Известия РАН. Серия географическая, 2020, T. 84, № 4, стр. 626-636

ВВЕДЕНИЕ

В марте 2019 г. исполнилось 65 лет со дня принятия постановления Пленума ЦК КПСС, положившего начало крупнейшей в мире по своему глобальному экологическому значению целинной кампании 1954–1963 гг. [15], принципиальным образом изменившей судьбу степей Евразии. Вместо запланированных 13 млн га было распахано порядка 43 млн га земель. В нынешнем году исполняется четверть века с начала традиции проведения комплексных оценок уроков и последствий беспрецедентной целинной кампании. С исторических, социально-политических и аграрных позиций утраченная степь до сих пор осталась в основном нереабилитированной. А такие науки, как степеведение, геоэкология, агроэкология и даже агрономия, пришли к консенсусу о необходимости целенаправленного сокращения посевных площадей в распахиваемой степной зоне путем консервации всех малопродуктивных пахотных земель с переводом их в сенокосно-пастбищные угодья [4, 24, 29]. Такое понимание экологических последствий целинной кампании и предлагаемых мер мы находим у зарубежных исследователей [36–40]. На практике, вместо оптимизации структуры постцелинных агроландшафтов, начиная со второй половины 1990-х годов произошло стихийное сокращение посевных площадей по политическим и экономическим причинам в связи с переходом на другой тип хозяйствования.

Несмотря на радикальные экономические перемены, государство сохранило за собой исключительное право определения вида разрешенного использования сельскохозяйственных угодий. При этом за основу была взята и фактически законсервирована, в том числе земельной реформой, позднесоветская структура сельхозугодий. Таким образом, самая длительная непрерывная пахотная передышка продолжалась в течение 7–8 лет с 1998 по 2005 г. Затем в России и Казахстане стали разрабатываться и внедряться крупномасштабные национальные проекты и программы по восстановлению пахотных земель. К настоящему времени в степной зоне основные массивы залежных земель уже возвращены в оборот, но пока сохраняются участки вторичных степей на наиболее удаленных и наименее продуктивных землях. Именно на их окончательную распашку направлены усилия по ужесточению требований к целевому использованию земель и программы развития органического сельского хозяйства, предусматривающие задействование накопленного залежами резерва почвенного плодородия [19, 20, 25].

Степи однажды уже были распаханы с особой тщательностью. Исторический минимум распашки земель пришелся на начало 1990-х годов. Затем последовали процессы самовосстановления степей до постсоветского исторического максимума 2012 г. Этот же период ознаменован расширением сети степных особо охраняемых природных территорий (ООПТ), апогеем которого стала реализация проекта реинтродукции лошади Пржевальского, поддержанная проектом по сохранению степей ПРООН/МПР/ГЭФ [32]. В то же время действующая система степных ООПТ пока далека от совершенства и не может в полной мере поддерживать сохранение оптимума ландшафтного и биологического разнообразия. Для степной зоны особую важность приобретает экологизация степного землепользования, принципы которой сформулированы еще В.В. Докучаевым и развиты его последователями, в том числе А.А. Тишковым, А.А. Чибилёвым [27, 28, 31]. Одним из средств достижения таковой является совершенствование схем территориального планирования муниципальных образований, в частности, построение природно-экологических каркасов, разработанных на новых научных принципах.

Степные природные массивы вновь стремятся к историческому минимуму, площади залежей сокращаются под действием рыночной конъюнктуры и административных требований. По ряду оценок, к 2025 г. посевные площади наиболее востребованных сельскохозяйственных культур, таких как пшеница и подсолнечник, могут превысить позднесоветский максимум. Сложившиеся условия требуют адекватного подхода к сохранению степей. Пока имеется возможность изучения и сохранения вторичных степей на постцелинных залежах, необходимо отдать приоритет управляемым ландшафтам на степных плакорах с развитием ревайлдинга в его современном понимании [9].

Очередное сокращение площади степей вызвано повышенным земледельческим давлением на степную зону, пашня по-прежнему остается неприкосновенной для изменения вида использования. Пока тенденция напоминает очередной виток экстенсивного земледелия: несмотря на рост урожайности в лидирующих аграрных регионах, фактическая урожайность в степной зоне остается в 2–3 раза ниже их биологического потенциала [1]. В некоторых степных регионах Европейской России наблюдается тенденция к превышению позднесоветского максимума площади пашни, и потенциал самовосстановления степей практически утрачен. Он пока сохраняется в подзоне южных степей в Предуралье, Зауралье и Забайкалье, но также может быть утрачен после их очередной массовой распашки.

Проблема сохранения степей не решается, в том числе из-за отсутствия адекватных сложившимся обстоятельствам схем территориального планирования. В основном эти схемы копируют устоявшуюся структуру землепользования и сельхозугодий, а их научное сопровождение не отве-чает, прежде всего, достижениям степеведения [10].

Становится очевидным, что, с одной стороны, необхоимо продолжать научные исследования по совершенствованию системы сохранения степей и формированию эффективной сети степных ООПТ, и развивать и совершенствовать экологически сбалансированный безопасный каркасный подход в степном землепользовании, с другой.

МЕТОДИКА ИССЛЕДОВАНИЙ

Использованы исторические, статистические и картографические методы, методы полевых ландшафтных исследований и ДЗЗ, авторская методика экспертной эколого-экономической оценки степных эталонов и вторичных степей, подходы и методы формирования региональных экологических каркасов и др.

ОБЗОР НЕКОТОРЫХ РЕЗУЛЬТАТОВ АНАЛИЗА ПОСЛЕДСТВИЙ ОСВОЕНИЯ ЦЕЛИНЫ

Для достижения поставленной цели нами предварительно решена задача по обобщению и актуализации наиболее важных теоретических положений в оценке последствия мегапроектов в сфере аграрного природопользования, выявлена совокупность правовых и нормативных актов, выражающая современную аграрную политику в степной зоне.

Прежде всего, в степной зоне выделено постцелинное пространство, самая экстремальная южная периферия ареала советского целинного проекта, где наиболее уместна реализация идей сохранения оптимума ландшафтного разнообразия степей в каркасной форме и управляемом режиме.

В качестве модели нами исследована западная часть этого пространства, включая Саратовское Заволжье, южные и восточные районы Оренбуржья и сопредельные с ними районы Казахстана протяженностью свыше 1300 км, площадью более 14 млн га с центром в г. Оренбург. Это полоса распространения каштановых почв, среди которых зональные полнопрофильные почвы занимали порядка 7 млн га и были полностью распаханы в период целинной кампании. Зональная целинная растительность на момент распашки была представлена в основном ковыльными степями с Stipa lessingiana. Сегодня не менее 3 млн га этих земель находится под залежами, охваченными восстановительными сукцессиями [11].

На постцелинном пространстве доказана экологическая обратимость глобального целинного эксперимента в силу уникальной жизнестойкости степной растительности, способной восстанавливаться после распашки за 10–15 лет. Сукцессионный статус формирования ранних и средних стадий вторичной сукцессии на суглинистых разновидностях южных черноземов, каштановых и на супесчаных почвах и песках подтвержден у таких доминантов, как S. lessingiana и S. pennata. Эта особенность реакции степных экосистем на пахотную передышку при сохранении очагов генофонда является основанием для консервации стационарных участков с затухающей генеративной активностью и ротации участков с целью сохранения генофонда степной растительности [34].

Пока еще существует возможность вовлечения в природоохранный оборот достаточно крупных степных участков с вторичной степной растительностью. Именно такие участки на постцелинном пространстве рассматриваются нами в качестве ядер будущего экологического каркаса. В степных регионах северо-запада Оренбуржья “экологическими ядрами” на ближайшее время останутся ООПТ, а коридорами – уцелевшие участки целинной растительности в долинах рек, на неудобьях и обочинах дорог. Построение каркаса из таких элементов – это вынужденная мера, адекватная угрозам максимально возможной распашки. Степи в таком каркасе представлены в виде ООПТ высокого ранга или овражно-балочной сетью [11].

В интересах развития территориального планирования постцелинного пространства мы опираемся на развитие степеведения в более конвергентную область знаний и практики – степеномию [34]. Считаем, что данный этап развития степеведения более адекватен ставящимся перед ним целям и задачам оценки состояния степи и их оздоровления в рамках научного сопровождения разработки схем территориального планирования для степных регионов.

Акцент сделан на опережающее развитие технологической составляющей степеномии, прежде всего путем разработки системы природоподобных технологий, которые для степной зоны представляются нам средством поддержания баланса между биосферой и техносферой. Для каждой природной зоны должна быть создана собственная система таковых, отвечающая ее экологической специфике. Для наиболее продуктивной части степной зоны это система инновационных агротехнологий, направленных на достижение баланса между затратами и продуктивностью, включая сбережение влаги и почвенных ресурсов [5]. Для постцелинного пространства данная система должна быть объединена принципом “долгой травы” – приоритетом управляемых природных и полуприродных степных ландшафтов. Природоподобие подразумевает сотворчество природы степи и человека, направленное на увеличение продуктивности ландшафтов и сохранения оптимума ландшафтного и биологического разнообразия [12, 14].

Современная аграрная политика, по сути, сформировалась в результате реализации крупных степных мегапроектов и выражается системой правовых и нормативных актов. Степь пережила ряд “зерновых волн” рынка и “пшеничных горячек” XIX в. и стала ареной двух советских мегапроектов: “Сталинского плана преобразования природы” (1948–1953) и “Освоения Целины” (1954–1963). Их очевидные достижения и недостатки в значительной степени нивелированы вследствие экономических реформ 1990-х годов, но при этом юридически проблема степного землепользования была не только не решена, но и законсервирована распределением всех сельхозугодий на паи без права корректировки вида использования [17].

Зерновой приоритет в аграрной политике принципиальным образом активизировался в 2007–2009 гг. в связи с ростом цен на зерно и одновременным снижением цен на нефть. Значимость экспортного потенциала зерна была признана сопоставимой с экспортом углеводородов. В этот же период нами зафиксирована первая волна “неоцелинной” кампании. В 2012 г. Россия вступает в ВТО [16], в том же году утверждены основы государственной политики использования земельного фонда в Российской Федерации, дополненные в 2014 г. [7, 21]. В 2015 г. принята “Стратегия устойчивого развития сельских территорий до 2030 г.” [26]. В 2017 г. разработан “Проект концепции устойчивого развития мясного скотоводства в Российской Федерации на период до 2030 года” [2]. Постоянно ужесточаются требования к целевому использованию сельхозугодий [20, 25]. Россия вступила в ВТО, не решив проблему оптимизации структуры степных агроландшафтов. Ее нерешенность обусловила уникальную в своем роде проблему уравнительной погектарной поддержки земледелия. Вместо решения агроэкологических проблем это стимулирует экстенсивное земледелие [6]. Мощнейшим импульсом очередной “неоцелинной” кампании может стать масштабное развитие органического земледелия экспортной ориентации. Ставку планируется сделать на максимальное использование естественного почвенного плодородия, прежде всего накопленного залежными землями [19].

Складывается общее впечатление противоречивости современной агронауки. С одной стороны, декларируется приоритет устойчивого развития, агроэкологии, мясного животноводства, с другой – предъявляются требования к распашке залежей с целью полностью восстановить посевные площади. Так как государство фактически оставило за собой эксклюзивное право на определение вида разрешенного использования и взяло за основу позднесоветскую структуру агроландшафтов и их территориальные параметры, особую актуальность вновь приобретает осмысление на государственном уровне идей оптимизации степного землепользования с учетом полученного опыта ведения хозяйства в новых экономических и климатических условиях. В современных условиях это может быть осуществлено путем конвергентной разработки и реализации степного национального проекта.

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

На основе анализа предшествующих разработок и применения вышеназванных подходов и анализа нами сформулировано инновационное представление о степном агроэкологическом каркасе, функциональности и дифференциации его основных элементов, и его взаимосвязи с развитием агротехнологических центров.

Развивая идеи природно-экологических каркасов и адаптируя их к проблеме сохранения репродуктивного (восстановительного) потенциала природных степей с учетом их природоохранной специфики, в силу которой пастбищный режим является обязательным условием полноценного выполнения экологических функций каркаса, мы пришли к пониманию оптимальной для степей сети природных и полуприродных экосистем и их положения в агроландшафте.

На постцелинном пространстве Заволжско-Уральского степного региона выделены основные природные центры или ядра, представленные самовосстанавливающимися степными экосистемами, на основе которых строится каркас, приближающийся к исходной ландшафтно-типологической структуре [13, 30, 32]. В качестве экологических коридоров рассматриваем существующие или созданные по аналогии с полезащитным лесоразведением полосы степной растительности, способствующие генетическому обмену между ядрами и служащие “семенными резерватами”. Выделенные нами ядра и коридоры, сетчатая система степных полос в целом имеет среднюю продуктивность и кормовую ценность и может быть применена в качестве сезонных пастбищ для развития адаптивного степного животноводства. Поэтому рассмотренную выше триединую систему предлагаем рассматривать в качестве степного агроэкологического каркаса для постцелинного пространства.

Степной агроэкологический каркас – это форма сохранения современных степей и управления ими в виде системы крупных степных ядер, коридоров и полос, воспроизводящих исходную ландшафтную структуру и сохраняющих ресурсы для восстановления растительности.

Фундаментальной основой выделения ядер каркаса является наличие и активное развитие близкой к природной степной растительности, но природоохранный акцент делается не столько на фиторазнообразии вторичных степей [36], сколько на ресурсах “титульных степных видов”: из растений – ковылей, типчака, тонконога, эфемероидов; из позвоночных животных – стрепета, дрофы, сурка, сусликов, сайгака и др. Выделяемые нами ядра, как правило, крупные по площади массивы вторичной степной растительности, формирующиеся вокруг “семенных резерватов”. По нашим наблюдениям, такие самовосстановившиеся участки (“ядра”) начинают выполнять эту функцию после 10–15 лет резервирования и установления щадящего режима использования. Именно это свойство рассматривается нами как основной восстановительный потенциал экологического каркаса, который, безусловно, должен быть управляемым, смысл которого как раз и заключается в недопущении необратимых потерь регенеративного потенциала степей. Вышеприведенное утверждение в целом созвучно с концепцией “экологического резерва”, выдвинутой С.А. Бутурлиным [8].

Практически все сохранившиеся ядра, как правило, находятся в тесном контакте (в соразвитии) с полями, что в условиях современной аграрной политики обуславливает их динамичность, прежде всего по периферии. Выделенные нами ядра каркаса дифференцируются по соотношению площадей “семенных резерватов” к общей площади участка и по динамике границ. Для схематического отображения дифференциации использована методика картоидов [23].

Нами выделены следующие типы ядер: эксплозивные с участками “семенных резерватов” внутри ядра, среди которых различаем: эксплозивное экспансивное с расширяющимися внешними границами; эксплозивное лимитированное со стабильными внешними границами; эксплозивное ретирадное со сжатием внешних границ; имплозивные с участками залежей внутри ядра представляющего собой “семенной резерват”, среди которых различаем: имплозивное экспансивное с расширяющимися внешними границами, имплозивное лимитированное со стабильными внешними границами, имплозивное ретирадное со сжатием внешних границ; прессурные сплошные “семенные резерваты”, среди которых различаем: прессурное осциллярное с колебанием внешних границ; прессурное ретирадное со сжатием внешних границ; прессурное стагнирующее – с постоянными внешними границами и растительностью с пониженной регенеративной активностью, как правило, это ООПТ.

Также нами выделен особый тип ядер, характерный для постцелинного пространства, рaзвившийся на российско-казахстанской границе в виде вытянутых “полуанклавов”. Такой тип ядра предлагаем называть периферийно-карманным, так как эти участки вытянуты на 60–80 км и открыты в направлении России короткой, как правило, северной стороной. Именно на этих участках произошло практически полное самовосстановление степных экосистем и они являются определяющими по отношению к выбору миграционных путей популяции сайгака. Эти ядра имеют важное значение для российско-казахстанского сотрудничества по сохранению и восстановлению ландшафтного и биологического разнообразия степей.

Для поддержания основных элементов степного каркаса в наиболее продуктивном и генеративно активном состоянии предлагаем в качестве средств управления систему природоподобных технологий:

1. Стимулирование встречного “вертикального” самовосстановления степей горизонтальными полосами от “семенных резерватов” в волнистом рельефе.

2. Агроландшафтную селекцию залежных процессов, направленную на развитие и поддержание фазы апогея вторичной степи.

3. Формирование крупных массивов целинных и вторичных степей и ленточных степных полос как основных элементов агро-экологического каркаса.

4. Компенсационный агроландшафтный оборот с периодом пахотного режима, равным времени полного самовосстановления степной растительности и вырождения ее в систему: “поле–залежь–молодая степь–зрелая степь–климаксная степь–поле”.

5. Степной ревайлдинг – восстановление полночленных степных экосистем путем насыщения степных фитоценозов дикими копытными или адаптивными породами домашних животных.

6. Создание демонстрационных ландшафтных экспозиций в стиле “натургарден”.

Все они объединяются принципом “долгой травы” и направлены на поддержание наиболее продуктивных стадий сукцессии степных экосистем, и восстановление полночленности их состава, прежде всего путем разведения диких и домашних степных копытных. Приоритетность технологий будет определена исходя из конкретных условий и специфики участков.

Нами спроектирован степной агроэкологический каркас для постцелинного пространства в пределах Саратовской и Оренбургской областей. Выделены также наиболее важные и крупные центры сохранения и самовосстановления степей – ядра: приграничные периферийно-карманные: Алгайское в Саратовской области, Троицкое, Айтуарское и Светлинское в Оренбургской области. Алгайское ядро – один из немногих крупных массивов самовосстановления самых южных вариантов степей в саратовском Заволжье [22]. В Троицком ядре – одном из главных центров самовосстановления степных экосистем на Предуральском плато, местах обитания дрофы и сайгака, спроектирован биологический заказник [3]. В Айтуарском ядре находится участок заповедника “Оренбургский” – Айтуарская степь площадью 6.7 тыс. га, там представлены эталоны низкогорных степей Южного Урала. Светлинское ядро представляет собой самую восточную предтургайскую окраину Оренбургской области с системой бессточных озер, сохранившимися массивами целинных и вторичных степей, в середине которого находится участок заповедника “Оренбургский” – Ащесайская степь площадью 7.2 тыс. га.

В составе агроэкологического каркаса этого пространства также рассматриваем следующие ядра. Донгузская степь – крупнейший в мире массив разнотравно-ковыльных степей на южных черноземах площадью вместе с окружающими степными участками порядка 130 тыс. га. Буртинско-Предуральское ядро площадью 60 тыс. га, в центре которого находится участок заповедника “Оренбургский” – “Предуральская степь” (Центр реинтродукции лошади Пржевальского, 16.5 тыс. га) и научный стационар Института степи УрО РАН “Оренбургская Тарпания”. Это ядро в наибольшей степени соответствует исходной ландшафтной структуре Оренбургского Предуралья, площадь полностью восстановленной разнотравно-красноковыльной и разнотравно-лессингоковыльной растительности на степных плакорax оценивается нами в 9–10 тыс. га. Несколько восточнее Орловского ядра выделяем сопоставимое по площади Буртинско-Воздвиженское ядро с более выраженным холмистым, грядово-холмистым и грядовым рельефом. Разнообразие мест обитания, включая различные варианты плакоров, обусловило наличие практически всех видов перистых и остистых ковылей, включая ковыль восточный, свойственных не только Оренбургскому Предуралью, но и Оренбургской области в целом.

Для староосвоенного северо-запада Оренбуржья площадь ядер на один−два порядка меньше, а сами они могут быть сопряжены с объектами историко-культурного наследия, которые здесь представлены достаточно широко. Нами выделено Аксаковское лесостепное ядро (имплозивное лимитированное) площадью 1.5 тыс. га, сочетающее восстановленную усадьбу С.Т. Аксакова и лесостепной ландшафт, включающий катены юга Бугульминско-Белебеевской возвышенности. Это ядро дополняется сопряженными природоохранными и историко-культурными объектами на историческом маршруте регулярных переездов семьи Аксаковых из усадьбы Аксаково в г. Уфу: горы Луговская (160 га) и Коровинская (210 га) с грядоосевыми степными плакорами на вершинах с восстановленной разнотравно-злаковой растительностью.

Описанный выше агроэкологический каркас должен сочетаться с агротехнологическим каркасом в виде системы крупных центров интенсивного зернопроизводства с максимально возможным освоением биоклиматического потенциала. Эти поляризованные, на первый взгляд, каркасы взаимообусловлены, так как распространение передовых аграрных технологий позволяет увеличивать масштабы восстановления степных экосистем, а приоритет степей, лимитирующий расширение земледелия, стимулирует его интенсификацию до разумных пределов.

ПОДХОДЫ К СТРАТЕГИИ СОХРАНЕНИЯ И ВОССТАНОВЛЕНИЯ СТЕПЕЙ И УПРАВЛЕНИЯ ПОСТЦЕЛИННЫМ ПРОСТРАНСТВОМ (ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ)

Отметим, что в конце ХХ и начале ХХI вв. было создано несколько концепций и стратегий сохранения ландшафтного и биологического разнообразия степей. Для Оренбуржья была разработана концепция “пахотопригодности” земель, подразумевающая консервацию 0.6 млн га малопродуктивной пашни и особый режим использования для 0.7 млн га степной пашни [24]. Также была разработана долгосрочная программа развития мясного скотоводства, базирующая на степных пастбищах постцелинных земель [18], однако эти документы остались практически не реализованными. Судя по всему, степной зоне вновь уготована участь основного производителя земледельческой продукции, в том числе на экспорт.

Наблюдается рост мировых рынков сельхозпродукции, в частности высокая востребованность пшеницы и подсолнечника. Вместе с тем, в стране вводятся строгие требования целевого использования земель, нормативы компенсационных лесов степной зоны (за право вырубить гектар нужно высадить в несколько раз больше). Проводится политика экспортного органического земледелия, направленная на быстрое переосвоение залежей с задействованием накопленного ими природного запаса плодородия. Государство, сохраняя за собой право эксклюзивно определять целевое назначение сельхозугодий, выступая против свободного оборота сельхозземель, в то же время стимулирует наращивание экспортного потенциала зерновых за счет сохранения органического (фактически экстенсивного) земледелия на степных землях. Однако это все выглядит как очередное перераспределение сельхозземель, которое неизбежно приведет к истощению почв.

На обсуждение выносятся следующие концептуальные положения стратегии сохранения и восстановления степей и управления ими на постцелинном пространстве.

1. Перезагрузка земельной реформы с исключением уравнительного принципа распределения сельхозугодий с виртуальным земельным паем (главный тормоз структурных преобразований в степном аграрном производстве) к обретению продуктивными землями эффективных собственников и формированию государственного фонда малопродуктивных и маловостребованных земель степной зоны.

2. Культурная реабилитация степей: преодоление предрассудков и предубеждений по отношению к степям как экосистемам, предназначенным только для распашки и производства зерна. Поддержка полифункционального использования степей, в том числе в щадящем режиме как природных пастбищ. Создание сети центров полувольного содержания степных животных для демонстрационных целей, развитие степного агро- и экотуризма.

3. Выделение трех групп степного землепользования: (1) с приоритетом интенсивного земледелия, к которой должны быть отнесены пахотные земли с наивысшим биоклиматическим потенциалом; (2) переходная (или вариативная) земледельческая или животноводческая в зависимости от климатических изменений и рыночной конъюнктуры; (3) “мясной пояс”, приоритет развития адаптивного животноводства, к которой должна быть отнесена южная периферия степной зоны – собственно постцелинное пространство. При этом элементы агроэкологического каркаса с природной растительностью должны иметь статус, аналогичный статусу “защитных лесов” или “лесов первой группы”.

4. Проведение агроэкологической оптимизации структуры сельхозугодий с выявлением малопродуктивных пахотных земель и приведение их целевого использования в соответствие с природным потенциалом (запасами гумуса, продуктивностью и пр.). Законодательное закрепление оптимизации структуры степного землепользования при построении региональных схем территориального планирования, создание правовых механизмов обязательного включения в эти схемы степного экологического каркаса, прежде всего для регионов постцелинного пространства.

5. Введение запрета на экспорт зерновой продукции экстенсивного земледелия как фактическую торговлю плодородием почв и дефицитными водными ресурсами региона. К экспорту зерна и подсолнечника следует допускать только степные хозяйства, применяющие интенсивные, в том числе природоподобные, технологии с минимизацией почвозатрат и с выходом на рубежи рациональной урожайности.

6. Обязательная замена погектарной поддержки земель (принятую в рамках ВТО) на государственную поддержку единицы произведенной продукции.

7. Внедрение цифровых и дистанционных технологий в мониторинг состояния земельных ресурсов, ландшафтного и биологического разнообразия степей, а также в основные виды степного землепользования, прежде всего полеводство.

8. Стимулирование интенсивных технологий полеводства при помощи экологических регламентов на пахотное землепользование. Достижение баланса органического экстенсивного и высокотехнологичного интенсивного земледелия с реализацией потенциала роста качества и урожайности зерновых и, соответственно, их экспортного потенциала. Внедрение на постцелинном пространстве концепции “нейтрального баланса деградации земель” Конвенции по борьбе с опустыниванием, при котором объем и количество земельных ресурсов, необходимых для поддержания экосистемных услуг и усиления продовольственной безопасности, остаются стабильными или же увеличиваются в конкретно определенных временных и пространственных масштабах.

9. Инициирование новых и актуализация существующих программ по развитию мясного животноводства с приоритетом разведения адаптивных, в том числе аборигенных, пород скота. Развитие степного ревайлдинга в виде системы центров разведения степных животных, прежде всего с использованием ядер степного каркаса.

10. Управление биоресурсами саранчовых и их использование путем разработки и внедрения технологий их переработки.

11. Признание на государственном и международном уровнях (в рамках Парижского соглашения Рамочной конвенции ООН об изменении климата) особой роли степей по депонированию углерода, особой экономической и биосферной ценности ядер экологического степного каркаса, создание постоянных и временных степных плантаций с целью депонирования углерода на малопродуктивных землях постцелинного пространства.

Перечисленные тезисы не претендуют на полноту научного обоснования стратегии сохранения степей постцелинного пространства России, а являются системой концептуальных положений, реализация которых позволит сохранить их восстановительный потенциал, а главное – не повторить ошибки и просчеты целинного мегапроекта 1950-х годов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Дальнейшее развитие концептуальных положений видится нам в рамках реализации конвергентного исследовательского мегапроекта “Географическая изменчивость и адаптация степей под влиянием природных и антропогенных факторов”, который стал бы творческим локомотивом и научным ориентиром по изменению отношения в стране к степям и улучшению их состояния. Результатом этого проекта должна стать детально разработанная стратегия развития степного пространства России с подробным планом действий, который может быть представлен в форме Национального проекта для степного “мегарегиона опережающего развития” (по аналогии с регионами Арктики, Сибири и Дальнего Востока).