Известия РАН. Серия географическая, 2020, T. 84, № 5, стр. 786-800

ВВЕДЕНИЕ

8 апреля 1870 г. – 150 лет тому назад – родился Вениамин Петрович Семёнов-Тян-Шанский (рис. 1.). Его, как и его отца, сенатора и члена Госсовета Петра Петровича Семёнова-Тян-Шанского, можно смело поставить в первый ряд выдающихся отечественных географов.

Рис. 1.

В.П. Семёнов-Тян-Шанский. Ок. 1940.

И отец, и сын присягнули географии еще в самом нежном возрасте: первый, – играя в “географическое лото”, а второй, – стоя в детской кроватке и впитывая глазами карту полушарий Ильина. Вместе с тем оба являют собой два принципиально разных этапа развития российской географии в целом, а заодно и Русского географического общества (РГО).

П.П. Семёнов-Тян-Шанский обессмертил себя и вне географии, а именно активным участием в реформах Александра II по освобождению крестьян и выводом российской статистики на мировой уровень c проведением первой переписи населения в 1897 г. Обессмертил себя и в своих детях, научные интересы которых (а все пятеро ученые) восходят к его урокам: Дмитрий – статистик, Андрей – зоолог, энтомолог и переводчик Горация, Вениамин – наш герой, Ольга – этнограф и художница, Измаил – метеоролог.

В географии же П.П. Семёнов-Тян-Шанский – один из ярких представителей “второй волны” эпохи Великих географических открытий, когда после первой волны (XIV–XVII вв.) собственно белых пятен на Земле уже не оставалось (почти!), а вот открытых, но плохо изученных и недостаточно хорошо закартированных – с пол-Земли и больше. В ситуации перманентной борьбы метрополий за расширение сталкивающихся периферий своих империй географические экспедиции, – казалось бы: банальные вылазки в красивые места за новыми знаниями! – становились своего рода “мягкой силой”, не водружающей флаги, но приручавшей земли.

Это придавало таким путешествиям, как семёновское на Тян-Шан в 1856–1857 гг., пряный геополитический привкус и делало их чрезвычайно приветствуемыми не только наукой, но и короной. И десяти лет не прошло после начала той экспедиции, как значительная часть киргизского Тян-Шана (современный Тянь-Шань) была благосклонно и благополучно принята под российский скипетр. И недаром, спустя полвека, в ноябре 1906 г., Николай Романов, последний российский монарх, нарастил фамилию Семёнов на “-Тян-Шанский” [8], а не, скажем, на “-Мураевенский”, хотя Мураевенской волости Рязанской губернии у тамошнего экс-помещика Семёнова посвящено куда как более глубокое исследование. Не случайно и то, что П.П. Семёнов-Тян-Шанский всю жизнь интересовался колонизационной политикой России, писал о ней, радовался ее успехам и искренне переживал неудачи. В этом смысле ему очень повезло со смертью в феврале 1914 г.: она избавила его от непосильного бремени лицезреть вереницу событий, состоящих из поражений Первой мировой, отречения царя и обеих российских революций 1917 г.

“КРУГ ГЕОГРАФИИ” В.П. СЕМЁНОВА-ТЯН-ШАНСКОГО

Патриотом Российской империи был и Вениамин Петрович Семёнов-Тян-Шанский – и не просто патриотом, но и методологом патриотизма! В 1915 г. он опубликовал в “Известиях Императорского РГО” превосходную статью “О могущественном территориальном владении применительно к России” [47] – о типологии империй с точки зрения их пространственных структур и о преимуществах российского типа “от моря до моря”. Обобщающе-теоретический характер этой статьи, ее бросающийся в глаза геополитизм и картографические новации, в частности, первые в географии “картоиды” (рис. 2), маркируют уже новый этап в истории российской географии, с которым ассоциируется Семёнов-сын. На смену эмпирическим штудиям и отчетам (но и не отменяя их!), пришли попытки полимасштабного обобщения и осмысления эмпирики, ее классификации и синтезирования вплоть до выдвижения методических и теоретических конструктов.

Рис. 2.

“Картоиды” В.П. Семёнова-Тян-Шанского: иллюстрации к его статье “О могущественном территориальном владении применительно к России” (1915).

Колоссальное впечатление на отечественных географов оказала книга Д.И. Менделеева “К познанию России” (1906), в том числе и применением первых количественных методов, а именно центрографии. Сам же В.П. Семёнов-Тян-Шанский выступил с прорывной для того времени монографией “Город и деревня в Европейской России” [46], где впервые сформулировал постулаты того, что сегодня называется геоурбанистикой, а также обозначил новаторские принципы дазиметрических карт. С превращением российской географии в научную дисциплину мейнстрим теоретизации постепенно обживался в повестке научных заседаний Императорского Русского географического общества и в содержании его “Известий”, все более и более тесня отчеты об экспедициях.

В 1913 г. В.П. Семёнов-Тян-Шанский выдвинул концепцию так называемого “Круга географии” (рис. 3) – революционной модели, соединявшей в единое целое весь разношерстный понятийный аппарат [48].

Рис. 3.

“Круг географии” В.П. Семёнова-Тян-Шанского. Иллюстрация к его статье “Что такое география? ” (1915).

Собственно, это не круг, а шестиугольник, вписанный в круг. В его углах – три основные оболочки земли (суша, вода и воздух – внизу) и три производных солнечного света и теплоты (растения, животные и человек – вверху). 15 линий между вершинами гексагона – это внутренние комбинации связей между базовыми узлами.

“Круг географии” – высшее научное озарение В.П. Семёнова-Тян-Шанского, по его собственному признанию. Сам ученый прочил этому понятию призвание сыграть в самоидентификации и внутренней систематике географии такую же роль, какую таблица периодических элементов Д.И. Менделеева сыграла в химии.

Этого, правда, не произошло, если не считать случая самого Вениамина Петровича: “На основании этого круга географии я впоследствии написал (в рукописи) книгу “Географические законы”, или “Опыт высшей географии”, которую я считаю своим высшим географическим литературным достижением. География, несомненно, в общем, наука синтетическая. Но для того, чтобы правильно построить этот синтез, необходимо предварительно произвести географический анализ частей, его составляющих. Он и дается в моей схеме 15 пространственных взаимных связей географических элементов. Из этого анализа совершенно ясно, что и в какой степени важно и что неважно (типично и нетипично) для правильного построения географического синтеза или ландшафта" [60, т. 1, с. 594].

Не без экстравагантности он писал в мемуарах: “Полагаю, что он вполне мог бы быть вырезан, вместо эпитафии, на моей гробнице…” [там же]. А в 1941 г. он даже набросал эскиз надгробия, какое хотел бы видеть на своей могиле (рис. 4). Это стилизованный финский валун-глыба, на заполированной части которого вместе с именами Вениамина Петровича и его жены¹¹ был бы выбит – да, да: “Круг географии”!

Рис. 4.

“Круг географии” на выполненном В.П. Семёновым-Тян-Шанским эскизе собственного надгробия. 1941.

Для самого В.П. Семёнова-Тян-Шанского “Круг” действительно стал краеугольным камнем научных воззрений и занятий на всю отпущенную ему жизнь, венцами которых после революции стали основанный Вениамином Петровичем Центральный географический музей в Ленинграде (ЦГМ, 1919–1941 – [29–32]) и его итоговые теоретические работы, воплотившиеся в двух книгах – “Район и страна” (писалась в 1917–1924 гг., вышла в 1928 г., увы, в неполном виде – [51]) и “Географические законы. Опыт высшей географии” (1939, не вышла²²). И за музей, и за свое антропогеографическое учение Вениамин Петрович получил не благодарность и звания, а травлю и выдворение из ЦГМ в 1936 г. Впрочем, никаким более серьезным репрессиям В.П. Семёнов-Тян-Шанский не подвергался.

ГЕОГРАФИЯ НАСЕЛЕНИЯ В СИСТЕМЕ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ ДИСЦИПЛИН

В этой связи крайне интересен цельный набросок “О выпадающих отделах при принятой системе деления географии на математическую, физическую, экономическую и политическую”, датированный 21 апреля 1937 г. Запечатлев в нем смену парадигм и реструктуризацию географии, В.П. Семёнов-Тян-Шанский похвалил и Географическое общество за подобающую реструктуризацию своих комиссий. В то же время острое понимание дефектности и обновившейся структуры заставляло его указать на то, чего в ней недостает, а именно географии населения.

“Прав Н.Н. Баранский, когда он указывает, что при существующем грубом делении физическая география становится “бесчеловечной”, а экономическая география – “противоестественной” и что физико-географы и эконом-географы сидят друг к другу спиной и не желают даже обернуться³³.

Географию населения нельзя ни малейшим образом смешивать с демографической статистикой, с этнографией, с антропологией и с исторической географией.

<…> Пятилетки соцстроительства и колхозное движение с огромной быстротой перемещают ныне массы населения на территории СССР. Такой быстроты и размаха не знала еще ни одна страна в мире. Это грандиозное географическое явление никем, однако научно не изучается, да и не может изучаться при неимении где бы то ни было специального места для географии населения. Подробного систематического учета этого явления не ведется ни картографически на топографических картах крупного масштаба, ни посредством периодических исчерпывающих списков населенных мест. Чисто практические работы планировочных учреждений по выработке проектов обращения существующих городов Союза и “большие социалистические города”, как показал опыт Ленинграда, требуют постановки специальных полевых и камеральных научных исследований по географии населения планируемых территорий, чего без подготовленных работников-географов сделать нельзя. Несомненно, Академии Наук СССР нельзя не остановиться самым пристальным образом на этом вопросе.

Таков совершенно необходимый соединительный мост между физической и экономической географией. Чем скорее он будет воздвигнут, – тем лучше"⁴⁴.

Такое “лоббирование” вопроса о статусе географии населения походило на реинкарнацию антропогеографии и было само по себе весьма смелым: ведь еще на стыке 1920-х и 1930-х годов антропогеографию в СССР заклеймили, а географию в целом прочно приковали за оба крыла к двум утесам – народному хозяйству (экономическая география) и природе и природным ресурсам (география физическая). Приковали настолько прочно, что и многие десятилетия спустя покушаться на иное не приходило в голову. Так, И.М. Маергойзу, ученому смелому и внутренне свободному, в первой половине 1970-х годов усиленно работавшему над оригинальной теорией территориальных структур, даже в голову не приходило, что для экономико-географа возможна хоть какая-то альтернатива производственной географии и народному хозяйству как ее системному объекту, в рамках которого – и под гнетом которого, – он оперировал в своих построениях. Да и (экономико)-географическое положение у того же Маергойза было все с той же печатью – “экономической”. Внесение же в “бюллетень” чего-то третьего – той же “географии населения” – наращивало бы степени свободы и неизбежно подталкивало бы к универсализму, к синтезу и к гуманизации как экономико-, так и физико-географического подходов⁵⁵.

Предмет датированного 1937 г. наброска В.П. Семёнова-Тян-Шанского “О выпадающих отделах…” явно находился в фарватере его размышлений и работы над рукописью “Географических законов”. Он не был им опубликован, а скорее всего не было и попытки такой публикации. Дразнить марксистских гусей не хотелось, да и впрямь было рискованно.

И тем не менее В.П. Семёнов-Тян-Шанский был некоторым образом “услышан”!…

В 1946 г. вышла статья Н.Н. Баранского “Страноведение и география физическая и экономическая” с ее знаменитым воплем “Человека забыли!!! ”. Строй ее мыслей необычайно близок настроениям В.П. Семёнова-Тян-Шанского: “…Физическая и экономическая география находятся у нас в чрезвычайно большом между собой разрыве, несравненно большем, чем в любой другой стране мира и чем это было у нас в старое время” [3, с. 11]. С сожалением констатируя уход в мир иной географов-универсалов, знавших толк как в природной, так и в человеческой географии, в их числе и В.П. Семёнова-Тян-Шанского, Н.Н. Баранский обвиняет в глубине этого разрыва тех, для кого антропогеография была излюбленным бранным словом, – «недоброй памяти леваков, орудовавших на фронте экономической географии в 1929–1934 гг. <…> Запугав и экономгеографов и физикогеографов, леваки сделали первых “противоестественными”, а вторых “бесчеловечными” <…> Убив старую “антропогеографию”, “новые веяния” ничего нового не создали на ее месте; раздел о населении… выпал бесследно, провалившись между природой и хозяйством, между физической и экономической географией. Человека забыли…» [3, с. 11–12].

И тем не менее справедливость поставленного В.П. Семёновым-Тян-Шанским вопроса взяла свое. В конце 1945 г. в Московском филиале ВГО была создана Комиссия географии населения и городов, начавшая свою работу 25 декабря 1945 г. с доклада ее организатора и первого председателя Р.М. Кабо по теме “Природа и население в их взаимодействии как предмет географии”⁶⁶. В первое послевоенное 10-летие произошел несомненный всплеск первоклассных публикаций именно в области географии населения (статьи И.М. Маергойза, Л.Е. Иофы, Г.М. Лаппо и других).

Колеса нынешней ВАКовской “квадриги” (специальность 25.00.24 “Экономическая, социальная, политическая и рекреационная география”) разъехались во все стороны. Между тем анализ А.И. Трейвиша показал, что в сознании самих “экономико-географов” ведущим в наше время стало не экономическое, а общественное колесо: “общественная география” (или, чуть полнее, “география человека и общества”, она же “антропосоциогеография” в греко-латинской версии) – таково самоназвание специалистов, остепененных по версии ВАК [63].

Что это как не латентный ренессанс антропогеографических представлений В.П. Семёнова-Тян-Шанского?

“ТО, ЧТО ПРОШЛО…”: ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ УЧЕНОГО

До конца жизни В.П. Семёнов-Тян-Шанский оставался в душе человеком эпохи своего отца – консерватором, сердившимся на новое правописание, верившим в общину как в венец крестьянского раскрепощения и не верившим в столыпинские реформы. Оставался он и империофилом, отчего искренне, неконъюнктурно приветствовал советские аннексии 1940 г. и войну с Финляндией, воспринимая все это как некий естественный возврат России – пусть и под псевдонимом СССР – к своим дореволюционным “берегам”.

Не догадываясь о преступном корне этих событий (секретном протоколе к советско-германскому пакту о ненападении), он не учуял в них завязь грядущей беды – войны, которая, докатившись с разных сторон до Ленинграда, обернулась блокадой, унесшей, наряду с миллионом других, и его жизнь.

Последнюю, 18-ю, главу своих мемуаров “То, что прошло…” (рис. 5), Вениамин Петрович писал в январе 1942 года и назвал ее так: “Всемирная война: 1941–194…” [60, т. 2, с. 411–416].

Рис. 5.

Последняя страница мемуаров В.П. Семёнова-Тян-Шанского “То, что прошло”. 10 февраля 1942 г.

Самыми последними словами в них были: “Во время немецкой осады в Ленинграде скончались при сильнейших морозах, немилосердно уничтожавших и немцев, такие массы народа, что не успевали хоронить и вначале складывали штабелями покойников. Вот что значит вовремя не эвакуировать население. Тотчас после похорон брата Измаила несчастья стали прилагаться и непосредственно к моему лицу⁷⁷. Так…”.

А что именно “так” – уж не узнать: это последняя запись в воспоминаниях Вениамина Петровича.

Он скончался от дистрофии 10 февраля 1942 г.⁸⁸ Старший сын сколотил из отцовского письменного стола гроб и похоронил отца на Богословском кладбище на Выборгской стороне. Эскиз валуна с “Кругом географии” решительно не пригодился!..⁹⁹

РЕЦЕПЦИЯ НАУЧНОГО ТВОРЧЕСТВА В.П. СЕМЁНОВА-ТЯН-ШАНСКОГО

Если не считать директорства в ЦГМ, В.П. Семёнов-Тян-Шанский не занимал административно-командных высот в российской или советской географии. Но лучшие обобщающие послевоенные работы советских профессоров, не колеблясь, ставили его в ряд буржуазных ученых – не таких, конечно, монстров, как западные антропогеографы и геополитики (Э. Реклю, В. де ла Блаш, Ф. Ратцель, А. Геттнер, Х. Дж. Макиндер и др.), а скорее таких чудаков, как его отец, в тень которого Вениамина Петровича всегда норовили задвинуть [42].

Вместе с тем В.П. Семёнов-Тян-Шанский, безусловно, входил в ту не слишком большую группу ученых первого класса, юбилеи и смерти которых отмечались в географической периодике “Laudatio” или некрологами. О нем в этом качестве писали, в частности, Н.Н. Баранский и В.В. Покшишевский (некрологи: [2, 27]), Л.С. Берг (к 25-летию научной деятельности и к 70-летию), Е.Е. Святловский и А.А. Бобрик (к 35-летию научной деятельности), О.А. Константинов и С.А. Ковалёв, В.П. Коровицын, Н.Я. Ковальская и Ю.Г. Саушкин (к 100-летию со дня рождения), В.Е. Борейко (к 120-летию со дня рождения) [2, 4, 5, 7, 9, 10, 23, 24, 45], Ю.Г. Саушкин [44]. Обозначен был и 150-летний юбилей ученого [11, 35–37, 61].

Особенность случая В.П. Семёнова-Тян-Шанского в том, что потомки реагировали не только на его личные юбилеи, но и на юбилеи выхода его главных научных трудов – 75-летие “Города и деревни в Европейской России” [12, 28, 33] и 50-летие “Района и страны” [21, 22, 65]. И даже отдельных тем или методов: в частности, топонимики [39], музееведения [16, 30–32] или дазиметрических карт [26, 34, 38]!

Начиная с 1979 г., когда вышла статья В.Л. Каганского, П.М. Поляна и Б.Б. Родомана, посвященная 50-летию выхода в свет “Района и страны” и рефлексии на него [19]¹⁰¹⁰, о В.П. Семёнове-Тян-Шанском вспоминают регулярно, хотя и не слишком часто. Его работы и идеи находили отклик не только у географов, но и у экологов и природоохранителей [10], а в последнее время – все чаще – и у политологов [13–15].

В области теоретической географии В.П. Семёнов-Тян-Шанский не оставил прямых учеников. Зато в лице Б.Б. Родомана он обрел себе в потомках превосходного продолжателя своего теоретико-географического направления [42, 43]. Конечно, считать Родомана, при всей его индивидуальности и оригинальности, истинной реинкарнацией Вениамина Петровича было бы преувеличением, но не таким уж большим¹¹¹¹.

Встреча с текстами В.П. Семёнова-Тян-Шанского, а точнее с “Районом и страной”, состоялась у Родомана необычайно рано, еще в студенчестве: «Книгу ВПСТШ “РиС” я использовал в дипломной работе (заимствованный и переработанный мною рисунок)¹²¹² и в статье 1956 г.¹³¹³ Эта и другие важные для меня книги (Геттнер, Бунге, Хаггет) несколько десятков лет имелись в моей домашней библиотеке, но все куда-то исчезли. Ни одну из этих книг я не прочитал, не изучил целиком; я в них только заглядывал и что-то выхватывал»¹⁴¹⁴.

Но картоиды – не главное, что связывает Б.Б. Родомана с В.П. Семёновым-Тян-Шанским как с теоретико-географом. Куда принципиальнее такой “родовой признак”, как установка на синтез географии природы и общества. Да Родоман и сам не открещивается от такого родства: “Своим предшественником в России я считаю В.П. Семёнова-Тян-Шанского” [42, с. 244]¹⁵¹⁵. С ним солидаризуется и В.Л. Каганский: “Для В.П. Семёнова-Тян-Шанского – такова и методологическая позиция и конкретные работы предшественника теоретической географии – география человека не противостоит географии природы, а вершает (sic!) ее; культурный ландшафт оформляет природный и включает его в себя” [20, 25]¹⁶¹⁶.

Между тем публикация 1979 года вызвала ощутимый резонанс, пробудив интерес и к другим произведениям В.П. Семёнова-Тян-Шанского – прежде всего к “Городу и деревне в Европейской России”, а также к его неопубликованному наследию, особенно к мемуарам. Одна за другой стали выходить посвященные ему статьи и публикации его текстов, как неизданных [40, 52, 55], включая главы из воспоминаний, так и ранее уже опубликованных; в частности, “О могущественном территориальном владении применительно к России” – неоднократно перепечатывалось [56, 59, 61].

10 января 1984 г. в Московском филиале Географического общества СССР состоялось совместное заседание семинара по урбанизации и комиссии географии населения и поселений заседание, посвященное 75-летию выход “Города и деревни…”. В дискуссии, последовавшей за докладом П.М. Поляна об этом произведении В.П. Семёнова-Тян-Шанского, приняли участие А.И. Алексеев, С.А. Ковалёв, Н.В. Петров, О.А. Константинов, Н.В. Тагеева (сестра невестки Вениамина Петровича), О.А. Александровская, Я.Г. Машбиц и Ю.Л. Пивоваров [12]¹⁷¹⁷.

Книга “Город и деревня…” В.П. Семёнова-Тян-Шанского представлялась, помимо всего прочего, еще и своего рода подведением итогов эволюции расселения в Европейской России за весь XIХ в. В 1999 г., в преддверии нового века, родилась идея создания аналогичного “отчета–рифмы” за век XX-й; дальнейшее было далеко не “делом техники”, но тяжелой составительской, редакторской и авторской работой, подхваченной “Новым издательством”. Но книга срослась очень быстро и вышла уже летом 2001 г. [17].

В 2009 г. в издательстве “Новый хронограф” вышли воспоминания Вениамина Петровича “То, что прошло”, составленные и откомментированные М.А. Семёновым-Тян-Шанским, внучатым племянником ученого [60] До этого в периодике выходили отдельные фрагменты этой фундаментальной рукописи [53, 54, 57, 58]. Их появление в цельной книжной форме еще более тесно связало имя и судьбу Вениамина Петровича с именем и судьбой Петра Петровича Семёнова-Тян-Шанского. Мемуары сына вполне можно рассматривать и как некое продолжение мемуаров его отца.

Тогда же, в 2009 г., вышла книга А.И. Трейвиша “Город, район, страна и мир. Развитие России глазами страноведа” [62]. Судя по одному лишь названию, она могла бы показаться рефлексией на “Район и страну”, но это не так. У двух авторов совершенно разные материи – теоретическая у В.П. Семёнова-Тян-Шанского и эмпирическая у А.И. Трейвища. От Вениамина Петровича Трейвиш взял “таксономичность”, преобразовав ее в “полимасштабность”, идею которой, в свою очередь, он воспринял от другого географа-классика и своего университетского учителя – Исаака Моисеевича Маергойза, автора двух незавершенных теорий – территориальных структур и экономико-географического положения.

В 2017 г. увидели свет факсимильное переиздание книги “Район и страна”, а также материалы “VI Семёновских чтений”, состоявшихся в Липецке в 2017 г. В книгу вошло сразу три статьи, целиком или частично посвященные В.П. Семёнову-Тян-Шанскому [18, 20, 25].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Вениамин Петрович Семёнов-Тян-Шанский прожил яркую жизнь в науке, многие его идеи и замыслы и в наши дни звучат современно, а некоторые (например, центрография и дазиметрическое картографирование) – и злободневно.

Его научное наследие – национальное российское достояние и гордость. И то, что ни страна, ни профессиональное географическое сообщество не отметило этот 150-летний юбилей достойно – конференциями или изданиями, – огорчительно.

Впрочем, кто сказал, что для этого непременно нужен юбилей?

Представляется, что лучшим выходом из положения был бы выпуск комментированного издания избранных работ В.П. Семёнова-Тян-Шанского.

Возможный вариант названия, обнимающего весь спектр содержания книги: “Город, деревня, район и страна. Избранные работы по антропогеографии и теоретической географии”. В нее вошли бы прежде всего четыре главные книги Вениамина Петровича – “Город и деревня в Европейской России” [46], “Антропогеография Центральной промышленной области” [50], “Район и страна” [51] и “Географические законы. Опыт высшей географии”. Плюс лучшие из тех его опубликованных и неопубликованных статей, которые не перекрываются книжными текстами.