его близость к крупному центру.

Населенные пункты включались в пригороды городов на основании показателя разности координат центра данного поселения и центра ближайшего города определенного размера; мы используем расстояние по прямой. Если рассматриваемый пригород одновременно входит в две и более пригородные зоны (например, городов Стерлитамак и Салават), то он относился к центру более высокого порядка. Если же населенный пункт попадает в зону двух центров одного уровня, то относился к тому, расстояние до которого меньше.

Радиус пригородов определен в зависимости от величины городов, их формирующих (табл. 1). Данный метод выделения пригородов – формально очень простой, естественно, он не может учесть особенности городов, объединенных в ту или иную группу. Основной принцип, на основе которого нами определен радиус выделения пригородов, – примерное расстояние, в пределах которого нетто-миграция пригородов существенно отличается от нетто-миграции окружающей периферии. Радиус был определен для групп городов эмпирическим путем; подобные расчеты на примерах крупногородских агломераций уже проводились (Карачурина и др., 2021). Не все города способны оказывать резко позитивное влияние на миграционный прирост своих пригородов, в особенности это касается городов с населением менее 100 тыс. жителей. В таких случаях при выделении пригородов рассматриваются совместно поселения, фактически сросшиеся или расположенные близко друг к другу, что также может оказывать влияние на их миграционный прирост. Примерами могут служить г. Славянск-на-Кубани и хутор Трудобеликовский (Краснодарский край); г. Дюртюли и с. Иванаево (Республика Башкортостан).

Для Москвы и Санкт-Петербурга пригородами считались поселения, входящие в 100-километровую зону [в (Plane and Henrie, 2012) к мегаполисам США также приписывались 100-милльные буферные зоны]; чем меньше город, тем меньший радиус отнесенных к нему пригородов.

Для расчета численности населения каждого населенного пункта использовались данные Всероссийской переписи населения 2010 г. (ВПН-2010). Авторы отдают себе отчет в том, что число жителей отдельных населенных пунктов – как крупных (например, Краснодар, Тюмень и т.п.), так и мелких (например, Магас в Республике Ингушетия), могла меняться за рассматриваемый период 2011–2020 гг. существенно, но иного источника численности жителей этих населенных пунктов на момент подготовки статьи не имелось.

В аналитических целях изучения миграции между отдельными уровнями иерархии поселений мы объединили Москву и Санкт-Петербург (с их пригородами), обозначив их как “мегаполисы”. Группа городов с числом жителей 750–1600 тыс. включает, фактически, остальные города-миллионники, так как население Воронежа, Перми, Красноярска к дате ВПН-2010 немного не дотягивало до этого уровня, а Саратов вместе со спутником (г. Энгельс) уже превосходил его. В группу, условно, “полумиллионников”, с населением от 250 до 750 тыс., попали, например, Краснодар и Тюмень, которые в 2010-е годы демонстрировали быстрый рост. Также мы объединили группы поселений с населением 50–100, 20–50 и 10–20 тыс. жителей в единый уровень “малые и средние города”, а поселения с 3–10 и 1–3 тыс. жителей – в группу “крупных сельских населенных пунктов”. Это деление весьма условно, есть сельские населенные пункты с числом жителей больше 10 тыс., есть города, чье население не достигает 10 тыс. жителей, пгт с разным населением, – любая группировка всегда представляет собой компромисс.

Расчеты за 2011–2020 гг. основывались на индивидуальных деперсонифицированных данных мигрантов, которые перемещались в пределах территории России (т.е. внутренних мигрантов). Только такие данные позволяют анализировать миграцию с точностью до отдельных населенных пунктов, что необходимо для их группировки по размерам. Пространственная привязка данных осуществлялась на основе 15-значных кодов Росстата; не удалось привязать очень небольшую долю учтенной Росстатом миграции, за весь период составившую 0.04% от всех переселений. Данные позволяли выделять миграцию, фиксируемую на основе регистрации по месту жительства и месту пребывания.

ВЛИЯНИЕ ОСОБЕННОСТЕЙ СТАТИСТИЧЕСКОГО УЧЕТА МИГРАЦИИ В РОССИИ НА ПОЛУЧЕННЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ

Важно, что в рассматриваемый период методика учета миграции в России не менялась, однако методика учета долговременной миграции в России в 2011 г. претерпела самую серьезную трансформацию за весь постсоветский период. До этого времени как долговременные мигранты учитывались только те, кто имел регистрацию по месту жительства (аналог постоянной прописки в СССР), но с 2011 г. к ним добавились зарегистрированные по месту пребывания на срок 9 месяцев и более. Тем самым Росстат приблизил методику учета миграции к рекомендациям ООН (Чудиновских, 2019) и достаточно успешно решил проблему недоучета де-факто долговременной миграции, которая была острой в 2000-е годы. Число учтенных внутристрановых мигрантов более чем удвоилось.

Но изменение методики учета породило новую проблему, которая снижает качество наблюдения за миграционными процессами. По окончании срока регистрации лица, у которых она закончилась, автоматически считаются выбывшими к месту постоянного проживания, но происходят ли эти перемещения в реальности, не известно. Кроме того, за срок временного проживания ряд структурных характеристик мигрантов (уровень образования, семейное положение и т.п.) могли измениться, но эти изменения не могут быть зафиксированы статистикой (Мкртчян, 2020). Для данной работы такие автоматические выбытия (в терминологии Росстата “возвращение к месту жительства после временного пребывания на другой территории”, далее – автовозврат) представляют проблему, о чем будет сказано ниже.

Из 38.9 млн чел., переселившихся в пределах России за 2011–2020 гг., 19.7 млн были зарегистрированы по месту жительства (т.е. по методике, которая действовала до 2011 г.), 11.1 млн – по месту пребывания на разный срок, а 8.1 млн, или почти 21%, составил автовозврат (табл. 2). Направления автовозврата всегда противоположны доминирующим направлениям миграции, он существенно нивелирует эффект перераспределения населения между регионами страны, между поселениями разных размеров. К одной из наиболее массовых категорий мигрантов, которых фиксирует автовозврат, относятся выпускники учреждений среднего профессионального образования и высшего профессионального образования, у которых заканчивается регистрация по месту пребывания.

Но эффект автовозврата проявился не сразу, что породило представление о резком росте перетока населения между частями страны, концентрации мигрантов в крупных городах в начале 2010-х годов и о последующем его постепенном ослаблении к концу десятилетия. Как можно видеть (см. табл. 2), после 2016 г. масштабы автовозврата практически сравнялись с числом зарегистрированных по месту пребывания, а в 2020 г. даже превысили их. Благодаря использованным в данной статье индивидуальным данным, которые позволяют выделить автовозврат во всех анализируемых потоках мигрантов, мы имеем возможность отследить его эффект для оценки масштабов перетока населения между поселениями разных размеров.

В наиболее общем виде рассмотрим миграционный прирост/убыль (или нетто-миграцию²²) между крупными городами (с населением 250 тыс. жителей и более) и их пригородами, с одной стороны, и поселениями меньшего размера – с другой. Как видно на рис. 1, миграционный прирост населения как крупных, так и более мелких населенных пунктов в результате миграции, сопровождающейся регистрацией по месту жительства и месту пребывания, был стабильным вплоть до 2019 г. (линии “зарегистрированы по месту жительства”, “зарегистрированы по месту пребывания” и суммарная – “в пределах России – без автовозврата”). Однако линия “в пределах России – всего”, включающая автовозврат, показывала нисходящий тренд, начиная с 2014 г. Именно это (с учетом автовозврата) перераспределение населения между поселениями разных размеров публикуют Росстат и его территориальные органы, например, в Базе данных показателей муниципальных образований (БД ПМО) или при оценке миграции между городскими и сельскими поселениями. Но надо понимать, что рост перетока между поселениями разных размеров в 2011–2013 гг. был обусловлен фиксацией дополнительного объема переездов в связи с изменением методики учета, а последующий спад – появлением автовозврата. Пожалуй, только в 2019–2020 гг. имел место реальный спад, когда Росстат зафиксировал снижение объемов как зарегистрированных по месту жительства, так и по месту пребывания.

Рис. 1.

Нетто-миграция населения (а) населенных пунктов людностью свыше 250 тыс. чел. (с пригородами) и (б) других населенных пунктов, 2011–2020 гг., тыс. чел.

Источник: Росстат.

Мы не утверждаем, что по мере окончания регистрации по месту пребывания никто не возвращается к месту постоянного проживания, т.е. миграционные перемещения, фиксируемые как автовозврат, не реализуются в реальности. Но и полагать, что никто не остается проживать без регистрации, не переезжает к новому месту постоянного или временного проживания, также не можем. Истина – где-то посередине. Поэтому будем считать, что миграция с учетом автовозврата и без него – это своего рода верхняя и нижняя границы возможных изменений перераспределения населения.

В данной работе, имеющей, скорее, разведывательный характер, оценивается роль миграции в перераспределении населения между отдельными, достаточно сильно агрегированными этажами иерархии поселений в России – ее абсолютные масштабы и “эффективность”, по методике, использованной в (Plane et al., 2005) и других работах D. Plane и его соавторов (Plane and Henrie, 2012; Plane and Jurjevich, 2009), а также в исследованиях по другим странам (de Jong et al., 2016).

ОСНОВНЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ

Расчеты по семи уровням поселенческой иерархии, кратко охарактеризованным выше (см. табл. 1), показали объем миграционного перераспределения населения между ними (табл. 3). Учитывая, что весь переток был направлен вверх – от самых мелких населенных пунктов к более крупным и крупнейшим (включая их пригороды), его диапазон можно оценить в интервале от 6 до 9.1 млн чел., в зависимости от того, принимать ли во внимание автовозврат или нет. Автовозврат существенно снижает роль вертикального перетока: без его учета 9.1 млн чел., перераспределяющиеся на более высокие уровни иерархии, составляют 29.8% всех фиксируемых Росстатом внутристрановых переселений (см. табл. 2); если же его учитывать, то она снижается до 15.4%, т.е. почти вдвое. Масштабы и доля вертикальной миграции зависят от числа выделенных в данной работе уровней пространственной иерархии: чем их больше, тем больше будет перемещающихся с уровня на уровень. Это как в странах (регионах) с менее или более дробным административным делением: чем больше административных единиц, переселения между которыми учитываются как миграция, тем больше ее масштабы. Но расчет по дополнительно выделенным уровням иерархии (см. табл. 1) показал, что переток возрастает несильно, что подтверждает достаточность выделенных в работе семи уровней иерархии поселений.

Также важно отметить, что масштабы перетока с учетом автовозврата лишь ненамного превышают переток мигрантов, регистрирующихся по месту жительства (т.е. по той методике, которая действовала до 2011 г.). Перераспределение резко усилилось в начале 2010-х годов (см. рис. 1), но вернулось к прежним значениям уже к 2014–2015 гг. Так что изменение методики учета миграции в 2011 г., которое привело к росту ее масштабов, мало повлияло на переток мигрантов по городской иерархии, их концентрации в крупных городах. Если же не учитывать автовозврат, то эффект получился существенно большим.

Это можно видеть на примере отдельных уровней поселенческой иерархии (табл. 4 и 5). За десятилетие переток в Москву и Санкт-Петербург с их пригородами составил от 2.1 до 3.3 млн чел., на три верхних уровня суммарно – от 3.7 до 5.9 млн чел. Соответственно, столько потеряли за этот период четыре нижних уровня.

Полностью корректный расчет интенсивности нетто-миграции населения на отдельных уровнях поселенческой иерархии с использованием данных о населении на дату ВПН-2010 невозможен, так как это население – на самое начало достаточно продолжительного временного периода. Поэтому показатель интенсивности для верхних этажей будет несколько завышен, а для нижних – занижен. Если все же пренебречь недостаточной корректностью данных для расчета, то получается, что позитивный эффект от перераспределения населения нарастал к самому верху поселенческой иерархии, а наиболее негативный эффект отмечен в самом ее низу. Москва и Санкт-Петербург с пригородами приобрели в результате миграции снизу за 2011–2020 гг. 8.7–13.9% относительно начальной численности жителей, а малые периферийные сельские населенные пункты (менее 1 тыс. жителей) потеряли от 11.2–16.6%.

На тех же данных были рассчитаны коэффициенты интенсивности перетока населения между отдельными уровнями поселенческой иерархии (табл. 6). Поскольку население перемещается между двумя уровнями, то миграционный прирост мы соотносим с суммарным их населением. Например, переток из населенных пунктов с числом жителей менее 1 тыс. чел. в населенные пункты с числом жителей от 1 до 10 тыс. чел. делится на население, проживающее на дату ВПН-2010 в обеих этих группах населенных пунктов.

С учетом разной численности населения, проживающего на отдельных этажах предложенной иерархии поселений, самый интенсивный переток осуществлялся в 2010-е годы в агломерации Москвы и Санкт-Петербурга с уровня 3, представленного городами с числом жителей 250–750 тыс. чел. и их пригородами, и с уровня 5 (10–100 тыс.). Высока также интенсивность перетока в города с численностью жителей 250–750 тыс. и их пригороды с уровней 5 и 6. Отметим, что интенсивность перетока населения между соседними уровнями (значения сразу под основной диагональю матрицы) поселенческой иерархии невелика, кроме перетока с уровня 7 на уровень 6, т.е. из малых сельских населенных пунктов в, условно, более крупные.

В (Plane et al., 2005) и ряде других рассматриваемых выше исследований, посвященных изучению вертикальной миграции, производился расчет показателя демографической эффективности миграции, исчисляемой в процентах. Расчет этого показателя прост и представляет собой отношение нетто-миграции к брутто-миграции, или миграционного прироста к миграционному обороту между каждым уровнем поселенческой иерархии. Демографическая эффективность гипотетически колеблется от 0%, если потоки в обоих направлениях равны по размеру, до 100%, если бы был поток миграции только в одном направлении. Результат расчета схематично представлен на рис. 2. Стрелки показывают направление перетока населения, их толщина и интенсивность цвета означает показатель эффективности миграции. На схеме мы также дополнительно привели эффективность перетока населения между отдельными частями верхнего уровня – агломерациями Москвы и Санкт-Петербурга, она невелика и составляет всего 8.5% в пользу столицы.

Рис. 2.

Эффективность миграции между уровнями поселенческой иерархии, с учетом автовозврата, 2011–2020 гг., %.

Мы также рассчитали эффективность для миграции без учета автовозврата, все ее показатели характеризуются еще более высокими (порядка 50% и более) значениями, но посчитали излишним их подробно характеризовать ввиду схожести картины (см. рис. 2).

В отличие от США и других стран, в России в 2010-е годы все потоки миграции перераспределяют население снизу вверх, перетока в обратном направлении нет. Также отметим, что эффективность перетока высока. В (Plane et al., 2005) наибольшая эффективность миграции между отдельными уровнями определена в 25%, в случае же России это близкая к средней эффективность.

Самый эффективный переток практически со всех уровней осуществляется на самый верх – в агломерации Москвы и Санкт-Петербурга, причем из агломераций крупных городов разного размера. Это – явная специфика России. Напротив, низкая эффективность перетока – между соседними уровнями поселенческой иерархии (исключая два самых верхних и самых нижних). Невелика также (по российским меркам) эффективность перетока между самым нижним уровнем иерархии и самым верхним.

ВЫВОДЫ И ДИСКУССИЯ

В данной статье впервые дается оценка перераспределения населения России между отдельными уровнями поселенческой иерархии, которых было выделено семь. Методической особенностью работы является группировка и совместное рассмотрение крупных и средних населенных пунктов с их пригородами. Данный подход продиктован, во-первых, детерминированностью показателей миграции в малых и средних населенных пунктах их положением в центро-периферийной системе (Mkrtchyan, 2019), во-вторых, расширением многих крупных городов за пределы административных границ своих городских округов и, в-третьих, – практически повсеместным миграционным приростом населения пригородов, по интенсивности превосходящим миграционный прирост городов, вокруг которых они формируются.

Мы полагаем, что анализ миграции в России правильнее вести не по отдельным населенным пунктам, а по системам расселения, которые образуют, прежде всего, крупные города и их пригороды. На высоких уровнях поселенческой иерархии эти системы близки крупногородским агломерациям. Это логично и на обыденном уровне: человек или домохозяйство в пригороде крупного города сильно вовлечены в его жизнь посредством трудовых, учебных, бытовых, рекреационных связей. Человек, проживающий в пригороде (например, Москвы, Санкт-Петербурга), зачастую ассоциирует себя прежде всего с крупным городом, а не с населенным пунктом в его пригороде.

Оценки вертикальных миграционных потоков, проведенные в данном исследовании, и анализ их результатов были бы невозможны без использования данных о миграции на уровне населенных пунктов, без выделения миграционных потоков между населенными пунктами разных размеров и их локализации в центро-периферийной системе. Такую возможность дают деперсонифицированные индивидуальные данные, которые до этого в анализе миграции не применялись. Расчеты на их основе позволили прийти к следующим выводам.

1. Оценки масштабов перетока населения между отдельными уровнями поселенческой иерархии и его эффективности в сильной мере зависят от изменения методики учета долговременной миграции, а именно – учета регистрирующихся по месту пребывания и их автовозврата после ее окончания. Полагая, что точные оценки перетока невозможны, мы предлагаем характеризовать их интервальной величиной. В результате, переток населения на верхние уровни поселенческой иерархии в города с числом жителей 250 тыс. и более и их пригороды оценивается за 2010-е годы в интервале от 3.7 до 5.9 млн чел., а переток между семью уровнями вверх – от 6 до 9.1 млн чел.

2. Переток населения со всех уровней поселенческой иерархии осуществляется только вверх, что говорит о продолжении в России зрелой крупногородской стадии урбанизации, которую маркирует концентрация населения в крупных и крупнейших городах. Судя по нашим данным, России еще далеко до наступления стадии контрурбанизации, которую уже давно отмечают исследователи во многих западных странах (Fielding, 1982) и элементы которой время от времени находят в России (Нефедова, Трейвиш, 2017). Единственное, что может поставить под сомнение данный тезис – население концентрируется не столько в крупных городах, сколько в их ближайших пригородах (Karachurina and Mkrtchyan, 2021), но это связано, прежде всего, с разрастанием городов. Таким образом, тенденция к концентрации населения в крупных городах и их пригородах, отмеченная в исследованиях по России (Karachurina and Mkrtchyan, 2016), подтверждается.

3. Однонаправленность перераспределения населения вверх по иерархии поселений – явная особенность России, ничего подобного уже давно не наблюдается, судя по известным нам исследованиям, в США, Канаде и ряде европейских стран. Эффект этого перетока достигается не столько большим объемом движения вверх (Россия вообще не отличается интенсивностью миграции, существенно уступая названным странам), а крайней слабостью движения вниз. С одной немаловажной оговоркой – если не рассматривать переток из крупных городов в их ближайшие пригороды; в западных странах именно этот поток мощный, но мы не можем точно сказать, какую долю он составляет в движении вниз в отдельных странах, в данном же исследовании по России он не рассматривается.

С чем связано отсутствие движения вниз по поселенческой иерархии? Переселившись в крупный город или родившись в нем, россияне крайне неохотно соглашаются на переезд в малый город, село или поселок на периферии. Против этого работает все, начиная от слабой диверсификации рынка труда на периферии, разницы зарплат (Нефедова, 2020), доступа к социальным услугам и социальной поддержке (Зубаревич, 2012), рисков преждевременной смертности (Щур, 2019) и заканчивая общей неудовлетворенностью сельской жизнью. Кроме того, даже де-факто уехав из крупного города (например и прежде всего, – из Москвы), люди не оформляют регистрацию по новому месту жительства или пребывания. Об этом свидетельствует, в частности, переоценка численности жителей Москвы и недооценка населения Московской области, выявленные в исследовании с использованием данных сотовых операторов (Махрова, Бабкин, 2018).

4. Переток населения между соседними уровнями поселенческой иерархии сравнительно невелик. Это объясняется, видимо, слабой мотивированностью такого рода переездов: при переселении из города с числом жителей 200 тыс. чел. в город с 300–400 тыс. жителей условия жизни меняются мало или не меняются совсем. Равно как и при переезде из поселка в 6–7 тыс. жителей в малый город. Единственное исключение из правила – интенсивный переезд в агломерации Москвы и Санкт-Петербурга из городов-миллионников и полумиллионников. Во-первых, переезд в столицы, мегаполисы способен привести к сильному качественному рывку в условиях жизни (недаром московская и ленинградская прописка всегда были особенно вожделенны). Во-вторых, возможно, именно жители крупных и крупнейших городов не испытывают такого сильного стресса в плане разницы цен на приобретение (аренду) жилья в мегаполисах. При этом исследование взаимосвязи миграции и рынка жилья (Куричев, Куричева, 2018) показывает, что среди покупателей жилья в столице выделяются жители окружающих Москву регионов, а также жители Санкт-Петербурга и богатых нефтегазовых регионов, а вот жители городов-миллионников в числе активных покупателей жилья в Москве не замечены. В-третьих, жителям крупных городов, возможно, проще приспособиться к специфическому ритму жизни мегаполиса.

Это не значит, что люди не переезжают между поселениями, близкими по размеру, но эти переезды не однонаправленные: потоки в ту и другую сторону сомасштабны, практически равны. И это не свидетельствует о нераспространенности ступенчатой миграции (в нашем случае ее маркируют переезды между соседними уровнями поселенческой иерархии). Переселения эти есть и фиксируются статистикой, но они идут во встречных направлениях, и поэтому редко дают эффект перетока в пользу одного или другого уровня. Возможно, мы имеем дело с “фоновыми” перемещениями (Plane and Henrie, 2012), связанными с переездами на учебу и обратно, с иными подобными переездами. Значимый переток есть между самыми нижними уровнями поселенческой иерархии – из малых сельских населенных пунктов в крупные или в пгт. В любом случае, этот вопрос требует детального изучения, учета особой роли пригородов в ступенчатой миграции.

Проведенное исследование позволило рассмотреть лишь самые общие закономерности миграции в России между поселениями разного размера и положения в системе центр–периферия. В следующих работах мы планируем детально рассмотреть миграцию между городами разных размеров и их пригородами, возрастные особенности миграции между отдельными этажами поселенческой иерархии и ряд других вопросов.