Известия РАН. Серия географическая, 2020, T. 84, № 4, стр. 588-597

ВВЕДЕНИЕ

В 2018 г. исполнилось 30 лет со времени публикации фундаментальной работы в области наук о Земле “География океана. Теория, практика, проблемы” [3]. Этот обобщающий теоретический труд подвел своеобразный итог серии книг “География Мирового океана” в 7-ми томах, в которых были изложены физико-географические закономерности океанических акваторий Земли и экономико-географические особенности природных ресурсов этих акварегионов. В монографии подчеркнуто, что при рассмотрении рационального природопользования должен доминировать принцип историзма, поскольку “в ходе исторического развития меняется и величина ресурсов, и потребности в них, и возможности их использования” [3, с. 218].

По мере развития морского хозяйства в различных регионах Мирового океана возникают отраслевые природно-хозяйственные районы (рыбопромышленные, нефтегазовые, транспортные, рекреационные и др.). Чаще всего это моноспециализированные районы, но в отдельных случаях объективные и субъективные факторы способствуют возникновению так называемых “интегральных районов”, то есть полиресурсных и многофункциональных акваторий. В Мировом океане к ним относятся, например, Северное, Баренцево, Берингово, Охотское и другие моря. Очевидно, что по мере развития человечества потребность в ресурсах будет только возрастать, но конкретных экономико-экологических оценок пока нет.

Задача данной статьи – показать, как развивалось морское арктическое природопользование в последние десятилетия и как этот процесс отражен в работах ММБИ РАН.

В определенной мере эта работа дополняет исследования специалистов Института географии РАН и Государственного океанографического института, а в чем-то поправляет и дополняет их. Особый акцент в данной статье сделан на проблемах, связанных с комплексным управлением морским природопользованием.

Первое определение новой, геоэкологичекой ветви морской географии – экологической географии, появилось в работах А.П. Алхименко [1, 2]. Экологизация географии океана отечественными морскими географами и экологами связывает воедино экологию, экономику, охрану окружающей среды и рациональное морское природопользование. Конечная цель таких исследований – установление эколого-географических закономерностей и процессов, возникающих в результате антропогенной деятельности общества в специфических условиях океанической среды – всегда была приоритетной.

В 2002 г. на основании анализа взаимодействия географических и экологических наук об океане предложено рассматривать экологическую морскую географию океана как теоретическую основу рационального устойчивого морского природопользования, что послужило развитием идей А.П. Алхименко [4]. Поэтому трудно согласится с мнением о том, что морская экологическая география – новое направление конструктивной географии [19]. С этим заявлением авторы “опоздали”, по крайней мере, на десятилетие.

РАЗВИТИЕ МОРСКОГО ПРИРОДОПОЛЬЗОВАНИЯ В РАМКАХ КОНЦЕПЦИИ БОЛЬШИХ МОРСКИХ ЭКОСИСТЕМ

Морское природопользование отличается от соответствующего процесса на суше. Эти отличия в первую очередь связаны с тем, что морские географические пространства характеризуются подсистемами с размытыми границами [9]. Порой трудно, если вообще возможно, разграничить морские пространства (геоэкосистемы) друг от друга.

Баренцево море не случайно оказалось в фокусе такого рода обобщающих системных географических исследований ММБИ РАН. С “открытием” Арктики и снятием многих режимных ограничений перед учеными появилась возможность провести своеобразную природопользовательскую инвентаризацию такого полиресурсного бассейна, каким к концу ХХ в. стало Баренцево море.

В 1991‒1992 гг. Г.Г. Матишов и С. Веславски опубликовали новаторскую работу ‒ карту биологических ресурсов и антропогенного воздействия [21] (рис. 1). На этой карте показаны не только распределение коммерческих рыбных запасов в море и прибрежье, лежки тюленей, птичьи базары, но и начавшаяся в то время шельфовая разведка месторождений нефти и газа, а также последствия проводившихся в 1960-е годы ядерных испытаний. Фактически эта карта и выпущенная в 1992 г. монография Г.Г. Матишова об антропогенной деструкции экосистем Баренцева и Норвежского морей стали источниками географической (геоэкологической) информации, которую можно считать первым вариантом представления о различных видах морехозяйственной деятельности, исторически сформировавшихся в Баренцевом море, и иллюстрацией воздействия человека на состояние экосистем в прибрежных и открытых районах моря, подверженных существенной и длительной эксплуатации [10].

Рис. 1.

Баренцево море. Карта биологических ресурсов и антропогенного воздействия. Источник: [21, пер. с англ.].

Высокий уровень компетентности специалистов ММБИ РАН во главе с директором академиком Г.Г. Матишовым послужила основой выбора Института в качестве головной организации при подготовке комплексного экологического обоснования разработки Штокмановского газоконденсатного месторождения. Результаты этой обширной комплексной работы, в которой сделана успешная, на наш взгляд, попытка применения различных методов оценки воздействия на окружающую среду (ОВОС) к решению поставленных задач, были отражены в коллективной монографии [14]. В 1998 г. в спецвыпуске авторитетного международного журнала “Ocean & Coastal Management” вышла важная статья, в которой подтверждено, что механизм и процедура ОВОС обязательны для выбора вида морского природопользования (эксплуатационного или консервативного) в российской Арктике [26].

Учитывая, что комплексность лежит в основе проводимых в Арктике морских исследований, ММБИ РАН ведет свои работы в рамках так называемой концепции “больших морских экосистем” (БМЭ). Сама концепция с середины 80-х годов ХХ в. начала формироваться в США (профессор К. Шерман) как реакция на все возрастающее комплексное воздействие на прибрежные (шире – шельфовые) системы, приводящее к проблеме переэксплуатации биоресурсов, нарушению естественных местообитаний, выносу поллютантов в море с речным стоком, сбросу городских отходов, атмосферных выпадений, – то есть на все, что приводит к ухудшению природно-антропогенной среды обитания гидробионтов [28]. Неудивительно, что эта концепция нашла поддержку у морских экологов и географов ММБИ РАН [25, 27].

Применительно к арктическим морям концепция БМЭ должна учитывать специфику природной среды (ледяной покров как важный экологический фактор, тенденции климатических изменений, состояние биоресурсов и чувствительность экосистем к антропогенным воздействиям). При этом необходимо отметить, что наиболее важный модуль в структуре изучения и мониторинга БМЭ – блок управления (рис. 2) [27, 28].

Рис. 2.

Пятимодульная структура изучения и мониторинга больших морских экосистем. Составлено по [27, 28].

Границы БМЭ обычно совпадают с известными географическими рубежами, но не обязательно с государственными границами. Ряд экспертов, в основном из Норвегии, полагают, что наступило время провести ревизию шермановских границ, прежде всего в Арктике. Мы же считаем, что эти предложения, по крайней мере, спорны, хотя как экспертные предложения имеют право на существование. У природных морских экосистем весьма сложно провести какие-либо границы в силу несовпадения экологических границ с административными. Но, к сожалению, далеко не всегда ученые могут примирять свои чисто научные соображения с культурными и политическими.

В числе других работ на обсуждаемую тему следует назвать монографию, опубликованную UNEP в 2004 г. по результатам оценки тенденций изменения экосистемы Баренцева моря на период до 2020 г. в рамках глобального проекта GIWA, в выполнении которого авторы непосредственно участвовали [24]. Учитывая сложность и многоплановость проведения комплексных социо-эколого-экономических оценок в условиях недостаточности информации, в проекте GIWA широко применялась система балльных и экспертных оценок.

Как уже отмечалось, в 5-модульной концепции К. Шермана блок управления является не только наиболее сложным, но и наименее разработанным. Самыми значимыми индикаторами эффективного управления должны быть адаптивный менеджмент и совместные инициативы (см. схему на рис. 2) [27, 28].

Чтобы обеспечить устойчивый (поддерживаемый) статус любой системы, нужно опираться на возможность сохранения экологического и социального развития региона (“интегрального” района в терминах морской географии), на обязательность вложения средств в сохранение и восстановление главных экосистемных функций, на обеспечение доступа населения к экосистемным знаниям и экономическим планам, возможность разработки и доведения до любого человека (жителя, пользователя) всестороннего понимания проблемы, которое собственно и обеспечивает основу доверия граждан [23]. Эти аспекты проблемы применительно к арктическому региону наряду с управленческими факторами в системном аспекте рассматривались в ряде публикаций, посвященных вышеназванным природным и социальным проблемам БМЭ [4–7, 11–13, 22, 25, 27].

Интегральные районы в Арктике (Баренцево и Карское моря) как ключевые морские экорегионы требуют соответствующего экосистемного подхода к управлению. Это затрудняет реализацию комплексного управления на практике из-за сложных природных условий и многофункциональности морской экономики государственного значения. Следует отметить, что БМЭ Баренцева и Карского морей существенно различаются по степени и разнообразию форм природопользования. В работах ММБИ РАН показаны не только особенности морехозяйственной деятельности в этих морях, но и структура Баренцево-Карского бассейна по степени совместимости направлений хозяйственной и природоохранной деятельности как реальных предпосылок превращения этого арктического бассейна в два важных экорегиона (рис. 3) [6]. С точки зрения российской парадигмы освоения Арктики стремление к сохранению дикой живой и неживой природы полностью совпадает с мировым трендом развития науки и практики.

Рис. 3.

Районирование акватории Баренцево-Карского бассейна по степени совместимости направлений хозяйственной и природоохранной деятельности. Составлено по [6].

Как отмечено в [5, 7], наиболее комплексная форма управления природопользованием начинается с кумулятивных оценок воздействий и заканчивается оценкой экосистемных услуг. Для реализации взаимодействия между социальным и экологическим сегментами морских пространств следует наполнить схему взаимодействия между ними на разных пространственных масштабах и подыскать своеобразный ключ, которым можно будет открыть и объяснить качественно-количественную структуру потоков обмена между экосистемными услугами, в первую очередь, обеспечивающими и регулирующими [13, 23].

Главная сложность оценки кумулятивных эффектов состоит в том, что приходится иметь дело с гораздо более сложной и крупной по пространству и времени системой в условиях, когда оцениваемая деятельность в полиресурсных БМЭ принципиально возможна. Другими словами, кумулятивные воздействия с их оценкой – это единство научных, социальных и правовых областей рассмотрения. Очень существенны и обратные связи, а следовательно, и взаимодействия в рассматриваемых пространственных масштабах. Поэтому очень важно идентифицировать локализацию и силу ключевых обратных взаимосвязей в соответствующем масштабе. При этом надо учитывать, что даже мелкие неприятности в кумулятивном режиме могут приводить к большим негативным результатам регионального масштаба. В монографии [4] приведена не только последовательность выполнения оценок воздействия последствий кумулятивных эффектов, но и предложен на экспертном уровне подходящий масштаб для изучения экологических проблем таким образом, чтобы предсказать кумулятивные эффекты.

Множество и разнотипность экологических последствий освоения полиресурсных морей Арктики выводит оценки на новый уровень сложности, зависящий от выбора стратегии развития морей как физико-географических объектов и как объединенных морских социально-экологических систем. Поэтому при оценке последствий воздействия следует рассматривать стратегическую экологическую оценку последствий антропогенных воздействий различной природы.

С общим усложнением социогеосистем, а именно такими являются БМЭ, важность своевременного определения стратегических и тактических приоритетов в арктическом природопользовании будет только нарастать, что делает проблему рационального природопользования чрезвычайно значимой. Кумулятивная оценка воздействия охватывает весь спектр элементов экосистемного планирования. В него могут и должны входить ОВОС конкретных проектов, разработка экологической политики и природоохранных программ, региональное планирование вплоть до планирования устойчивого развития. Необходимо подчеркнуть, что взаимодействие между двумя сегментами морского пространства может быть эффективным только тогда, когда связующим звеном между ними выступают экосистемные услуги (рис. 4) [13, 16, 23].

Рис. 4.

Взаимодействие между социальным и экологическим морскими пространствами как ключ к пониманию потоков обмена между экосистемными услугами. Составлено по [13, 23].

ПРОБЛЕМЫ ОЦЕНКИ ЭКОСИСТЕМНЫХ УСЛУГ

Экосистемные услуги (ЭУ) – это выгоды, которые получает человек от экосистемы. По международной классификации они включают обеспечивающие, регулирующие и культурные услуги, которые непосредственно воздействуют на человека, а также поддерживающие услуги, необходимые для сохранения здоровья экосистем и других услуг [29]. Более 9/10 выгод от ЭУ находится вне зоны рыночной оценки, т.е. не учитываются в системе принятия решений по охране окружающей среды. Это является одной из главных причин быстрой деградации планетарных экосистем. Но, не зная реальную экономическую ценность и выгоды от использования экосистемы или ее отдельных участков, нельзя эффективно управлять этим объектом.

В 2010 г. 10-й Конференцией ООН по биоразнообразию в Нагое (Япония) было принято решение, предписывающее странам-участницам Конвенции ООН по биоразнообразию, в состав которых входит и Россия, предпринять усилия по учету стоимости природного капитала в системах национальных счетов, а также поставлена задача научиться измерять и учитывать ценность ЭУ в системах принятия управленческих решений всех уровней [15].

В России исследования по оценке ЭУ начались в 2013 г.¹¹. Проводились они в рамках совместного с Институтом экологического территориального развития им. Лейбница (Дрезден) проекта “TEEB-Russia. Оценка экосистемных услуг России: первые шаги (2013–2016 гг.)”. С российской стороны в разработке проекта участвовали Институт географии РАН, МГУ и другие институты [16–18].

Оценка услуг прибрежных и морских экосистем пока не проводилась, хотя, как свидетельствует мировой опыт, это важная не только научная, но и политическая задача [17]. В настоящее время признается, что совокупное воздействие целого ряда видов антропогенной деятельности (кумулятивные эффекты) угрожает многим морским и прибрежным экосистемам. Подобное положение вещей во многом объясняется тем, что последствия антропогенного воздействия на морскую среду в кумулятивном отношении менее изучены, чем у наземных экосистем. Изменчивость морских систем такова, что для понимания их экологического поведения в больших пространственных и временных масштабах требуются большие объемы и номенклатура данных. Сбор информации для оценок морской среды обходится дороже, чем на суше.

Важность оценки ЭУ подчеркивалась на заседании Государственного совета РФ 27.12.2016 г. при обсуждении доклада “Об экологическом развитии Российской Федерации в интересах будущих поколений”, сформулировавшего задачи поэтапного перехода к модели экологически устойчивого развития на период до 2050 г. В перечне задач предложены “оценка вклада экосистемных услуг для регионов, для страны, всего человечества и работа по формированию компенсационного эколого-экономического механизма”, а также “введение в нормативно-правовую базу понятия экосистемные услуги с последующей их оценкой” [8]. На Саммите Рио+10 в Йоханнесбурге в 2002 г., где была определена роль России как “экологического донора” планеты, интерес к концепции экосистемных услуг получил не только научное, но и политическое звучание [16].

Анализ опыта оценок ЭУ показал, что для вывода их в практику требуется решение, как минимум, следующих проблем: 1) точное описание услуг экосистемы и их взаимосвязей (взаимообмены, взаимозависимость и т.д.); 2) идентификация наиболее значимых индикаторов для оценки услуг; 3) учет фактора неопределенности при оценке услуг, а также пороговых значений устойчивости экосистемы и нелинейности ее реакции на техногенные воздействия [30].

Об актуальности разработки методов оценки ЭУ морских экосистем свидетельствует и то, что в Среднесрочной стратегии ЮНЕП на период 2018–2021 гг. к числу приоритетов отнесена разработка теории управления экосистемами, в основе которой лежат оценки ЭУ, наиболее адекватно отражающие экологические и социальные цели, ценности и выгоды устойчивого развития. Включение ЭУ в стратегию (а позже и в теорию) управления экосистемами повышает уровень защиты их “здоровья” за счет более полного отражения многообразия положительных и отрицательных факторов взаимодействия человека и природы [22, 31].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проведенный исторический анализ этапов становления принципов рационального морского арктического природопользования позволяет авторам указать на две еще не решенные фундаментальные научно-методические проблемы: оценка кумулятивных воздействий на морские экосистемы и оценка экосистемных услуг. Обе проблемы давно известны, заявлены, но их реализация потребует от морских географов более глубокого и детального погружения в суть морского природопользования.