Журнал неорганической химии, 2022, T. 67, № 11, стр. 1527-1532

Синтез наноразмерного WO3, допированного ванадием, при комбинации золь-гель технологии и гидротермальной обработки

Ф. Ю. Горобцов a*, М. К. Григорьева ab, Т. Л. Симоненко a, Н. П. Симоненко a, Е. П. Симоненко a, Н. Т. Кузнецов a

a Институт общей и неорганической химии им. Н.С. Курнакова РАН,
119991 Москва, Ленинский пр-т, 31, Россия

b Национальный исследовательский университет “Высшая школа экономики”
101000 Москва, ул. Мясницкая, 21, Россия

* E-mail: phigoros@gmail.com

Поступила в редакцию 29.05.2022
После доработки 16.06.2022
Принята к публикации 20.06.2022

Полный текст (PDF)

Аннотация

Изучен процесс синтеза наноразмерного оксида состава WO3–25 ат. % VO2 при комбинации золь-гель технологии и гидротермальной обработки с использованием алкоксоацетилацетонатов металлов в качестве прекурсоров, в результате которого образуется оксидный порошок, изоморфный гексагональному оксиду вольфрама(VI). Методом синхронного термического анализа изучено термическое поведение порошка в токе воздуха в интервале температур 25–600°С. Установлено, что образовавшиеся частицы имеют вид наностержней. С помощью Кельвин-зондовой силовой микроскопии оценено значение работы выхода электронов с поверхности материала.

Ключевые слова: триоксид вольфрама, оксид вольфрама(VI), оксид ванадия, ацетилацетонат, алкоксацетилацетонат, золь-гель синтез, работа выхода, гидротермальный синтез

ВВЕДЕНИЕ

Оксид вольфрама(VI) является перспективным для различных областей применения, особенно как оптический и полупроводниковый материал. Так, он активно используется в фотокатализе для расщепления воды [1], в качестве фотохромного материала [2], широко применяется в роли электрохромного материала, способного изменять окраску с бледно-желтой на темно-синюю [35]. Кроме того, он может применяться в качестве катода в литий-ионных аккумуляторах [6], компонента устройств памяти [7], фотодетекторов [7], в газовой сенсорике [8]. Во многих случаях перечисленного практического применения важны электрофизические характеристики, зависящие в том числе от дефектности оксида вольфрама. Среди дефектов в оксиде вольфрама выделяются три типа кислородных ваканский: дважды заряженная W4+/VO(0ē)/W6+, однозаряженная W5+/VO(1ē)/W6+ и незаряженная W6+/VO(2ē)/W6+, причем если уровни для однозаряженной и незаряженной вакансий находятся в запрещенной зоне, то уровень дважды заряженной вакансии расположен в зоне проводимости [9, 10]. Таким образом, дважды заряженные вакансии должны вносить больший вклад в изменение свойств, чем остальные типы вакансий. Увеличить дефектность можно различными способами, например, допируя оксид вольфрама различными химическими элементами. Модификация диоксидом ванадия, на наш взгляд, должна привести к формированию дополнительных дважды заряженных кислородных вакансий за счет встраивания в кристаллическую решетку оксида вольфрама(VI) ионов V4+.

Помимо элементного состава, на свойства, в том числе через содержание дефектов, влияет и метод синтеза оксида вольфрама(VI). Для получения WO3 применяются различные методы, такие как золь-гель технология [1114], гидротермальный метод [1518], химическое осаждение [19, 20], магнетронное напыление [21, 22], химическое осаждение из газовой фазы [23, 24] и т.д. Каждый из этих подходов имеет свои преимущества, однако, на наш взгляд, подход, сочетающий золь-гель технологию и гидротермальную обработку и основанный на использовании в качестве прекурсоров алкоксоацетилацетонатов металлов, является одним из наиболее перспективных, поскольку обеспечивает равномерное распределение элементов в целевом продукте на этапе гидролиза и поликонденсации прекурсоров [25, 26] и позволяет модифицировать морфологию и кристаллическую структуру частиц дисперсной фазы в ходе гидротермальной обработки [27, 28]. Таким образом, целью данной работы является изучение процесса синтеза WO3–25 ат. % VO2 при сочетании золь-гель технологии и гидротермальной обработки с использованием в качестве прекурсоров алкоксоацетилацетонатов металлов.

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЧАСТЬ

Для синтеза оксида состава WO3–25 ат. % VO2 в качестве прекурсоров использовали бутоксиацетилацетонаты ванадила и вольфрама(VI) [VO(C5H7O2)2 –x(C4H9O)x] и [W(C5H7O2)6 –x(C4H9O)x] соответственно. Содержание бутоксильных групп в составе бутоксиацетилацетоната ванадила, по данным ИК-спектроскопии и УФ-спектрофотометрии, составляло 85%, а в комплексе вольфрама(VI) – 90%. Растворы комплексов ванадила и вольфрама в н-бутаноле смешивали в стехиометрическом соотношении и к полученному раствору добавляли гидролизующий агент (смесь H2O и C2H5OH, объемная доля воды – 30%). Образовавшуюся в результате гидролиза и поликонденсации коллоидную систему переносили в стальной автоклав с тефлоновым вкладышем и осуществляли ее гидротермальную обработку при выдержке при 200°С в течение 30 мин. Выделившийся в результате темно-серый осадок отделяли от маточного раствора и очищали путем циклического центрифугирования, после чего производили его сушку при 100°С в течение 3 ч.

Термическое поведение полученного порошка изучали с помощью синхронного термоанализатора SDT Q600 (TA Instruments) в диапазоне температур 25–600°С в токе воздуха 250 мл/мин (скорость нагрева 10 град./мин).

Кристаллическую структуру порошка исследовали методами рентгенофазового анализа (РФА) и ИК-спектроскопии. РФА проводили на дифрактометре Advance D8 (Bruker, CuKα-излучение, λ = 1.5418 Å, Ni-фильтр, E = 40 кэВ, I = 40 мА, время накопления сигнала 0.3 с/точка, шаг 0.02°), ИК-спектры пропускания в диапазоне 450–1050 см–1 записывали на ИК-Фурье-спектрометре ИнфраЛЮМ ФТ-08 (время накопления сигнала составляло 15 с, разрешение – 1 см–1). Для этого готовили суспензии в вазелиновом масле, которые помещали в виде пленки между стеклами KBr.

Микроструктуру порошка изучали с помощью растровой электронной микроскопии (РЭМ) на двухлучевой рабочей станции NVision 40 (Carl Zeiss, Inc.), а химический состав определяли с использованием приставки рентгеноспектрального элементного микроанализа Oxford Instruments X MAX 80.

Для изучения морфологии и электрофизических свойств полученного вещества применяли атомно-силовую микроскопию (АСМ), Кельвин-зондовую силовую микроскопию (КЗСМ) и сканирующую емкостную микроскопию (СЕМ). Для этого порошок диспергировали в дистиллированной воде, а полученную суспензию использовали для нанесения тонкой оксидной пленки на алюминиевую подложку. Анализ поверхности материала проводили с помощью сканирующего зондового микроскопа Solver PRO-M (NT-MDT) с использованием зондов с проводящим покрытием HA-HR/W2C+ серии ETALON (резонансная частота ~230 кГц, радиус скругления <35 нм). Все измерения проводили в полуконтактном режиме.

РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ

На первом этапе было изучено термическое поведение полученного оксидного порошка. Как видно из термограмм (рис. 1), при нагревании порошка до 600°С наблюдается ступенчатое изменение массы. От 25 до 150°С имеет место уменьшение массы (Δm = 3.5%), сопровождаемое слабыми эндотермическими эффектами, что связано с испарением остаточного растворителя и сорбированных на поверхности порошка атмосферных газов. При дальнейшем нагревании от 150 до 400°С продолжается снижение массы (Δm = = 5.5%), которому сопутствуют экзотермические эффекты с максимумами при 264 и 288°С. Данная стадия, вероятно, связана с окислением остаточных органических фрагментов, а также с фазовым переходом. Так, для гексагональной модификации WO3 при температурах выше 200°С может наблюдаться переход в моноклинную кристаллическую структуру. Необходимо отметить, что дальнейшее повышение температуры в интервале 400–470°С приводит к медленному увеличению массы исследуемого порошка на 0.1%, что можно объяснить началом процесса окисления ванадия(IV) до ванадия(V) [29]. При температуре 468°С наблюдается более резкий прирост массы на такую же величину с характерным выделением энергии. Данный эффект имеет сложную природу и относится к нескольким процессам: обратимому переходу моноклинной кристаллической решетки в орторомбическую (что характерно для индивидуального WO3 при данных температурах) и продолжающемуся окислению V4+ до V5+. Дальнейшее повышение температуры до 600°С сопровождается продолжающимся медленным приростом массы. Таким образом, в интервале температур 400–600°С суммарный прирост массы составил ~0.3%.

Рис. 1.

Результаты синхронного термического анализа полученного оксидного порошка состава WO3–25 ат. % VO2.

Фазовый состав полученного порошка был изучен методами РФА и колебательной спектроскопии. На дифрактограмме порошка (рис. 2а) наблюдаются рефлексы, которые можно отнести к структуре, близкой к гексагональной модификации WO3 (пр. гр. P6mm). Сигналы, относящиеся к каким-либо другим кристаллическим компонентам, не обнаружены. Низкая интенсивность и уширенный характер рефлексов свидетельствуют о высокой дисперсности материала. Расчеты по методу Ритвельда показали, что размер областей когерентного рассеяния (ОКР) составляет 5.6 ± ± 0.5 нм, параметры кристаллической структуры имеют следующие значения: a = 7.237(23) Å, b = = 7.237(23) Å, c = 3.672(12) Å, объем ячейки 166.568 Å3, что значительно отличается от параметров ячейки для индивидуального гексагонального WO3 (a = 7.298 Å, b = 7.298 Å, c = 3.899 Å, объем 179.842 Å3, карточка ICSD 32001). Уменьшение объема кристаллической ячейки связано с включением в нее ионов V4+, обладающих меньшим радиусом, чем W6+, и имеющих меньше атомов кислорода в окружении. Результаты ИК-спектроскопии (рис. 2б) подтверждают образование оксида со структурой изоморфной гексагональной модификации WO3. Так, полосы поглощения с максимумами около 666 и 850 см–1 относятся к колебаниям O–W–O, набор полос поглощения и их форма подтверждают именно гексагональную структуру, а не моноклинную [30]. При 522 см–1 находится максимум малоинтенсивной полосы поглощения, относящейся к колебаниям связи V=O, характеристичным для оксида ванадия(IV). Данная полоса не отмечается для пентаоксида ванадия и, таким образом, служит свидетельством присутствия именно ванадия(IV) [31]. Помимо указанных полос присутствует полоса с максимумом около 591 см–1, которую можно отнести к колебаниям V–O–V [32].

Рис. 2.

Рентгенограмма (а) и ИК-спектр пропускания (б) полученного оксидного порошка.

Микроструктура полученного оксидного порошка была изучена с помощью РЭМ. Из соответствующих микрофотографий (рис. 3) видно, что порошок обладает однородной морфологией и состоит из наностержней со средней длиной 49 ± 5 нм и шириной 16 ± 2 нм. Данная форма частиц является характерной для гексагональной модификации WO3. Также в ходе РЭМ был проведен элементный микроанализ порошка, результаты которого подтвердили целевое содержание ванадия.

Рис. 3.

Микроструктура полученного нанопорошка (по данным РЭМ).

Поверхность пленки из частиц WO3–25 ат. % VO2, нанесенной на алюминиевую подложку, была исследована с использованием комплекса методик атомно-силовой микроскопии для дополнительной характеризации особенностей микроструктуры и электрофизических свойств полученного материала. Так, результаты АСМ (рис. 4а) подтверждают, что материал состоит из вытянутых частиц, хотя их размер почти в два раза превышает значения, определенные методом РЭМ. Завышение размера частиц объясняется сравнимым с размером частиц радиусом скругления кончика используемого зонда (<35 нм). Данные КЗСМ и СЕМ (рис. 4б, 4в) демонстрируют, что материал гомогенен по фазовому составу (поверхностный потенциал и амплитуда колебаний зонда изменяются незначительно в ходе сканирования), т.е. отсутствуют области, заметно различающиеся по своим характеристикам (работа выхода, количество дефектов и т.д.). Из карты распределения градиента емкости конденсатора “кончик зонда–образец” (рис. 4в) видно, что на границах между частицами наблюдается несколько большее значение данного параметра, чем на открытой поверхности частиц, что говорит о смещении заряженных частиц на межзеренные границы. На основании результатов КЗСМ была оценена работа выхода электрона с поверхности оксидной пленки, значение которой составило 4.83 эВ. Величина данного параметра является достаточно низкой по сравнению с характерными для индивидуального WO3 [33] и VO2, что свидетельствует об увеличении концентрации дефектов в составе полученного материала в результате модификации оксида вольфрама(VI) ванадием. Предполагается, что введение катионов V4+ (замещающих W6+) должно приводить к формированию дважды заряженных вакансий, энергетические уровни которых лежат в зоне проводимости [9] и ощутимо снижают значение работы выхода. В нашем случае для оксидного порошка состава WO3–25 ат. % VO2, однако, наблюдается более высокое значение работы выхода (4.83 эВ), чем, например, для WO3, синтезированного методом химического осаждения (4.66 эВ) [34]. В связи с этим необходимо отметить, что функциональные свойства материала зависят не только от его химического состава, но и от метода получения, дисперсности, кристаллической структуры и формы частиц.

Рис. 4.

Микрофотографии поверхности пленки, полученной с использованием оксидного нанопорошка: а – топография, б – распределение поверхностного заряда, в – емкостной контраст.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Изучен процесс синтеза наноразмерного оксида состава WO3–25 ат. % VO2 при комбинации золь-гель технологии и гидротермальной обработки с использованием алкоксоацетилацетонатов металлов в качестве прекурсоров. В результате гидролиза и поликонденсации указанных гетеролигандных комплексов в среде н-бутанола формируется коллоидная система, гидротермальная обработка которой позволяет сформировать однофазный оксидный порошок, который является изоморфным гексагональному оксиду вольфрама(VI), что подтверждено методами РФА и ИК-спектроскопии. Таким образом, установлено, что ванадий(IV) встраивается в кристаллическую решетку оксида вольфрама(VI) без выделения кристаллических примесей. Результаты РЭМ и АСМ позволили определить, что порошок состоит из наностержней длиной 49 ± 5 нм и толщиной 16 ± 2 нм (средний размер ОКР 5.6 ± 0.5 нм). С помощью КЗСМ оценено значение работы выхода электрона с поверхности материала, составившее 4.83 эВ и свидетельствующее о повышенном содержании дефектов в материале.

Список литературы

  1. Shabdan Y., Markhabayeva A., Bakranov N. // Nanomater. 2020. V. 10. № 9. https://doi.org/10.3390/nano10091871

  2. Ataalla M., Afify A.S., Hassan M. et al. // J. Non. Cryst. Solids. 2018. V. 491. P. 43. https://doi.org/10.1016/j.jnoncrysol.2018.03.050

  3. Granqvist C.G. // Thin Solid Films. 2014. V. 564. P. 1. https://doi.org/10.1016/j.tsf.2014.02.002

  4. Chithambararaj A., Nandigana P., Kaleesh Kumar M. et al. // Appl. Surf. Sci. 2022. V. 582. № January. P. 152424. https://doi.org/10.1016/j.apsusc.2022.152424

  5. Yang L., Ge D., Zhao J. et al. // Sol. Energy Mater. Sol. Cells. 2012. V. 100. P. 251. https://doi.org/10.1016/j.solmat.2012.01.028

  6. Zheng M., Tang H., Hu Q. et al. // Adv. Funct. Mater. 2018. V. 28. № 20. P. 1. https://doi.org/10.1002/adfm.201707500

  7. Yao Y., Sang D., Zou L. et al. // Nanomater. 2021. V. 11. № 8. https://doi.org/10.3390/nano11082136

  8. Buzanovskii V.A. // Rev. J. Chem. 2015. V. 5. № 3. P. 215. https://doi.org/10.1134/s2079978015030012

  9. Hai Z., Wei Z., Xue C. et al. // J. Mater. Chem. C. 2019. V. 7. № 42. P. 12968. https://doi.org/10.1039/c9tc04489b

  10. Niklasson G.A., Berggren L., Larsson A.L. // Sol. Energy Mater. Sol. Cells. 2004. V. 84. № 1–4. P. 315. https://doi.org/10.1016/j.solmat.2004.01.045

  11. Alsawafta M., Golestani Y.M., Phonemac T. et al. // J. Electrochem. Soc. 2014. V. 161. № 5. P. H276. https://doi.org/10.1149/2.012405jes

  12. Wu W.T., Liao W.P., Chen L.Y. et al. // Phys. Chem. Chem. Phys. 2009. V. 11. № 42. P. 9751. https://doi.org/10.1039/b912202h

  13. Wang W.Q., Yao Z.J., Wang X.L. et al. // J. Colloid Interface Sci. 2019. V. 535. P. 300. https://doi.org/10.1016/j.jcis.2018.10.006

  14. Isari A.A., Mehregan M., Mehregan S. et al. // J. Hazard. Mater. 2020. V. 390. P. 122050. https://doi.org/10.1016/j.jhazmat.2020.122050

  15. Jiao Z., Wang X., Wang J. et al. // Chem. Commun. 2012. V. 48. № 3. P. 365. https://doi.org/10.1039/c1cc15629b

  16. Siddiqui T.A.J., Shaikh S.F., Totawar B.B. et al. // Dalton Trans. 2021. V. 50. № 6. P. 2032. https://doi.org/10.1039/d0dt04238b

  17. Guan X.H., Zhang Z.W., Yang L. et al. // ChemPlusChem. 2017. V. 82. № 9. P. 1174. https://doi.org/10.1002/cplu.201700288

  18. Jiao Z., Wang J., Ke L. et al. // ACS Appl. Mater. Interfaces. 2011. V. 3. № 2. P. 229. https://doi.org/10.1021/am100875z

  19. Luévano-Hipólito E., Martínez-De La Cruz A., Yu Q.L. et al. // Ceram. Int. 2014. V. 40. № 8. Part A. P. 12123. https://doi.org/10.1016/j.ceramint.2014.04.052

  20. Sánchez Martínez D., Martínez-De La Cruz A., López Cuéllar E. // Appl. Catal. A: Gen. 2011. V. 398. № 1–2. P. 179. https://doi.org/10.1016/j.apcata.2011.03.034

  21. Verma M., Chandra R., Gupta V.K. // J. Colloid Interface Sci. 2015. V. 453. P. 60. https://doi.org/10.1016/j.jcis.2015.04.039

  22. Horprathum M., Srichaiyaperk T., Samransuksamer B. et al. // ACS Appl. Mater. Interfaces. 2014. V. 6. № 24. P. 22051. https://doi.org/10.1021/am505127g

  23. Naik A.J.T., Warwick M.E.A., Moniz S.J.A. et al. // J. Mater. Chem. A. 2013. V. 1. № 5. P. 1827. https://doi.org/10.1039/c2ta01126c

  24. Bonsu R.O., Kim H., O’Donohue C. et al. // Dalton Trans. 2014. V. 43. № 24. P. 9226. https://doi.org/10.1039/c4dt00407h

  25. Mokrushin A.S., Simonenko E.P., Simonenko N.P. et al. // J. Sol-Gel Sci. Technol. 2019. V. 92. № 2. P. 415.https://doi.org/10.1007/s10971-019-04979-4

  26. Simonenko E.P., Simonenko N.P., Kopitsa G.P. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2018. V. 63. № 6. P. 691. https://doi.org/10.1134/S0036023618060232

  27. Krumeich F., Muhr H., Niederberger M. et al. // J. Am. Chem. Soc. 1999. V. 121. № 11. P. 8324.

  28. Polleux J., Pinna N., Antonietti M. et al. // J. Am. Chem. Soc. 2005. V. 127. № 44. P. 15595. https://doi.org/10.1021/ja0544915

  29. Горобцов Ф.Ю., Симоненко Т.Л., Симоненко Н.П. и др. // Журн. неорган. химии. 2022. Т. 67. № 7. С. 1007. https://doi.org/10.31857/S0044457X22070108

  30. Daniel M.F., Desbat B., Lassegues J.C. et al. // J. Solid State Chem. 1987. V. 67. № 2. P. 235. https://doi.org/10.1016/0022-4596(87)90359-8

  31. Botto I.L., Vassallo M.B., Baran E.J. et al. // Mater. Chem. Phys. 1997. V. 50. P. 267.

  32. Wu X., Wu Z., Ji C. et al. // Opt. Mater. Express. 2016. V. 6. № 11. P. 3500. https://doi.org/10.1364/ome.6.003500

  33. Han S., Shin W.S., Seo M. et al. // Org. Electron. 2009. V. 10. № 5. P. 791. https://doi.org/10.1016/j.orgel.2009.03.016

  34. Gorobtsov P.Y., Simonenko T.L., Simonenko N.P. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2021. V. 66. № 12. P. 1811. https://doi.org/10.1134/S0036023621120032

Дополнительные материалы отсутствуют.