Журнал неорганической химии, 2020, T. 65, № 4, стр. 435-442

Формирование одномерных иерархических наноструктур MoO3 в гидротермальных условиях

Т. Л. Симоненко a*, В. А. Бочарова ab, Н. П. Симоненко a, Ф. Ю. Горобцов a, Е. П. Симоненко a, А. Г. Мурадова b, В. Г. Севастьянов a, Н. Т. Кузнецов a

a Институт общей и неорганической химии им. Н.С. Курнакова РАН
119991 Москва, Ленинский пр-т, 31, Россия

b Российский химико-технологический университет им. Д.И. Менделеева
125047 Москва, Миусская пл., 9, Россия

* E-mail: egorova.offver@gmail.com

Поступила в редакцию 20.11.2019
После доработки 29.11.2019
Принята к публикации 02.12.2019

Полный текст (PDF)

Аннотация

С помощью гидротермального метода получены одномерные структуры h-MoO3. Показано влияние условий гидротермальной обработки на микроструктуру и дисперсность формирующегося оксидного порошка. С помощью рентгенофазового анализа подтверждено получение гексагональной структуры и отсутствие кристаллических примесей. Методами сканирующей емкостной и Кельвин-зондовой силовой микроскопии оценены электрофизические характеристики поверхности полученного порошка. Исследована кинетика фотокаталитического разложения Родамина Б под воздействием видимого излучения в присутствии h-MoO3.

Ключевые слова: гидротермальный синтез, иерархические структуры, наноcтержни, оксид молибдена, суперконденсатор, фотокатализатор

ВВЕДЕНИЕ

Оксид молибдена(VI) представляет собой полупроводник n-типа с шириной запрещенной зоны 2.8–3.6 эВ и благодаря своей окислительно-восстановительной активности находит широкое применение в газовой сенсорике [13], альтернативной энергетике (в частности, при разработке литий-ионных батарей [4, 5] и суперконденсаторов [6, 7]), катализе [810], оптике [11], устройствах хранения информации [12]. Как известно, MoO3 может существовать в нескольких полиморфных модификациях: термодинамически устойчивой форме α-MoO3 (Pnma) и метастабильных β-MoO3 (Р21/с), ε-MoO3 (Р21/m), а также h-MoO3 (Р63/m) [9, 13, 14]. Несмотря на то, что кристаллическая решетка всех перечисленных разновидностей оксида молибдена(VI) сформирована из октаэдров [MoO6], их расположение друг относительно друга различно, что во многом определяет особые свойства каждой из модификаций. Так, для наиболее изученной из них α-MoO3 характерно формирование слоистых анизотропных структур, вытянутых вдоль направления [010], что обусловлено расположением кислород-молибденовых октаэдров в виде слоев, образующих орторомбическую структуру кристаллов. Тогда как гексагональная структура оксида молибдена(VI) образована зигзагообразными цепочками октаэдров [MoO6], связанных друг с другом в цис-позициях, формирующих обширные одномерные каналы вдоль направления [001]. Среди перечисленных кристаллических структур устойчивая модификация α-MoO3 достаточно хорошо изучена, а метастабильная гексагональная модификация h-MoO3 исследована в меньшей степени. При этом в литературе отмечается, что особый интерес к изучению метастабильных фаз обусловлен тем, что по сравнению с устойчивыми полиморфными модификациями рассматриваемого вещества они могут обладать уникальными свойствами [1518].

Известно большое число работ по получению орторомбической структуры оксида молибдена(VI) с различной морфологией (наностержни [19], наноленты [20, 21], нанотрубки [22], нанолисты [23, 24], нановолокна [25], полые сферы [26] и т.п.) с использованием целого ряда синтетических методов и подходов, в частности, с помощью спрей-пиролиза [27, 28], физического осаждения из газовой фазы [29], магнетронного распыления [30], гидротермального метода [21]. Получение одномерных структур гексагонального h-MoO3 требует более тщательного подбора метода и условий синтеза в силу меньшей термодинамической устойчивости, а в литературе имеется небольшое количество публикаций, сообщающих об успешном получении данного материала [3134]. При этом авторам зачастую не удавалась достичь необходимой однородности и иерархической организации получаемых структур, что в значительной степени влияло на функциональные свойства продукта [7, 16, 35]. Наиболее перспективными в данном контексте методами синтеза будут совместное осаждение гидроксидов металлов и гидротермальный метод, позволяющие в широких пределах варьировать условия синтеза и тем самым тонко контролировать дисперсность, фазовый состав и микроструктуру получаемых наноматериалов [3640].

Таким образом, целью данной работы является изучение процесса синтеза одномерных структур h-MoO3 с помощью гидротермального метода, а также исследование микроструктуры, электрофизических и фотокаталитических свойств получаемого порошка.

ЭКСПЕРИМЕНТАЛЬНАЯ ЧАСТЬ

Одномерные структуры гексагонального оксида молибдена(VI) получали с использованием в качестве исходного реагента парамолибдата аммония (NH4)6Mo7O24 ⋅ 4H2O марки “х. ч.”, водный раствор которого доводили до целевого значения рН 1.5 путем добавления водных растворов триэтаноламина (φ = 10%) и азотной кислоты (φ = 30%). Далее полученную реакционную систему переносили в тефлоновый автоклав и подвергали гидротермальной обработке при температуре 160°С в течение 2 ч. Образовавшуюся в ходе синтеза дисперсную фазу отделяли и промывали дистиллированной водой путем циклического центрифугирования, после чего проводили ее сушку при 100°С в течение 3 ч.

Синхронный (ТГА/ДСК) термический анализ порошков, полученных в результате гидротермального синтеза и последующей сушки при 100°С, был выполнен с использованием термоанализатора SDT Q-600 (контролируемый нагрев проводили в Al2O3-микротиглях в интервале температур 20–820°С со скоростью 10 град/мин в токе воздуха, скорость потока газа составляла 250 мл/мин, масса навески – 8.57 мг).

Рентгенофазовый анализ (РФА) порошков выполняли на рентгеновском дифрактометре Bruker D8 Advance (CuKα-излучение, 2θ = 5°–80°, разрешение 0.02°, время накопления сигнала в точке 0.3 с).

Для записи ИК-спектров пропускания порошков были приготовлены их суспензии в вазелиновом масле, которые в виде пленки помещали между стеклами KBr. Спектральный анализ проводили в диапазоне волновых чисел 350–4000 см–1 (время накопления сигнала составляло 15 с, разрешение – 1 см–1) с использованием ИК-Фурье-спектрометра ИнфраЛЮМ ФТ-08.

Микроструктуру полученных порошков изучали с помощью растровой электронной микроскопии (РЭМ) на трехлучевой рабочей станции NVision 40 (Carl Zeiss), оснащенной энергодисперсионной приставкой-микроанализатором INCA X-MAX (Oxford Instruments).

Исследование рельефа поверхности полученных порошков с помощью атомно-силовой микроскопии (АСМ), а также изучение их электрофизических свойств методами сканирующей емкостной микроскопии (СЕМ) и Кельвин-зондовой силовой микроскопии (КЗСМ) проводили на приборе NT-MDT Solver-Pro с использованием зондов с алмазными иглами DCP-20. Сканирование проводили в полуконтактном режиме.

Фотокаталитическую активность полученных одномерных структур h-MoO3 исследовали по кинетике реакции фоторазложения органического водорастворимого красителя (Родамина Б) под действием видимого излучения. Раствор красителя (10 мг/л), содержащий 0.01 г порошка оксида молибдена(VI), подвергали облучению от источника мощностью 100 Вт при перемешивании в течение 210 мин. Отбор пробы исследуемого раствора проводили каждые 30 мин и исследовали процесс фотодеградации по изменению величины поглощения с помощью UV-Vis спектрофотометра СФ-56. Изменение концентрации Родамина Б оценивали по величине интенсивности его полосы поглощения с максимумом при 554 нм.

РЕЗУЛЬТАТЫ И ОБСУЖДЕНИЕ

Как видно из ИК-спектра пропускания порошка оксида молибдена(VI), полученного после проведения гидротермального синтеза и сушки (рис. 1), полосы с максимумами при 3493 см–1 (валентные колебания OH-групп) и 1610 см–1 (деформационные колебания НОН) свидетельствуют о наличии абсорбированной воды в структуре порошка. Полосы с максимумами при 3192 и 1667 см–1 соответствуют валентным и деформационным колебаниям связей N–H, указывающим на остаточное содержание ионов ${\text{NH}}_{4}^{ + },$ которые могут выступать в роли стабилизатора гексагональной структуры MoO3 [17, 41]. Кроме того, в представленном спектре присутствует пять характеристических полос, присущих h-MoO3, с максимумами при 978 и 910 см–1 (валентные колебания двойных связей Mo=O), 721 и 522 см–1 (асимметричные и симметричные валентные колебания функциональных групп Mo–O–Mo соответственно), а также полоса с максимумом при 592 см–1 (деформационные колебания Mo–O) [8, 42]. Необходимо также отметить, что отсутствие в спектре полос поглощения с максимумами при 1000, 867 и 553 см–1, характерных для α-модификации оксида молибдена(VI), дополнительно подтверждает формирование целевого оксида h-MoO3.

Рис. 1.

ИК-спектр пропускания порошка h-MoO3 после гидротермального синтеза и сушки.

На следующем этапе с помощью синхронного (ТГА/ДСК) термического анализа в токе воздуха (250 мл/мин) в интервале температур 20–820°С (скорость нагрева составляла 10 град/мин) было изучено термическое поведение полученного порошка h-MoO3. Как видно из термограммы (рис. 2), при нагревании исследуемого соединения наблюдаются четыре ступени потери массы в интервалах температур 20–230, 230–440, 440–680 и 680–820°С. Первая (∼2.8%) из них сопровождается незначительным пологим эндотермическим эффектом с максимумом при 210°С, обусловленным удалением остаточного растворителя; вторая ступень (∼2.8%), которой соответствует экзотермический эффект с максимумом при 420°С, вероятно, связана с окислением органических продуктов разложения триэтаноламина. Экзотермический эффект с максимумом при 434°С без потери массы может быть отнесен к фазовому переходу метастабильной полиморфной модификации h-MoO3 в устойчивую структуру α-MoO3 [17]. При температуре ∼524°С имеет место малоинтенсивный экзоэффект, который сопровождается незначительной потерей массы (∼0.4%) и, согласно [43], может быть обусловлен удалением из структуры соединения интеркалированных ионов ${\text{NH}}_{4}^{ + },$ а также структурно связанных молекул воды. Четвертая ступень потери массы (29.4%) в интервале 680–800°С, которая сопровождается интенсивным экзотермическим эффектом с максимумом при 780°С, связана с протеканием процесса плавления исследуемого соединения.

Рис. 2.

Кривые ТГА (черная) и ДСК (синяя) в потоке воздуха для порошка h-MoO3, полученного в результате гидротермального синтеза и последующей сушки.

Кристаллическая структура полученного вещества была исследована с помощью РФА, результаты которого хорошо согласуются с данными ИК-спектроскопии и подтверждают формирование целевой гексагональной структуры оксида молибдена(VI) с пр. гр. Р63/m (рис. 3). Как видно из рентгенограммы, полученный порошок также не содержит посторонних фаз либо кристаллических примесей. Согласно литературным источникам [7, 41], формированию гексагональной модификации MoO3 в гидротермальных условиях в основном способствуют такие факторы, как низкая концентрация кислоты, наличие водной среды, относительно низкая температура и небольшая длительность термообработки. Кристаллическая структура h-MoO3 образуется за счет самоорганизации октаэдров [MoO6] при участии катионов ${\text{NH}}_{4}^{ + }$ и молекул воды, выполняющих роль структурообразователей, способствуя росту кристаллитов преимущественно вдоль направления с, что приводит к формированию стержневидных структур, которые также удалось зафиксировать с помощью растровой электронной микроскопии (рис. 4). Как видно из микрофотографии, порошок h-MoO3 состоит из вытянутых стержней с четкими правильными гранями, средний диаметр которых составляет ∼8 мкм, а отношение длины к диаметру ∼3.3. Поверхность стержней является достаточно однородной и состоит из наноразмерных частиц со средним размером ∼30 нм. Изучение микроструктуры порошка в режиме контраста по среднему атомному номеру (детектор отраженных электронов) и результаты энергодисперсионного элементного микроанализа свидетельствуют о формировании однородного продукта целевого состава.

Рис. 3.

Рентгенограмма порошка h-MoO3 после сушки.

Рис. 4.

Микроструктура порошка оксида молибдена(VI) (по данным РЭМ).

Микроструктура поверхности полученных стержней оксида молибдена также исследована с помощью атомно-силовой микроскопии. Как видно на рис. 5а, грань исследуемого стержня достаточно гладкая – перепад высот составляет около 70 нм. Частицы, составляющие стержень, достаточно плотно прилегают друг к другу, каких-либо пор на поверхности не обнаружено. В целом результаты АСМ хорошо согласуются с микрофотографиями РЭМ.

Рис. 5.

Рельеф поверхности стержня h-MoO3 по данным АСМ (а), результаты СЕМ (б) и распределение поверхностного потенциала на участке стержня h-MoO3 за вычетом базовой кривой (в). Зависимость ∂C/∂Z от расстояния Z между зондом и поверхностью стержня h-MoO3 (г).

С использованием сканирующей емкостной и Кельвин-зондовой микроскопии исследованы электрофизические свойства поверхности стержней h-MoO3. Как видно из результатов, приведенных на рис. 5б и 5в, поверхность стержня достаточно однородна по своим свойствам: она имеет практически постоянный потенциал (рис. 5в), при этом емкостной контраст также невелик, в основном проявляются эффекты, связанные с рельефом поверхности.

На основании данных Кельвин-зондовой силовой микроскопии была рассчитана работа выхода электрона с поверхности стержня оксида молибдена по формуле:

${{\varphi }_{{{\text{sample}}}}} = {\text{ }}{{\varphi }_{{{\text{tip}}}}}--{\text{ }}{{\varphi }_{{{\text{CPD}}}}},$
где φtip – работа выхода электрона с иглы кантилевера, определенная заранее и составляющая 4.91 эВ; φCPD – среднее значение контактной разности потенциалов между кантилевером и образцом, которое и фиксируется по оси Z при сканировании в режиме КЗСМ. Определенная таким образом работа выхода электрона составила 4.73 эВ, что значительно ниже значений, полученных при помощи ультрафиолетовой фотоэмиссионной спектроскопии (УФЭС), которые в зависимости от количества различных дефектов оксида составляют от 5.4 до 6.2 эВ [44]. Однако такое снижение работы выхода ожидаемо в связи с различиями во внешних условиях при измерении работы выхода методами КЗСМ и УФЭС. В то время как УФЭС требует высокого вакуума, в случае Кельвин-зондовой микроскопии измерения проводили при атмосферном давлении на воздухе. Соответственно, на поверхности оксида и зонда присутствует тонкий слой воды, снижающий значение работы выхода.

С помощью атомно-силовой микроскопии была также определена локальная электрическая емкость на поверхности стержня оксида молибдена. В ходе измерений в режиме cканирующей емкостной микроскопии запись сигнала проводилась на частоте второй гармоники 2ω, при которой сила взаимодействия кончика кантилевера и образца равняется:

(1)
${{F}_{{2\omega }}} = \,\,~\frac{1}{4}U_{1}^{2}\frac{{\partial C}}{{\partial Z}}{\text{cos}}\left( {2\omega t} \right),$
где U1 – амплитуда переменного тока t – текущий момент времени, 2ω – частота, ∂C/∂Z – производная емкости по расстоянию Z между кончиком зонда и образцом. В случае СЕМ в качестве сигнала выступает величина амплитуды колебаний кантилевера при проходе над образцом на частоте второй гармоники. Из уравнения (1) амплитуда равна:

(2)
$A = \,\,~\frac{1}{4}U_{1}^{2}\frac{{\partial C}}{{\partial Z}}.$

Следовательно, из уравнения (2), зная величину амплитуды, можно вычислить ∂C/∂Z. Для определения емкости требуется взять интеграл, что легко сделать графически: фиксируется изменение амплитуды колебаний в зависимости от высоты зонда над точкой поверхности, амплитуда переводится в градиент ∂C/∂Z и далее рассчитывается площадь под полученным спектром. Типичный результат такой спектроскопии на второй гармонической частоте приведен на рис. 5г. По результатам данной спектроскопии, среднее значение емкости для поверхности стержня оксида молибдена равняется 3.8 × 10–18 Ф, что в пересчете на единицу площади соответствует удельному значению 1.01 пФ/м2.

Фотокаталитические свойства полученного порошка оценивались по методу фотодеградации красителя. В нашем случае в качестве модельного красящего вещества был выбран Родамин Б, поскольку он входит в состав выбросов текстильной и пищевой промышленности, являясь достаточно токсичным канцерогеном, поэтому исследование процесса его разложения в водных средах представляет также и практический интерес.

Как видно из рис. 6а, при увеличении времени облучения наблюдается батохромный сдвиг спектра поглощения, что свидетельствует о протекании реакций деэтилирования Родамина Б и формирования промежуточных продуктов в ходе его разложения. Уменьшение интенсивности полосы поглощения с максимумом при 554 нм во времени связано с процессом обесцвечивания данного красителя вследствие разрушения его хромофорных ароматических колец [45]. Таким образом, согласно полученным экспериментальным данным (рис. 6б), в ходе процесса облучения раствора красителя, содержащего в качестве катализатора полученный порошок h-MoO3, удалось достичь снижения концентрации Родамина Б на 30%, что представляет собой достаточно существенный результат с учетом небольшой мощности источника видимого излучения.

Рис. 6.

Изменение величины поглощения раствора красителя, содержащего порошок h-MoO3, под воздействием видимого излучения во времени (а). Кинетическая кривая фотодеградации Родамина Б на поверхности порошка h‑MoO3 (б).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В ходе данной работы изучен процесс гидротермального синтеза одномерных иерархических структур h-MoO3. Установлено, что используемый метод и условия синтеза позволяют получать однофазный целевой продукт, характеризующийся гексагональной кристаллической структурой Р63/m. Изучение микроструктуры поверхности полученного порошка в режиме контраста по среднему атомному номеру также подтвердило однородность материала и отсутствие примесей другого химического состава.

Исследованы электрофизические свойства поверхности полученного материала, в частности, рассчитана работа выхода электрона с поверхности (4.91 эВ), а также величина удельной емкости (1.01 пФ/м2).

По результатам оценки фотокаталитической активности стержней h-MoO3 установлено, что полученный порошок демонстрирует значительную каталитическую активность при разложении Родамина Б под воздействием излучения в видимой области спектра.

Таким образом, полученные иерархические структуры гексагонального оксида молибдена(VI) по своим физико-химическим свойствам представляют значительный практический интерес и могут быть использованы в качестве материала электродов суперконденсаторов, а также фотокатализаторов, в частности для очистки воды.

Список литературы

  1. Mo Y., Tan Z., Sun L. et al. // J. Alloys Compd. 2020. V. 812. P. 152166. https://doi.org/10.1016/j.jallcom.2019.152166

  2. Sui L.-I., Xu Y.-M., Zhang X.-F. et al. // Sens Actuators B. 2015. V. 208. P. 406. https://doi.org/10.1016/j.snb.2014.10.138

  3. Bai S., Chen S., Chen L. et al. // Sens Actuators B. 2012. V. 174. P. 51. https://doi.org/10.1016/j.snb.2012.08.015

  4. Wang Z., Madhavi S., Lou X.W. // J. Phys. Chem. C. 2012. V. 116. P. 12508. https://doi.org/10.1021/jp304216z

  5. Hu X., Zhang W., Liu X. et al. // Chem. Soc. Rev. 2015. V. 44. P. 2376. https://doi.org/10.1039/c4cs00350k

  6. Sangeetha D.N., Krishna Bhat D., Selvakumar M. // Ionics. 2019. V. 25. P. 607. https://doi.org/10.1007/s11581-018-2684-2

  7. Sangeetha D.N., Sowmya Holla R., Ramachandra Bhat B. et al. // Int. J. Hydrogen Energ. 2019. https://doi.org/10.1016/j.ijhydene.2019.10.029

  8. Chithambararaj A., Sanjini N.S., Chandra Bose A., Velmathi S. // Catal. Sci. Technol. 2013. V. 3. P. 1405. https://doi.org/10.1039/C3CY20764A

  9. Pan W., Tian R., Jin H. et al. // Chem. Mater. 2010. V. 22. P. 6202. https://doi.org/10.1021/cm102703s

  10. Chithambararaj A., Sanjini N.S., Velmathi S., Chandra Bose A. // Phys Chem. Chem. Phys. 2013. V. 15. P. 14 761. https://doi.org/10.1039/c3cp51796a

  11. Zheng L., Xu Y., Jin d., Xie Y. // Chem. Mater. 2009. V. 21. P. 5681. https://doi.org/10.1021/cm9023887

  12. Wei G., Qin W., Zhang D. // J. Alloys Compd. 2009. V. 481. P. 417. https://doi.org/10.1016/j.jallcom.2009.03.007

  13. Atuchin V.V., Gavrilova T.A., Kostrovsky V.G. et al. // Inorg. Mater. 2008. V. 44. P. 622. https://doi.org/10.1134/S0020168508060149

  14. Song Y., Zhao Y., Huang Z., Zhao J. // J. Alloys Compd. 2017. V. 693. P. 1290. https://doi.org/10.1016/j.jallcom.2016.10.092

  15. Lu X., Wang R., Yang F. et al. // J. Mater. Chem. C. 2016. V. 4. P. 6720. https://doi.org/10.1039/C6TC01656A

  16. Paraguay-Delgado F., Mendoza Duarte M.E., Kalu O. et al. // J. Therm. Anal. Calorim. 2019. https://doi.org/10.1007/s10973-019-08842-0

  17. Liu Y., Yang S., Lu Y. et al. // Appl. Surf. Sci. 2015. V. 359. P. 114. https://doi.org/10.1016/j.apsusc.2015.10.071

  18. Hu H., Deng C., Xu J. et al. // J. Exp. Nanosci. 2015. V. 10. P. 1336. https://doi.org/10.1080/17458080.2015.1012654

  19. Chen J.-S., Cheah Y.-L., Madhavi S., Lou X.W. // J. Phys. Chem. C. 2010. V. 114. P. 8675. https://doi.org/10.1021/jp1017482

  20. Chu W.G., Zhang L.N., Wang H.F. et al. // J. Mater. Res. 2007. V. 22. P. 1609. https://doi.org/10.1557/JMR.2007.0217

  21. Gao B., Fan H., Zhang X. // J. Phys. Chem. Solids. 2012. V. 73. P. 423. https://doi.org/10.1016/j.jpcs.2011.11.019

  22. Hu S., Wang X. // J. Am. Chem. Soc. 2008. V. 130. P. 8126. https://doi.org/10.1021/ja801448c

  23. Bai H.X., Liu X.H., Zhang Y.C. // Mater. Lett. 2009. V. 63. P. 100. https://doi.org/10.1016/j.matlet.2008.09.016

  24. Kalantar-Zadeh K., Tang J., Wang M. et al. // Nanoscale. 2010. V. 2. P. 429. https://doi.org/10.1039/b9nr00320g

  25. Dewagan K., Sinha N.N., Sharma P.K. et al. // Cryst-EngComm. 2011. V. 13. P. 927. https://doi.org/10.1039/c0ce00271b

  26. Wang Z., Wang H., Yang C., Wu J. // Mater. Lett. 2010. V. 64. P. 2170. https://doi.org/10.1016/j.matlet.2010.07.035

  27. Pandeeswari R., Jeyaprakash B.G. // Biosens. Bioelectron. 2014. V. 53. P. 182. https://doi.org/10.1016/j.bios.2013.09.057

  28. Díaz C., Lavayen V., O’Dwyer C. // J. Solid State Chem. 2010. V. 183. P. 1595. https://doi.org/10.1016/j.jssc.2010.05.006

  29. Wang K.-K., Wang F.-X., Liu Y.-D., Pan G.-B. // Mater. Lett. 2013. V. 102–103. P. 8. https://doi.org/10.1016/j.matlet.2013.03.092

  30. Navas I., Vinodkumar R., Lethy K.J. et al. // J. Phys. D. Appl. Phys. 2009. V. 42. P. 175305. https://doi.org/10.1088/0022-3727/42/17/175305

  31. Sun T., Xu L., Wei S. et al. // Int. J. Refract. Met. H. 2020. V. 86. P. 105085. https://doi.org/10.1016/j.ijrmhm.2019.105085

  32. Xu Y., Zhang X., Li Y. et al. // Mater. Lett. 2018. V. 210. P. 314. https://doi.org/10.1016/j.matlet.2017.09.010

  33. Ama O.M., Kumar N., Adams F.V., Ray S.S. // Electrocatalysis. 2018. V. 9. P. 623. https://doi.org/10.1007/s12678-018-0471-5

  34. Almodóvar P., Díaz-Guerra C., Ramírez-Castellanos J., González-Calbet J.M. // CrystEngComm. 2018. V. 20. P. 4954. https://doi.org/10.1039/C8CE00747K

  35. Yogananda H.S., Nagabhushana H., Darshan G.P. et al. // J. Alloys Compd. 2018. V. 745. P. 874. https://doi.org/10.1016/j.jallcom.2017.11.278

  36. Simonenko T.L., Ivanova V.M., Simonenko N.P. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2019. V. 64. https://doi.org/10.1134/S0036023619140080

  37. Simonenko T.L., Simonenko N.P., Simonenko E.P. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2019. V. 64. P. 1475. https://doi.org/10.1134/S0036023619120167

  38. Egorova T.L., Kalinina M.V., Simonenko E.P. et al. // Russ. J. Inorg. Chem. 2017. V. 62. P. 1275. https://doi.org/10.1134/S0036023617100072

  39. Simonenko T.L., Kalinina M.V., Simonenko N.P. et al. // Glass. Phys. Chem. 2018. V. 44. P. 314. https://doi.org/10.1134/S1087659618040144

  40. Simonenko T.L., Kalinina M.V., Simonenko N.P. et al. // Ceram. Int. 2018. V. 44. P. 19879. https://doi.org/10.1016/j.ceramint.2018.07.249

  41. Zakharova G.S., Schmidt C., Ottman A. et al. // J. Solid State Electrochem. 2018. V. 22. P. 3651. https://doi.org/10.1007/s10008-018-4073-1

  42. Wongkrua P., Thongtem T., Thongtem S. // J. Nanomater. 2013. P. 702679. https://doi.org/10.1155/2013/702679

  43. Chithambararaj A., Bhagya Mathi D., Rajeswari Yogamalar N., Chandra Bose A. // Mater. Res. Express. 2015. V. 2. P. 055004. https://doi.org/10.1088/2053-1591/2/5/055004

  44. Vasilopoulou M., Douvas A.M., Georgiadou D.G. et al. // J. Am. Chem. Soc. 2012. V. 134. P. 16178. https://doi.org/10.1021/ja3026906

  45. Alex K.V., Prabhakaran A., Jayakrishnan A.R. et al. // ACS Appl. Mater. Interfaces. 2019. V. 11. P. 40114. https://doi.org/10.1021/acsami.9b14919

Дополнительные материалы отсутствуют.